Врач

С первым квартетом «мордобойцев» никаких проблем не возникло: к их здоровью еще бы малость мозгов – и хоть в космонавты зачисляй! А так, как в старом анекдоте: «Были бы мозги – было б сотрясение!» Однако у пятого, лобастого, с бритой наголо головой и водянистыми, навыкате, глазами, обнаружилось повышенное внутричерепное давление. Изрядно, надо сказать, повышенное. И Зульфия Разимовна, не раздумывая, отстранила его от участия в турнире.

Безоговорочно.

Так председатель медкомиссии и сообщила представителю клуба, заявившемуся в ее кабинет вскоре после ухода бритоголового бойца. Тот попытался было спорить, но вскоре сдался и обещал прислать замену. В «Тайре» крепких ребят хватало – найдет другого, поздоровее, никуда не денется.

А Ивановой платят за работу, а не за суету под клиентом.

И неплохо платят; многие коллеги искренне завидуют – синекура, и только!

Представитель ушел, и сразу вслед за ним в дверь бочком протиснулся лысоватый мужчина лет сорока – сорока пяти. В руках мужчина тискал картонную папку с какими-то бумагами.

– Карточки принесли? – поняла Иванова. – Наконец-то! Давайте, давайте, я их уже давно жду!

– Да я это… я не карточки, – промямлил мужчина, глядя в пол. – Я на медкомиссию. Это здесь?

– Здесь. Только вы, наверное, ошиблись кабинетом – здесь проходят медкомиссию кандидаты на участие в «боях без правил».

– Да, да, все верно. Я тоже… кандидат! – Заискивающая улыбка и подмигивание, достойное Дон Жуана; правда, Дон Жуана после каменных объятий Командора.

– Вы?!! – опешила Зульфия Разимовна. – Вы хоть представляете, что это такое? Вы от какого-то клуба? Федерации?

– От клуба «Тайра»! – гордо заявил посетитель и протянул ей пластиковую карточку-удостоверение.

– И Константин Георгиевич счел возможным выставить вас на турнир?!

– Да. Счел, – подтвердил мужчина, сияя новой копейкой.

Аж плешь вспотела.

– Вы в списках есть? Как фамилия?

Названная фамилия действительно обнаружилась в списке. Она стояла самой последней и была вписана в распечатку от руки, фиолетовым фломастером.

– Ну хорошо, – вздохнула Зульфия Разимовна. – Раздевайтесь. До пояса. Посмотрим вас.

И сокрушенно покачала головой, окинув взглядом отвисший живот, сутулые плечи и дряблые мышцы «кандидата».

Разумеется, как и следовало ожидать, у мужчины обнаружился полный «джентльменский набор» типичного городского интеллигента, ведущего малоподвижный образ жизни: запущенный остеохондроз, тахикардия, слабая близорукость, варикоз и далеко не радостная кардиограмма.

Большинство из всего этого можно было определить даже на глаз, но Зульфия Разимовна скрупулезно провела полный осмотр, после чего с чистой совестью вывела на карточке «кандидата»: «К турниру не допускается по состоянию здоровья».

Число.

И подпись.

Мужчина был явно обескуражен, но возражать не пытался: тихо оделся, забыв карточку с заключением на столе, и понуро вышел из кабинета.

Дмитрий

– А вечером мне позвонили. Мое начальство. – Зульфия Разимовна аккуратно поставила на столик пустую чашку и бросила короткий взгляд на Ленчика.

Ленчик молча кивнул – продолжайте, дескать.

Все свои.

– Звонок как звонок, ничего особенного, только я сразу почувствовала: что-то не так. И вот, уже прощаясь, наша заведующая центром как бы между делом интересуется: вы, Зульфия Разимовна, сегодня там кого-то до турнира не допустили? Да, говорю, не допустила. Двоих. У одного внутричерепное повышено, ударят – и здравствуй, инсульт!.. А второму вообще трусцой бегать надо. Небось достал тренера, а тот его ко мне сплавил, чтоб отвязаться, – заранее ведь знал, не пропущу красавца! И тут наша заведующая вдруг начинает лирику: дескать, «эти люди сами знают, на что идут», и подписку они дают, и тренер тоже готов – под свою ответственность… А в итоге просит допустить «этого человека» к участию в турнире!

На некоторое время хозяйка дома умолкает, нервно разминая пальцы и глядя в сторону. Да, неприятно, когда на тебя давит начальство. Можно только посочувствовать. Но я все еще не могу уразуметь: при чем тут Олег или я? Да и Ленчик…

– Я сначала не поняла. Думала, она за бритоголового просит. Спрашиваю, а заведующая смеется натянуто: да нет, мол, Зульфия Разимовна, того вы правильно не допустили! И тут я совсем перестаю что бы то ни было понимать. А она мне снова про подписку, про тренера, который готов под свою ответственность, и надо бы пойти навстречу, а если теленок сам лезет бодаться с дубом – мы врачи, а не педагоги, в конце концов, это его телячьи проблемы. Ну, понаставят синяков, глядишь, образумится! Такие, пока на своей шкуре не почувствуют… Нет, нет, конечно же, укажите диагноз, но только вместо «не допускаю» – «не рекомендую». Чуть другая формулировка, не более, и никто не будет к вам в претензии…

Зульфия Разимовна откинулась на спинку стула и перевела дух.

– Трусиха я, Дмитрий. К чему мне конфликт на работе? Мало ли, может, у начальства с «Тайрой» свои дела… Честно составила повторный диагноз, резолюцию «не рекомендую» – и назавтра утром отдала карточку этому «бойцу» с остеохондрозом. А через пять минут является ко мне их представитель: конфеты принес – та самая коробка, которую я на стол выставила! Благодарил – и при мне написал на карточке: «…под личную ответственность». Ну, подписку они все дают, еще до медкомиссии. А перед уходом вдруг спохватился – и кладет на стол два билета. Вот, говорит, это вам. Приходите с мужем. Или с сыном – надеюсь, вам понравится. И ушел, довольный такой. Я на билеты глянула: второй ряд, чуть ли не самые лучшие места! А цена… В общем, Дмитрий, около сорока долларов за каждый.

– Ничего себе! – непроизвольно вырвалось у меня.

– Вот именно, – согласилась Зульфия Разимовна. – А потом, когда деньги в кассе получала – мы ведь не бесплатно на них работаем! – вижу: сумма в ведомости больше обычной. Я-то уже знаю, они меня в медкомиссию третий год приглашают. Кассир говорит: премиальные. Нет, все законно, все по бумагам… И мнение свое я честно написала, и диагноз – а душа не на месте! Ну зачем, зачем им этот книжный червь с остеохондрозом, что они так с ним носятся?! Хоть вы мне объясните: зачем?!

Я только кивнул. А потом спохватился и помотал головой из стороны в сторону.

Я этого тоже понять не мог.

– Вот вы, Дмитрий, – хозяйка дома внезапно подняла на меня глаза. – Вы ведь и помоложе его лет на семь, и явно покрепче будете – хотя и вас, вижу, остеохондроз не миновал. – Я опять кивнул и развел руками: что да, то да… – Не поймите превратно, но я бы и вас скорее всего не пропустила! Скажем так: крепко подумала бы. («А я и сам не рвусь», – пробормотал я.) И тем не менее – заведующая звонит, представитель благодарит, деньги платят, билеты… В общем, неприятный осадок. Словно продалась кому-то. Думала-думала, решила-таки сходить посмотреть. Муж отказался: у него как раз в этот день дела объявились; сына с женой на именины к другу пригласили – короче, второй билет я подарила соседскому мальчишке. Так он, когда понял, что это не шутка, от счастья так заорал, куда там коту мартовскому… Прибралась в квартире, обед сготовила – и пошла. Своими глазами увидеть, что ли…

Врач

Всю дорогу от метро до Дворца спорта у Ивановой спрашивали лишний билетик. Дороговизна изначальная вкупе с дороговизной «вершков» не пугала. Долговязые подростки в кожаных куртках, солидные дядьки, как две капли воды похожие на странного «кандидата», голенастые девчонки на роликах…

Народ желал зрелищ.

У ступеней входа рычало людское море, разделенное надвое местным Моисеем – милицейским полковником. Две шеренги серых мундиров, сомкнувшись плечом к плечу, открывали для счастливчиков доступ в святая святых. Зульфия Разимовна одернула плащ и не спеша двинулась по рукотворному проходу. Ступени. Холл. Вежливая билетерша в стеклянных дверях. Если бы еще Иванова понимала, зачем она сюда пришла…

Исключительно вкусное мороженое придало хоть какой-то смысл сегодняшнему походу.

Трибуны оказались забиты под завязку. Зульфия Разимовна ожидала увидеть публику сорта определенного, более того, сорта хорошо известного – но ожидания не оправдались. Вернее, оправдались лишь частично. Вон и впрямь сидит плечистый молодец со сломанным носом, хоть сразу в бой, последний и решительный, зато рядом блестит очками согбенный наукой профессор, и румянец кипит на гладко выбритых щеках, румянец предвкушения; а за профессором на полряда – выводок соплюх, жадно вперившихся в рекламные щиты на стенах. И смешались человеки, всяк со всяким, взыскуя услад…

Зульфия Разимовна прошла во второй ряд, протолкалась к законному месту и села. Отсюда было видно не просто хорошо – прекрасно. По труду и плата. Центр зала аккуратно застелили зелеными коврами («Татами», – неожиданно для себя вспомнила врач), и вокруг газона-пентаграммы, за столиками, сидели чинные мужчины в костюмах. Боже! – они еще и при «бабочках»… Зульфия Разимовна вспомнила боевик, давным-давно виденный по телевизору. Никаких ковров, никаких «бабочек», а место будущей драки окружали проволочные сетки в два роста.

То ли боевик врет, то ли на сетки у устроителей средств не хватило…

Начало ей, вопреки предчувствиям, понравилось. Заиграла музыка, цветные прожектора завертели леденцовую метель, и на ковры выбежала толпа симпатичных девиц в трико. Девицы принялись махать руками и ногами, иногда попадая в такт, иногда – нет, но выглядело это вполне пристойно. Правда, по трибунам загуляли игривые смешки, а сосед Зульфии Разимовны откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Соседу было скучно. Соседу не нравились девицы.

Сосед хотел, чтоб без правил.

Зато даже сосед оживился, когда девиц сменили парни в белых кимоно, похожие на агрессивных снеговиков. Снеговики по очереди били друг друга ножами, палками и разными предметами, но итог не баловал разнообразием: агрессор непременно шлепался на… (татами – снова вспомнила Зульфия Разимовна). Жаль, музыку отключили, прямо посреди выступления. В последнее время Ивановой нравилась такая, ненавязчивая и мелодичная. Под нее хорошо отдыхать. И, как оказалось, хорошо отбирать ножи или плясать в трико. Сердца мужские раня глубоко. Дома попробовать, что ли…

Начало первого боя она проморгала. На зелени пентаграммы сами собой возникли люди, один в полосатом костюме-тройке, двое других – голые по пояс. Невнятно рокотнуло из динамиков, остальные слова утонули в реве возбужденных трибун; и полуголые сошлись вприпрыжку. Видно было хорошо, но на этом достижения Ивановой закончились: она так и не поняла, что произошло. В памятном боевике все было гораздо отчетливей, а здесь… Один боец почти сразу упал, второй упал на него сверху и принялся азартно шевелиться, пока не вмешалась полосатая «тройка». И так, словно в глупом анекдоте, «восэмь раз». Наконец первый ушел на негнущихся ногах, а второго проводили воплями и свистом.

В самый последний момент победитель обернулся, и Зульфия Разимовна отчетливо увидела его лицо. Совсем молодое, с жиденькими усиками на верхней губе. Лицо противоречило мощному, давно мужскому телу, противоречило всем: удивлением, намертво застывшим на нем, пронзительной голубизной взгляда, кровоподтеком на скуле…

«Хороший мальчик, – подумалось невпопад. – Жаль».

А потом ей стало тоскливо.

Пентаграмму топтали все новые и новые претенденты, они падали, вставали, шевелились, снова падали; в паузах выбегали то девицы, то белые снеговики-забияки, то маленький, похожий на краба человечек с огромным мечом – и снова: полуголые люди падают, встают, шевелятся, выкрикивают сорванными голосами. Вокруг нарастал девятый вал зрительских пристрастий, и Зульфия Разимовна поймала себя на удивительном желании: ей захотелось крикнуть. Как можно громче. Неважно что – лишь бы громче. А еще ей захотелось встать… нет, вскочить и вскинуть руки к потолку.

Глупо.

Стыдно.

Но – хочется.

Она осталась сидеть на месте и даже не крикнула. Потому что буря сменилась громоподобным хохотом. Смеялись все: зрители, строгие судьи за столиками, даже старенькая уборщица в служебном проходе смеялась, опираясь на видавшую виды швабру. Старый знакомый Зульфии Разимовны стоял в ближнем углу пентаграммы и, забывшись от волнения, почесывал отвислый животик. Лысина вовсю отражала свет прожекторов, и голова «кандидата» походила на лик Николы Угодника, намалеванный пьяненьким богомазом. Напротив же вяло приплясывал огромный бородач, все тело которого покрывали устрашающие татуировки. Кажется, бородач был единственным, кто не смеялся (если не считать Ивановой). «Я пришел сюда работать, – невидимым лозунгом висело над бородачом, – работать честно и за деньги, а все остальное меня не интересует».

Полосатая «тройка» сбегала к угловым столикам, заглянула в какие-то бумажки и вернулась обратно.

Отмашка, команда тонет в хохоте – и бойцы сошлись.

Зульфия Разимовна не понимала ничего раньше; не поняла и теперь. Ей показалось, что бородач еще на подходе сунул перед собой кулаком, но рука гиганта вдруг повисла мокрой тряпкой, а лысенький «кандидат» не успел остановиться и с разбегу ткнулся в татуированную грудь. Подбежала «тройка», но было поздно: бородач навзничь лежал на полу, а «кандидат» бессмысленно топтался над противником, даже не пытаясь ничего делать.