Цитаты из книги «Кукольник»

– А свобода, полученная нами от рождения? – директор «Вертепа» все же рискнул выступить напоследок. – Что вы скажете про нее? – Рождаясь, мы не получаем никакой свободы, – твердо ответил отставной бомбардир-майор. – Вы, голубчик, еще слишком молоды. Со временем поймете.

– Знаем. Оба. Тем не менее, я не дам им свободу просто так. – Почему?! – Потому что свободу надо уважать. Вот я, например, уважаю. И не разбрасываюсь вольными, несмотря на пропаганду Штильнером высоких идеалов. Волю, дорогой вы мой, нельзя кинуть человеку, как милостыню. От таких широких жестов воля гниет и воняет. Свобода, подаренная сверху – яд. Сколько хороших людей погибло от этого яда! – А заработанная – лекарство? – мрачно усмехнулся Лючано. – Да. Если работать в поте лица – безусловно, лекарство. Еще можно брать в бою. Но это особый случай, и к «Вертепу» отношения не имеет.

«Очень смешно, когда человек хочет кричать, а не может, – сказал издалека маэстро Карл. – Он тогда багровеет, сипит и делается похож на жабу, надутую через соломинку». «Ага, – согласился Гишер. – Если нажать вот тут, прищемить тут и царапнуть здесь, человек очень-очень хочет кричать и совершенно не может. Это очень смешно, вы правы».

Туахшанские кукловоды выводили свои творения «на люди», только желая умилостивить богов. Тамошние боги – существа вероломные, с кучей комплексов. Любой человек с такими фобиями и маниями давно угодил бы в психушку. А боги – ничего, держатся.

Он не со зла, Никитка, ты не думай. И Анюте разъясни. Науку, ее завсегда кулаком вколачивают, я знаю. Иначе не запоминается. – Я и не думаю. И Анюта без меня все понимает. Она мне первая сказала: бьёт, значит, любит. Ей так бабка Катерина завещала. Мудрость, мол, бабья. – Ох уж мне эти бабы!.. с их мудростью… – Она еще сказала: боль – она разная. Не всегда больно от гнева делают. Бывает, что и от любви… – Тоже бабская мудрость? – Наверное. Она дура, Анюта, а вот поди ж ты…

А я сейчас Никите по жопе надаю, чтоб не болтал помелом, а вы, пан директор, хохотать зачнете. Вот и получится для вас комедия, для Никитки, козла рогатого, трагедия, а для Анюты – драма. Для нее все чистая драма… – А для тебя? – спросил Лючано. – А для меня – радость великая и удовольствие…

У Белой Жизни белая бровь И белый зрачок в глазу. Сугробы-веки, ресницы-снег, Морщины – корявый наст. У Белой Жизни белая кровь И белый по телу зуд, Один раз в год Кого она ждет, Кого она ищет? – нас…

Столкнувшись с допросом под пыткой, агент вдруг выяснил, что получает от этого зрелища удовольствие. Чувственное, физиологическое наслаждение. И старался выжать максимум, прежде чем покинет Кемчугу, вернувшись в цивилизованные миры, где пытку заменяют современные, менее зрелищные методы. «Королева Боль презирает таких ублюдков, – говорил Гишер. – Дружок, если мы не радуемся, когда болит у нас, мы не должны радоваться, когда болит у них. Иначе Королева Боль оставит нас своей милостью. Ты видел прокаженных? У них ничего не болит. Поэтому они разлагаются заживо. Когда проказой страдает не тело, а душа, Королева Боль плачет, уединившись в тайных покоях…»

На Кемчуге жизнь следовало принимать такой, какой ее подкладывают тебе в постель. И не мечтать о красотке с арбузными грудями и дипломом магистра изящных искусств.

«Королева Боль справедлива, – всплыли в памяти слова Гишера Добряка. – Когда она уходит, она дарит минуты райского блаженства. Баш на баш. Не все монархи платят истинным счастьем за свой уход».