Контрапункт
Двадцать лет спустя, или Настоящие идиоты

Много лет назад мой сын Гай, гиперактивный мальчик пяти лет от роду, играл в соседней комнате. Помню, как сейчас: вот он кричит:

– Идиот! Настоящий!

Иду посмотреть, в чем дело. Интересно же! Гай гоняет на коммуникаторе бурную ходилку-воевалку. Обвешался голосферами, в каждой – кровавый бой. Некий монстр только что сожрал нашего дракона. Монстру объясняют, кто он есть:

– Идиот! Настоящий!

Настоящий идиот стоит на паузе, внимательно слушает. Я смотрю, думаю о том, как было бы славно всех настоящих идиотов Ойкумены поставить на паузу. Пусть выслушают правду о себе, не перебивая.

Тихо возвращаюсь обратно.

(из воспоминаний Луция Тита Тумидуса, артиста цирка)

Говорят, в мире нет ничего постоянного. Врут, сволочи.

Есть, как не быть!

– Вниманию встречающих рейс номер 64/12-бис Сиван – Китта! На трассе в районе Слоновьей Головы зафиксирована активность флуктуации континуума класса 1С-14+ согласно реестру Шмеера-Полански. В связи с этим в маршрут внесены коррективы. Яхта «Красотка», выполняющая рейс 64/12-бис, прибудет с опозданием на восемь часов. Приносим извинения за доставленные неудобства.

Скучает в кресле чернокожий охранник. Скучает на поясном крюке, свернувшись в кольца, полицейская мамба. Пассажиры стараются не подходить: мало ли? Душно, гулко, грязно в зале ожидания. Из стеклянных дверей текут жиденькие струйки народа – счастливчики, кто прилетел внутрисистемными рейсами, спешат домой. Остальные стоят в очередях: проходят таможню и паспортный контроль.

– Движение на трассах в районе Слоновьей Головы будет восстановлено в полном объеме в течение ближайших трех суток. Для зачистки района направлены два патрульных крейсера класса «Ведьмак» с рейдером поддержки.

Сквозняк таскает из угла в угол обертки от дешевого мороженого. Швыряет пустые пачки из-под сигарет, надорванные пакеты. От пакетов несет вонючим бетелем. Мусор скребется о стыки лент полового покрытия, играет картинками анимированных реклипов, бормочет «завлекалочки», потерявшие всякий смысл.

– Пассажиров, отбывающих рейсом 97/31 Китта – Октуберан – Магха отправлением в 13:44 по местному времени, просим пройти на посадку к 124-му выходу терминала "Гамма". Повторяю…

Двадцать лет, подумал Тумидус, ерзая в тесном кресле. Двадцать лет назад я прилетел на Китту молодым штурмовым легатом. Тогда я не считал себя таким уж молодым, зато теперь считаю себя старым. Боюсь, я не прав в обоих случаях. Я не был стеснен в средствах, но взял билет эконом-класса: сейчас уже и не вспомню, почему. А действительно, почему? Обычно я летал с комфортом: релаксаторий, смуглые красотки за стойкой бара, кресло-полиморф, в ушах – квазиживые фильтр-слизни. Слышишь только то, что касается тебя, остальную дребедень слизень глушит. Нет, не помню. Эконом-класс, причины стерлись в памяти. На Китте меня ждала «Этна», моя галера. На Китте меня ждали курсанты; верней, не меня, а моего напутствия. На Китте меня ждал еще кое-кто, пересобачивший жизнь Гая Октавиана Тумидуса вдребезги и пополам. И вот я опять на Китте, опять жду, только на этот раз встречают не меня, на этот раз встречаю я…

Военный трибун встал: спина затекла.

Вокруг него образовалось пустое пространство. Оно и раньше-то имело место: никто из встречающих не хотел садиться рядом с помпилианцем, да еще и офицером в чинах, с орденскими планками. Умом каждый понимал, что волк Великой Помпилии не станет клеймить случайных встречных направо и налево, обращая свободных людей в рабство… Но чувства брали ум под локотки и отодвигали в сторонку. Больше других старалось чувство страха: ну его, мало ли, бережёного бог бережёт! Сидячий, Тумидус внушал ужас; стоячий, он пугал вдвое, и люди пятились, отступали, шли в другой конец зала.

Привык, отметил трибун. Давно привык. Равнодушен. И тот факт, что я больше не способен сделать рабом даже сопливого малыша, не отменяет пустоты вокруг меня – и пустоты в мозгу, где должны по идее жить гордость или обида.

– Командир!

Широкий шаг. Руки воздеты к потолку. И ни малейшего страха в черных, слегка навыкате, глазах. Ровесник Тумидуса, смуглый брамайн носил белый хлопковый саронг до колен, а казалось, что он тоже надел мундир, затянутый ремнями.

– Карна! Карна Амогха!

Остолбенев, люди вокруг смотрели, как Карна Амогха – судя по виду, уроженец Чайтры – обнимается с помпилианским волком-рабовладельцем. Обнимись брамайн с настоящим волком, чмокни зверя в клыкастую пасть, изумления было бы меньше.

– Командир!

К удивительной парочке спешила женщина – миниатюрная гематрийка средних лет, с блеклым невыразительным лицом, не знавшим прикосновения косметики. В отличие от пылкого брамайна, её возглас прозвучал без лишних страстей – скорее оклик, банальное привлечение внимания. Но всякий, кто знал гематров не понаслышке, сразу понял бы, что женщина испытывает ничуть не меньшую, а может, и бо̀льшую радость от встречи. Да что там! Если дама, родившаяся на Шабате, ускорила шаг, почти что перешла на бег, значит, случилось чудо, и даму переполняют эмоции, несвойственные её хладнокровной расе мыслителей.

– Госпожа Цвергбаум!

– Эсфирь-диди! – вторил Тумидусу смуглый Карна.

Обняться втроём было сложнее, но они справились.

– Командир!

Четвертый родился вехденом: энергетом, чей организм накапливал ресурс от соблюдения тысячи правил и миллиона запретов. Запрет на ложь, запрет на прогулки в дождь, запрет на мясо с кровью, запрет мочиться на открытую землю, запрет праздновать день рождения… Кто другой скорее согласился бы на пожизненное заключение, чем на такой список ограничений, но обитатели Тира и Фравардина уживались с последствиями своей эволюции без особого труда.

– Гий!

– Гий Эрдешир!

– Дружище!

Обнялись и вчетвером.

Это напоминало театр – спектакль при полном аншлаге, когда зал разогрет и с восторгом внимает действию. Пустое пространство вокруг Тумидуса заполнялось со скоростью света, того света, который сиял во взглядах шумной, возбуждённой компании:

– Ага, вот и Аделаида!

– Идочка! Звезда моя!

– Баронесса, к нам! Идите к нам!

Аделаида Лопес-Гонзало, баронесса д'Альгар – она только что прилетела рейсом «Террафима – Китта» – кинулась вперед со всех ног, лавируя между рядами с ловкостью лисы, бегущей по лесу. Пышное платье со шлейфом ничуть не мешало баронессе, мастеру спорта по бегу с барьерами, демонстрировать чудеса физической подготовки. Упершись руками в спинку кресла, баронесса перемахнула последний ряд, как мальчишка – ограду в палисаднике, взвизгнула от восторга и рухнула в объятия военного трибуна, зная, что тот поймает, удержит, и никак иначе.

– Гай! Гайчик!

Пожалуй, только она, бесстрашная и прекрасная звезда Аделаида, звала грозного Тумидуса Гайчиком – господи ты боже мой, едва ли не Зайчиком! Люди в зале содрогнулись, ожидая страшного. И страшное не заставило себя ждать: черная как ночь вудуни, красотой соперничающая с баронессой, что само по себе казалось феноменом, достойным миллиона исследователей, властным жестом отстранила соперницу – караул, спасайся, кто может! – и заняла чужое место в объятиях помпилианца. Черт возьми, она сделала это с такой царственной простотой, словно место было своим, заслуженным, выстраданным.

Поцелуй в щеку. Улыбка.

– Н’Доли, – в ответ улыбнулся Тумидус. – Здравствуй, солнце.

Н’Доли Шанвури кивнула: да, солнце. А что?

– Долечка! – вскричала баронесса, разрушая величие момента. – Я тебя ненавижу! Как ты смеешь быть такой хорошенькой? Будь моя власть, я бы запретила тебе выходить на улицу!

– Я бы выглядывала в окно, – парировала вудуни. – А ты бы гуляла внизу и кисла от зависти.

– Я?

– Ты. Ты бы кисла внизу, я – в окне, и обе – от зависти.

– С вероятностью девяносто девять, – уточнила гематрийка, беря обеих за руки, – и девяносто семь сотых процента.

Для Эсфири Цвергбаум это было шуткой. Да, шуткой, причем смешной по меркам гематров. Вероятность, близкая к абсолютной – разве не смешно?

Пассажиры и встречающие переглянулись. Они считали, что на их глазах произошло невообразимое – и ошиблись. Невообразимое только начиналось, и те, кто спрятал коммуникаторы, рассчитывая унести в клюве добычу – уникальные снимки, сделанные исподтишка – жестоко ошиблись.

Вокруг сурового помпилианца сгрудилась маленькая Ойкумена. Так перламутр окружает камешек, попавший в раковину, чтобы превратить его в жемчужину. Ничуть не боясь, представители четырех рас энергетов окружили Великую Помпилию, империю природных рабовладельцев, сконцентрированную в одном человеке. Плечом к плечу с энергетами стояла знатная дама, рождённая среди варваров чопорной Террафимы. Казалось, Тумидус держит их всех на невидимых поводках, управляя каждым движением, каждым поворотом головы. В какой-то степени так оно и было – не здесь, а в космосе, когда коллант Гая Октавиана Тумидуса разрывал оковы притяжения, сбрасывал обузу малых тел, хрупких и ранимых, и общим могучим приливом выходил в волну: коллективный антис, чудо из чудес, которое впервые явилось Ойкумене двадцать лет назад, в орбитальной тюрьме «Шеол». Неспособный более клеймить новых рабов, неспособный удержать в подчинении рабов прежних, Тумидус обрел новое качество: рабство обернулось связями, сохранявшими целостность, а значит, жизнь колланта в открытом космосе.

Меня зовут первым коллантарием, подумал Тумидус. Толпа заблуждается: меня не было в составе первого коллективного антиса, стартовавшего с «Шеола». Я стал коллантарием позже, а рабов утратил раньше. Ну и что? Меня зовут первым коллантарием, и пусть зовут – в какой-то степени это больше правда, чем сухие факты.

Вехден шагнул вперед. Вытянулся во фрунт:

– Господин военный трибун, разрешите обратиться! Майор Эрдешир для участия в почётном карауле прибыл!

Откликнулась гематрийка:

– Старший лейтенант Цвергбаум для участия в почётном карауле прибыла!

– Прапорщик Амогха для участия в почётном карауле прибыл!

– Сеньора дома д'Альгар для участия в почётном карауле прибыла!

Н’Доли кивнула ещё раз: здесь! Дочь Папы Лусэро, она имела моральное право обойтись без доклада. Куда тут докладывать, если в горле стоит ком, а глаза ничего не видят от слёз? Папа, сказала себе Н’Доли Шанвури. Папа, жаль, что ты этого не видишь. Это твои проводы, Папа. Это ради тебя со всех концов Галактики явился, прибыл, примчался почетный караул – коллант Гая Тумидуса. Когда Папа, сидя на крыльце без штанов, перечислял Тумидусу гостей, приглашенных умирающим антисом на собственные проводы, карлик забыл упомянуть про коллантариев. Он сделал это позже, текстовым сообщением, сброшенным на уником в последний момент, так что военному трибуну пришлось сломя голову лететь в космопорт, иначе опоздал бы.

– Спасибо, – прошептала вудуни.

И повторила, ни к кому конкретно не обращаясь:

– Спасибо. Я рада, что Папа вас пригласил…

– Да ладно тебе, – грубовато откликнулся военный трибун. – Держи платок, он чистый. Мы бы все равно собрались, без приглашения.

Мы тащили его из Крови, вздохнул Тумидус. Мы волокли Папу, как дохлого паука. Мы спасали его толстую, насквозь разъеденную Кровью шкуру. Папа, сукин ты сын, ещё бы ты не пригласил мой коллант в полном составе! Стоп! В полном? Нет, дудки, как же я проморгал?! Папа, кто из нас слепой?!

– Где маэстро? Где Карл Эмерих?

В колланте не хватало невропаста – мастера тонких психических настроек. Если Тумидус, фигурально говоря, обеспечивал гитару струнами, то маэстро Карл следил за строем инструмента, подкручивая колкѝ и чутко улавливая разницу в жалкую восьмушку тона.

– Болеет, – ответила Эсфирь.

– Старенький он, – развел руками вехден.

– Старенький, – подтвердила баронесса. – Сердце у него.

– Хотел лететь, – вступился за маэстро брамайн. – Знаете, как хотел?!

– Знаем…

– Билет купил. Врачи аннулировали.

– Главврач лично, гад…

– Бежать пытался…

– Заперли в клинике…

– Иначе сбежал бы, клянусь!..

– Нельзя ему, еле ходит…

Идиот, отметил Тумидус. Настоящий. Это не маэстро, это я идиот. Папа, ты всё учёл заранее? Без невропаста мы не взлетим, то есть не увяжемся за тобой в последний полёт, рискуя жизнью. Нет, Папа, ты учёл всё, да не всё. И знаешь, почему? Потому что я идиот. Настоящий. Надеюсь, здесь все – настоящие идиоты.

Со справкой.

Военный трибун оглядел свой коллант. Глаза Тумидуса подозрительно блестели из-под козырька фуражки. У трибуна были далеко идущие планы, и он не собирался от них отказываться.

– Пассажиров, отбывающих рейсом, – информателла проснулась, заполнила космопорт мелодичным контральто, – 35/6 Китта – Тир – Хиззац, приглашаем на посадку к 83-му выходу терминала «Дельта». Повторяю…