21:03
…он еще летел…

…запах пота – резкий, оглушающий. Кровь стучит в висках. Сердце грозит выскочить из груди. Еще! В этот раз все будет иначе. Захват. Вход на бросок… Пол и потолок, словно по волшебству, меняются местами. Зал превращается в аттракцион «Сюрприз». Артур группируется, как учили, но падение вышибает из него дух.

– Вставай!

Он встает.

– Еще!

– Наша кровь! – смеется отец. – Давай!

Щенячий восторг. Кипит в жилах адреналин. Захват, вход – на пределе. Каждый взрыв, как у гранаты – последний. Когда отец показывал на сыне контрброски скручиванием или прогибом, маленький Артур ощущал: он полностью во власти силы, неизмеримо большей его собственной. Сила эта способна сделать с ним все, что угодно. В любой момент, не напрягаясь. Он взлетал к потолку спортзала – к небесам! – и падал на ковер. Затем вставал и лез воевать дальше, прекрасно понимая: шансов против отца у него нет.

Отец смеялся:

– Сила – дело наживное. Ну-ка, еще разок…

Рустам Чисоев не давал сыновьям поблажек. Учил по-взрослому; наказывал, если провинились – всерьез. Стараясь не заплакать, Артур знал: сила отца – честная. Ей можно доверять. Эта сила не причинит ему вреда просто так.

Синяки и ушибы – не в счет. Куда ж без них на ковре?

…сейчас Чисоеву мнилось: он вновь во власти силы, неизмеримо большей его собственной. Только, в отличие от отцовской, эта сила не желала ему добра. Или желала, но по-своему, так, что добро превращалось в маньяка, поджидающего жертву в темной подворотне. Цели и желания новой силы были непостижимы. Ее нельзя назвать по имени, взглянуть ей в глаза, вызвать на бой – пусть без малейшей надежды на победу. Ей нельзя даже плюнуть в лицо перед смертью.

Плевать не в кого.

Он ходил по кабинету из угла в угол. Ковер без остатка поглощал звук шагов. Но Артуру казалось: эхо сотрясает дом, гуляя по закоулкам. Полно, дом ли это? Без Вики дом опустел, утратил смысл. Да, они с женой спали каждый в своей спальне, редко оказываясь в одной постели. Да, они неделями не виделись: когда Артур возвращался, Вика уже спала, когда она вставала – он успевал уехать. Да, они частенько отдыхали порознь: он любил безлюдные пляжи, она – беготню по музеям. Какая разница? Дом нуждался в присутствии жены, как тело нуждается в душе. А если еще и заявлялась Ксюха с малым…

Чисоев открыл бар. Коллекция вин хранилась внизу, в специально оборудованном погребе, походившем на слегка окультуренный пещерный лабиринт. Здесь же выстроились, тускло отблескивая, надменные иноземцы: виски, текила, коньяк для гостей…

Нет, только не коньяк!

Он извлек бутылку 15-летнего бурбона «Wild Turkey American Spirit» и широкий бокал. Постоял, словно взвешивая – бутылка в одной руке, бокал в другой – и вернул бурбон в бар. Заливать горе алкоголем? Отец говорил: мужчина пьет на радостях. Даже на поминках мужчина радуется, что покойник прожил большую, достойную жизнь. Радуется, что после смерти остаются дети и внуки, дела и поступки. Мужчина – тот, кто умеет радоваться…

Включив компьютер, Чисоев рухнул в любимое «президентское» кресло «Empire A» – Вика шутила: «Империя Артура!» – и не ощутил привычного комфорта. Ломило затылок, в поясницу словно гвоздь вбили. Сунулся проверить почту: личный, известный только близким ящик. Письмо было без заголовка, но Ксюхин адрес он узнал сразу.

«Не ищите нас с Вовкой. Мы ушли в свет.»

Артур взглянул на время отправки. Сегодня, в 10:18 утра. Именно это время назвал ему незнакомый мент, сообщая о ДТП с Викой. Мент изображал сочувствие с ловкостью паралитика, бегущего стометровку. Дышащую ненавистью СМС-ку дочь отправила много позже.

Таких совпадений не бывает.

В кармане дернулся телефон. Звонил Паша Гайворонский, замнач службы безопасности. Артур связался с ним из машины, велел разведать: что у Ксюхи дома.

– Артур Рустамович? Докладываю. В квартире вашей дочери никого нет. Записки и сообщения отсутствуют. Мы опросили соседей. Утром, в районе десяти часов, к Ксении Артуровне приехал минивэн «Форд». Трое молодых женщин, коротко стриженые, в длинных хламидах. Похожи на сектанток. Соседи утверждают, что видят их не в первый раз. Номеров не запомнили. За рулем был мужчина. Нет, не Джахарлал; другой. Джахарлал, он же Александр Петров, на работе и ни о чем не знает. Его алиби в этом смысле полностью подтверждено. Женщины поднялись в квартиру. Минут через десять Ксения Артуровна вышла с ними и с сыном. Шла, судя по рассказам, доброй волей. При ней был рюкзак. Все сели в машину и уехали. Объявить в розыск, Артур Рустамович?

Чисоев с минуту молчал – и нажал «отбой».

Он мог объявить Ксюху с Вовкой в розыск. Заплатить ментам, чтоб землю носом рыли. Нанять частных детективов. Выписать для Вики врачей из Израиля и оборудование из Германии. Выяснить все обстоятельства аварии, включая те, что не попали в протокол. Установить, кто стоит за рейдерским захватом отеля и внезапным решением Нацбанка. Узнать, кто надоумил Короедова нанять идиотов-камерунцев…

Артур расхохотался. Смех был похож на хриплый лай. Он свободен! Свободен от всего. От жены, дочери, внука. От бизнеса, денег, обязательств перед партнерами. Свобода! Абсолютная! Осталось лишь освободиться от последнего имущества – здоровья. Скажем, выяснить, что при сдаче крови его случайно заразили СПИДом… Это было, как свободный полет. Полет борца над ковром после броска, успешно проведенного соперником – и за миг до жесткого приземления, когда тебя возьмут в оборот и положат на обе лопатки.

Он еще летел.

Он еще не упал.

Продолжая смеяться, Артур прошел в дальний угол кабинета и отпер сейф. Поставил на стол футляр – бронза углов, красное дерево. Слабое усилие, и защелка открылась без звука.

В алом бархате лежал «Browning BDAO Compact».

Подарок Шамиля на сорокалетие.

ДЕНЬ ВТОРОЙ

08:42
…я вручала вам цветы…

– Зачем вы принесли бульон?

Девушка молчала. В руках ее был смешной, новогодний пакет: еловые лапы, слегка притрушенные снегом, и праздничные, глянцево-яркие шары. Когда девушка переступала с ноги на ногу, в пакете что-то звякало.

Бокалы с шампанским, подумал Артур. Если Новый год…

– Возьмите, – сказала девушка. – Пожалуйста.

Профессор Кличевский нахмурился. Он был с большого недосыпа.

– Возьмите. Это домашнее, для Виктории Сергеевны.

– Ей нельзя бульон.

– А тефтельки? Куриные, диетические…

– Ей нельзя тефтели.

– Даже апельсин?

– Извините, мне надо идти, – профессор только сейчас заметил Чисоева, стоящего у лифта. – Здравствуйте, Артур Рустамович. Я не ждал вас так рано.

– Как Вика? – хрипло спросил Артур.

– Без изменений. К сожалению, мне нечем вас порадовать.

– Мы можем переговорить?

– Минут через тридцать, если вы не против. Только увы, вряд ли я вам скажу что-то новое…

Артур проводил Кличевского взглядом. Девушка стояла, как вкопанная, держа пакет обеими руками. Кажется, она готова была броситься вниз по лестнице, если бы Артур не загораживал ей дорогу. Джинсы, оценил Чисоев. Вытертые, художественно порванные; из дорогого бутика. Блузка с бантом от Valentino. Туфли на низком каблуке, чтобы лишний раз не подчеркивать рост. Все, что пряталось в джинсах и блузке, было на уровне. На очень высоком уровне.

– Вы знакомы с Викой? – он шагнул ближе.

Девушка отступила к окну.

– Я работаю у Виктории Сергеевны. Мы все ее очень любим…

Моделька, понял Артур. Из Викиного агентства.

– Пойдемте на свежий воздух, – сказал он. – Я угощу вас кофе.

Она вздрогнула:

– Не стоит. Вы зря беспокоитесь…

«Да что ж она так меня боится?» – удивился Артур. Складывалось впечатление, что девушка встретила Чисоева не утром в больнице, где полно народу, а ночью, в темном переулке; что дикий хач-насильник вот-вот набросится на жертву. Он вернулся к лифту. Медленно, стараясь не делать резких движений, протянул руки ладонями вверх – будто собаку успокаивал.

– Как вас зовут?

– Таня… Татьяна Андреевна.

– Я сегодня не завтракал, Татьяна Андреевна. Я умираю от голода. Я хочу кофе. Черного и крепкого. У меня, как вы слышали, полчаса свободного времени. Уверен, поблизости найдется тихое, скромное кафе. Вы не составите мне компанию?

– Вы не завтракали? Совсем?!

– Совсем.

Девушку словно подменили. Крепче перехватив пакет, она быстрым шагом двинулась мимо Чисоева. Он нажал кнопку вызова лифта, но девушка не стала ждать.

– Пойдемте, – сказала она с лестницы. – Я вас накормлю.

Вокруг отцветала сирень. Крупные, махровые гроздья клубились облаками – закат над морем. В цветах жужжали редкие, бог знает откуда налетевшие пчелы. Одинокий шмель кружил над дощатым столиком, басовито гудя. Позже этот закуток оккупируют ходячие больные и их родственники, но сейчас здесь никого не было. За огромной липой, там, где начиналась асфальтовая дорожка, девочка лет шести прыгала по расчерченным мелом «классикам». Голова девочки от бровей и выше была плотно забинтована. Левая рука в гипсе, похожая на запеленатого младенца, висела на перевязи. Девочка морщилась – похоже, от боли – и все равно прыгала.

– Вот…

С деловитостью сестры, явившейся на продленку к младшему брату, Татьяна Андреевна опустошала пакет. Бульон, еще теплый, в литровом термосе. Судочек с куриными тефтелями. Ломтики свежайшей, воздушной булки. Из домашней хлебопечки, понял Артур. Два бокастых апельсина. Пластиковые стаканчики. Одноразовые ложка с вилкой. Достань Татьяна Андреевна серебряный столовый сервиз на двенадцать персон – Чисоев не удивился бы. Сейчас он был ребенком, который следит за фокусником и волшебным цилиндром.

– Кушайте, – велела девушка.

– А вы?

– Я завтракала. Мне нельзя много есть…

– Кофе? – вспомнил Артур.

Девушка покраснела от смущения. Так краснеют только рыжие – лицом, шеей, грудью. Она поднесла пальцы к губам, молитвенно сложив ладони. Глаза Татьяны Андреевны наполнились слезами.

– Нет, – прошептала она. – Кофе у меня нет…

– Толик!

Толик возник, как джинн из лампы.

– Организуй нам кофейка.

– По-быстрому? – Толик размышлял вслух. – На кругу в киоске наливают. Из аппарата. Или сгонять в «Шинок»? Как у нас со временем? В «Шинок» – минут за двадцать обернусь.

– Бери в киоске, – принял решение Чисоев. – Если не очень бурда… И тащи сюда. А потом дуй в «Шинок». Татьяна Андреевна, вам с молоком?

– Мне чаю, – тихо попросила девушка. – Зеленого. Пожалуйста…

Толик испарился.

Артур взял тефтельку. Такие готовила мама. Когда сыновья в детстве болели, мама места себе не находила. Это никак не отражалось на ее строгом, красивом лице. Мамино беспокойство находило выход на кухне, откуда неслись вкуснейшие запахи. И еще: когда Чисоевых-младших дразнили «тефтелями», отец, смеясь, объяснил, что «тефтель» – наше, родное слово, от тюркского «кюфте»…

– Куриная грудка, – сказал Артур с полным ртом. – Мама добавляла в фарш сырой белок. Лук она перетирала в кашицу…

Девушка кивнула:

– И размоченный батон. Без корки.

– Батон?

– Обязательно. Я варю тефтели с морковью, петрушкой и сельдереем. Меня научила бабушка, она хорошо готовит. Вам нравится?

– Очень!

– Запивайте бульоном. С вашим телосложением надо хорошо питаться…

– Что вы рекламируете? – спросил Артур.

Она снова покраснела, как если бы он добавил: «Нижнее белье?»

– Бриллианты, – сказала Татьяна Андреевна.

Девочка, игравшая в «классики», перестала прыгать. Привлеченная видом еды, она подошла ближе. Здоровой рукой взялась за чалму из бинтов, скребя повязки ногтями. Наверное, голова у девочки сильно чесалась.

– А я маму жду, – сказала девочка. – Она скоро придет.

Татьяна Андреевна улыбнулась:

– Тебе можно апельсин? Или ты хочешь тефтельку?

– Можно апельсин, – с уверенностью сказала девочка. – Если вам не жалко.

– Нам не жалко. Нам ведь не жалко, Артур Рустамович?

– Ни в коем случае, – согласился Артур.

Налив себе второй стаканчик бульона, он следил, как Татьяна Андреевна чистит апельсин. Ну конечно, бриллианты. Движения ее рук были удивительно пластичны. За ними хотелось следить, не отрываясь. И шея – наклон головы, осанка. Лебединая шея.

– Как ваша фамилия? – спросил он.

– Бойко. А что?

– Ничего. Просто так…

– Славникова, – девочка взяла дольку апельсина. Остальные дольки лежали на салфетке, дожидаясь своей очереди. – Моя фамилия Славникова. А зовут меня Светой…

Ничего, мысленно повторил Артур. Ничего себе. Значит, Бойко. Значит, бриллианты. Он даже не стал интересоваться, кем приходится Татьяне Андреевне директор ювелирной фабрики Андрей Николаевич Бойко.

– Я вас где-то видел? – Чисоев сделал глоток бульона. – Раньше?

– Да, – с вызовом ответила Татьяна Андреевна.

– В агентстве?

– Нет, раньше. В 93-м, во Дворце спорта. Мне тогда было шесть лет…