Перед ним сидел богатырь-первокурсник Сцевола. Спина Сцеволы превратилась в камень, шея – в броневой кронштейн. Больше всего на свете первокурсник хотел обернуться. Больше всего на свете он боялся обернуться.
Мама закатила мне такой скандал, что я зареклась на всю жизнь. «Бьет – значит, любит, – сказала мама. – Ты что, дура, хочешь, чтобы он меня разлюбил?!»
Мы любим благородных разбойников. Неблагородных – тоже, если у них хороший вкус и чувство юмора. Мы ценим элегантных аферистов, рукоплещем ловким ворам, восхищаемся мошенниками, блестящими, как новенькая монета. Авантюрист в кружевном жабо? – ты наш кумир!
Язык книги становится предельно кинематографичным, сценарным в плохом смысле слова. Нельзя ни на что намекнуть, надо четко объяснить: листья желтые, земля коричневая, на заднем плане на расстоянии полутора километров едет паровоз. Напиши вместо полутора километров просто «вдалеке», и потребитель начинает нервничать. Он не может достроить: где – вдалеке?
Коня у них в первую же неделю бешеный варан сожрал, так Придаток пешком шел, Но-дачи на плече нес и сушеную варанятину жевал – в отместку за коня, что ли…