Перед глазами Мафенаса возникает криогроб с телом Эрлии Ульпии. «Варвар оказался латентным телепатом, – бормочет Мафенас. – Они что, все телепаты? Ерунда, бессмыслица… Должна быть закономерность! Нечто общее у всех этих… этих…»
Он активирует линию внутренней спецсвязи.
Аналитический отдел поднят по тревоге. Прокручиваются массивы информации. Стрекочут белковые процессоры, мигают индикаторы – системы работают на пределе.
– Есть! Есть закономерность! – из уникома рвется чей-то вопль. – Они… ботва… Они все были коллантариями! Все, поголовно!
Речь аналитика ускоряется, пронзительный визг уходит в ультразвук. Картина смазывается, галопом несется в будущее. Толпы на улицах, указы, резолюции, ультиматумы, орбитальные боевые станции, корабли, стартующие с военных баз…
Стоп-кадр.
Эскадры на исходных позициях. Сквозь боевые порядки проступает картина: площадь Нумы-Триумфатора перед зданием Сената. На помосте – двое приговоренных: Крисп Сабин Вибий и Марк Кай Тумидус.
– За измену Родине… – гремит над площадью.
Преступники исчезают в ослепительной вспышке аннигилятора. Миг, и Ойкумену от края до края озаряет залп космических армад.
Сгорают в атмосфере станции орбитальной обороны, сбитые огнем штурмовых эскадр. Грависнаряды плющат и корежат боевые корветы Ларгитаса, как жестянки из-под пива. Бело-голубой шар миниатюрной сверхновой вспухает на месте помпилианской либурны. Звено волновых истребителей сопровождения сгорает мотыльками в пламени исполинской свечи. Плывут в космосе развороченные останки кораблей и ледышки мертвых тел.
Полыхают грозовыми зарницами небеса над Тиром, Киттой, Элулом, Пхальгуной, Ларгитасом, Тилоном, Маем, Фебруаром. Наземные ПКО изнемогают. На планеты валится огненный дождь: криогенные бомбы, ракеты с термоядерной начинкой. Когерентные лучи вспарывают города, десантные боты взрываются в воздухе, но большинство достигает поверхности. Ордами муравьев растекаются по округе штурмовики, закованные в силовую броню.
Пылевые облака плывут вокруг звезд, немых от ужаса. Еще недавно здесь вращались процветающие миры: Нисан, Магха, Оуанга, Абан, Хордад, Юниус. Миллиарды жизней… Кварковые торпеды беспощадны, после них на орбите остается лишь пыль, пыль, пыль, как от солдатских сапог на марше. Крейсера-торпедоносцы уже на подходе к новым целям: Тишри, Ларгитас, Бисанда, Фравардин, Унгана, Чайтра, Октуберан, Квинтилис.
Торпед хватит на всех.
…будем грезить, моделируя развитие ситуации.
…развернутая демонстрация с вариантами развития событий и итоговым выбором оптимального. У нас получится. Вероятность – шестьдесят девять и три десятых процента…
Сечень. Зима.
Медцентр представительства Великой Помпилии.
Подвальное помещение, композитная дверь надежно заперта изнутри. На крышке двухместной ванны загорается зеленый индикатор. Крышка трескается посередине, ее половинки скользят вниз вдоль бортов. Из ванны восстают двое живых мертвецов – синевато-желтушных, в потеках плесени куим-сё.
– Да, теперь я понимаю. Поиск решения нельзя было откладывать…
Голый или одетый, Крисп больше не стесняется. Из ящика двухтумбового стола он извлекает сигару, прикуривает, с наслаждением выпускает в потолок струю сизого дыма.
– Расчеты показывали: один на один легче прийти к взаимопониманию…
Гематр устраивается в кресле, пачкая его плесенью, забрасывает ногу за ногу. Плевать хотел Яффе на регулировки кресла и свою больную спину. Кресло под аламом недовольно шевелится.
– Один на один, – повторяет Крисп.
– Да.
– Так, словно в Ойкумене никого нет, кроме гематров и помпилианцев?
– Да, так.
Стены растворяются. Исчезают ванна, стол. Остаются гематр и помпилианец, нагие как при рождении, с глазу на глаз в черной бездне космоса. Софиты звезд высвечивают двух исполинов. Далеко-далеко, на окраине бытия, скучает ангел с трубой. Он бы затрубил, да рот ангела заклеен липкой лентой.
– Ойкумена ничего не узнает о пассажирских коллантах.
– Согласен. Их не существует.
Рой светлячков гаснет во тьме. Мрака во Вселенной становится чуточку больше.
– Ойкумена не узнает о том, что коллантарий может противостоять клеймению.
– Разумеется.
– Коллант-программа империи продолжится.
Редкие искорки снуют меж планетами. Сопровождают корабли, охраняя от фагов, летят куда-то по делам. Количество искорок растет – медленно, очень медленно. Света это не прибавляет.
– Раса Гематр будет в ней участвовать. В том числе и неофициально.
– Колланты, которых нет.
– Только для особых, очень нужных пассажиров.
– Пассажиры – гематры, и никто другой?
– Да. Никто другой.
– Квоты, – Крисп выдыхает целую очередь дымных колец. Достигая алама, каждое кольцо распадается на двадцать призраков: декурия помпилианцев с десятью яйцеголовыми дикарями на поводках. Призраки опускаются в подставленную ладонь гематра. По мановению другой руки вокруг Яффе возникают звездные системы с планетами гематров.
Тишри, Элул, Нисан, Таммуз…
Яффе стряхивает коллантариев на планеты, словно капли с ладони. Меж шариками, окутанными дымкой атмосфер, начинается роение светлячков. Они крупнее тех, что сопровождают корабли; в их мерцании – отблески золота и пурпура.
– Секретные перевозки?
– Неприкосновенность. Уверенность. Почет. Статус.
– Рычаг давления в руках вашего Бюро. Поддержка «Каф-Малаха» высшими слоями гематрийского общества.
– Да.
– А сохранение тайны?
– Вам исключительно повезло, что вашими партнерами оказались мы. Гематры – единственная раса, которая может гарантировать сохранение тайны.
– Понимаю. Гематр не проговорится случайно.
– Еще мы хорошо считаем. Выгоды и убытки – в том числе. В случае разглашения никакие выгоды не компенсируют проблем для отступника.
– А как же почет и статус? Их-то не спрячешь! Иначе зачем они вообще нужны?
– Почетный знак коллантария. Он будет у всех, кто хоть раз выходил в большое тело. Но лишь посвященные будут знать, что он на самом деле означает.
Крисп в задумчивости трет лоб. Лицо его проясняется. На фоне лица гиганта Вселенная кажется особенно темной.
– Биоимплантант с кодированной пси-аурой. Такой не подделаешь. Специальный центр…
Он выдергивает из космоса планету, словно редиску, за хвост. Планета оборачивается зданием Центра Почета. Туда уже выстроилась очередь коллантариев. Слышны обрывки реплик:
– Ну, во-первых, это круто!
– Герои Ойкумены, наше будущее…
– Про скидку для коллантариев слышал?
– Что, правда?
– Туризм – двадцать процентов!
– …VIP-зона – бесплатно…
– VIP-зона? Фигня! Знаешь, как девки на нашего брата западают?
– «Ты со знаком? Встала раком…»
– Девки, скидки… Вы поправку к помпилианскому закону читали?
– Какую поправку?
Диктор зачитывает приятным баритоном:
– …также гражданам империи запрещается брать в рабство участников коллантов любой расовой принадлежности. Нарушение данного пункта влечет за собой уголовное наказание в виде каторжных работ сроком на двадцать лет по унифицированному летоисчислению…
Жестом Яффе стирает диктора в порошок.
– Колланты, – соглашается алам, – гордость, реноме и статья дохода империи. Логичный шаг – обезопасить всех без исключения коллантариев от возможных посягательств. Прямая и косвенная экономическая выгода. Рост имиджа Великой Помпилии на семнадцать с половиной процентов.
– При таких бонусах коллантарии за знаками бегом побегут! От наших мы их обезопасим… Вернее, наших от них. Только в коллант-центры народ тоже ломанется…
– Существуют тесты, процедура отсева…
– Ладно, – говорит помпилианец. – Справимся как-нибудь.
– Справимся, – кивает гематр.
В руке Яффе возникает влажная губка. Алам стирает Ойкумену со всеми ее звездами, планетами и туманностями. Мрак выцветает, бледнеет, теряет глубину. Но прежде, чем Ойкумена исчезнет окончательно, унтер-центурион Вибий произносит:
– Никакую тайну нельзя хранить вечно…
В голосе Криспа звучит труба – кажется, что ангел все-таки трубит, даже с заклеенным ртом.
Он мылся, как никогда в жизни.
Душевая в центре, куда их отвел молчаливый – его счастье! – медбрат, была истинно сеченской: чисто, но бедно. Великой Помпилией тут и не пахло, а пахло хлоркой, дезинфекцией, цветочным освежителем воздуха и чуть-чуть канализацией: барахлил затвор слива, что ли? Крисп разделся догола, если и удивляясь, так тому, что не испытывает ни малейшего стеснения, встал под ближайший душ, пустил воду и с минуту стоял под холодными, черт их дери, струями, чувствуя, как вода постепенно нагревается. Потом вслепую, не открывая глаз, нашарил мочалку и мыло.
И приступил.
Крисп Сабин Вибий хотел содрать с себя кожу. Невыносимо, думал он. Я невыносимо, чудовищно грязен. Воспоминания о совместном арт-трансе прилипли к телу, въелись в шкуру, оскверняя молодого унтер-центуриона самим фактом своего существования. Плесень, теснота, мужское тело, лежащее рядом – ерунда. Главное, это память об унижении империи, о смертельно опасных трещинах в фундаменте бытия – овцы с клыками, беззубые волки, поиск компромиссов, финт, угроза, отступление, атака, снова финт, и все ради чего? – лишь бы выгрызть, вырвать с мясом не победу, не сладостный триумф, но шаткое, ущербное равновесие.
Сеанс заплесневелой аналитики занял около двадцати минут. Выбравшись из ванной, Крисп тупо смотрел на часовой браслет-татуировку. Он готов был поклясться, что провел в грезах часов шесть, если не больше. Умер, воскрес, снова умер, целую жизнь разобрал по винтикам. Двадцать минут, надо же…
– Я скоро уйду, – сказал Яффе.
Он мылся в соседнем боксе. От Криспа гематра отделяла тонкая стенка, облицованная зеленой плиткой. Ударь кулаком – сломается.
– Возьмите образцы плесени: капсулы для хранения лежат в отделении под матовым козырьком. Автопломбировка, девять степеней защиты. Три капсулы я уже наполнил, они в кармане моего пальто. Еще три вы должны отправить на Октуберан, вашему начальству. Желательно курьером: время не ждет. Мой контактный номер возьмите у дежурного: я оставил.
– Почему дежурный? Почему вы не сбросили номер на мой уником?
– Я не знал, кто выйдет ко мне. Говоря откровенно, вас я не ждал. Сейчас я рад, что моим партнером по арт-трансу оказались именно вы.
– Рад? Скажите лучше: я рассчитал сорок бочек арестантов! Вы, любезный господин Вибий, подходите мне на хрен целых триста десятых процентов! Анонимный звонок в полицию – ваша работа? Вы хотели, чтобы мой… э-э… мой шеф…
– Марк Кай Тумидус, – уточнил Яффе, давая понять, что экивоки ни к чему. – Манипулярий Тумидус, племянник военного трибуна Тумидуса.
– …задержался на Сечене? Чтобы он увез с собой образцы плесени, как базу для переговоров? Шутка в духе гематров – племянник военного трибуна в качестве курьера!
– Остальную плесень уничтожьте, – спокойно продолжил Яффе. Он так четко артикулировал каждый звук, что журчание воды нисколько не мешало Криспу слышать алама. – Когда образцы будут помещены в капсулы, закройте крышку и дождитесь прерывистого сигнала. Затем приложите к сенсорам панели три пальца правой руки: указательный, средний и мизинец. Все содержимое ванны утилизируется без возможности восстановления.
– К каким сенсорам приложить пальцы?
– К любым. Пока мы грезили, с вас были сняты отпечатки пальцев. Программа уничтожения реагирует на комбинацию пальцев, а не на конкретные сенсоры. Ванну, если хотите, можете оставить себе. Подарить центру, продать, все, что угодно.
Отпечатки, подумал Крисп. Что еще сделала проклятая ванна за время сеанса? Нет, я не стану ее продавать. Я ее уничтожу, сожгу, расплавлю до последнего винтика… Он вдруг сообразил, что мыло – хвойное, и ничего. Крисп с детства терпеть не мог запаха хвои. В сосновый лес – ни ногой. А сейчас – наплевать и растереть. Ну, хвоя, и что? Он ухмыльнулся, чувствуя, как вода затекает в рот. Сгори дюжина обитаемых планет, говорила эта кривая ухмылка, и Крисп Сабин Вибий лишь плечами пожмет: ну, планеты, и что? Я сломался. Сломался, а потом сросся заново, как дурацкий клинок, придуманный Яффе в качестве сигнала. Мной опять можно драться.
Только ли драться?!
– Я вам признателен, – Яффе вышел из бокса. Он двигался с аккуратностью канатоходца, опасаясь поскользнуться на мокром полу. – Мы отлично сработались. Ваша эмоциональность отчасти передалась мне. Такое случается при совместном арт-трансе. Уверен, что у вас также улучшилось аналитическое мышление. Эффект пси-наложения: это ненадолго, часа два-три, и пройдет. Пользуйтесь, пока есть время.
Пользуюсь, кивнул Крисп. Он ударился лбом о плитку и тихонько засмеялся. В мозгу уже складывались кое-какие схемы, посылки ложились ступенями к выводам, оформлялись наброски будущих действий, звено за звеном. Стало ясно, почему мозг работает наилучшим образом, блокируя пагубное влияние чувств, не отвлекаясь на необходимость поддерживать беседу. Прообраз многопотокового мышления гематров? Два-три часа? Спасибо, мы постараемся уложиться в срок…
Повернувшись к Криспу спиной, Яффе растирался полотенцем. В душевой было прохладно, кожа алама, бледная от природы, быстро краснела.
– Похожий взаимообмен, – речь Яффе осталась внятной и четкой, словно он не растирался, а стоял на сцене, – происходит в колланте, если коллантарии слетались, притерлись друг к другу. В большом теле – до четырех процентов; в малых телах, когда коллантарии собираются вместе – два с половиной, максимум, три процента. Коллантарии этого не замечают…
– Почему?
– Слишком мал процент. Только гематры способны засечь повышение эмоциональности на три-четыре процента, засечь и осознать причину изменений. Считайте, что эту информацию я дарю вам безвозмездно, в знак благодарности.
Крисп сел на скамейку, бессмысленно мазнул полотенцем по колену. Желание содрать кожу исчезло без следа.
– Что вы потребуете от меня? – спросил он. – В знак ответной благодарности?
– Потребую? Я же сказал: безвозмездно. От вас я не потребую, а попрошу вернуть мне господина Пробуса вместе с его астланином. В качестве жеста доброй воли, как залог будущего сотрудничества. При открывшихся обстоятельствах вам больше не нужны наши коллантарии. Всю информацию о пассажирских коллантах вы получите от нас непосредственно.
– Я не решаю такие вопросы.
– Знаю. Вы просто передайте Марку Тумидусу мою просьбу.
– Зачем вам Пробус?
– Мы обещали этим людям защиту и высокооплачиваемую работу. Раса Гематр привыкла выполнять свои обещания.
– А если наш коллантарий не захочет возвращаться?
Яффе вернул полотенце на вешалку:
– Вы, вне сомнений, сумеете его переубедить. Нам предстоит решить куда более серьезные проблемы, а с этой вы справитесь шутя. Вероятность – девяносто восемь и семь десятых процента. В конце концов, информация, которую я вам предоставил авансом, стоит тысяч таких, как Пробус и Якатль. Согласны?
Он дал обещание, понял Крисп. Лично он, а не раса Гематр. Он пообещал кому-то, кто раньше курировал пассажирские колланты, заботиться об этих людях. Отставной куратор – нет, он не из спецслужб. Криминал? Вряд ли, на чистом криминале дело быстро сорвалось бы в штопор. Скорее делец, магнат, финансист, мастер балансировать в серой зоне, делать золото из грязи. Гематр, как и Яффе. Алам перехватил контроль над коллантами – а ведь их больше одного! Два? Три?! – взамен же посулил дельцу сохранение прибылей. Забота о коллантариях – Яффе воспринимает это как обязательство. Он будет вытаскивать Пробуса с Якатлем из наших когтей, спасать, прикрывать со всей гематрийской обязательностью. Официально он ничего не может нам предъявить: по законам империи Пробус – преступник, нарушитель указа. Яффе убежден, что из страха Пробус будет сотрудничать с нами, отрицать свое похищение, клясться в вечной любви к родине, Сенату, Марку Тумидусу лично – тем более его надо спасать, потому что сам он не спасется. Но гарантии, выданные таинственному магнату – не единственная причина, по которой Яффе желает вернуть сукина сына Пробуса. Есть что-то еще, о чем я не знаю, а он не скажет. Куратора колланта легко заменить, астланина – тоже… Другой куратор не впишется в структуру исходного колланта? Исказит эту структуру? Сорвет Яффе далеко идущие планы?!
Думалось легко. Крючки входили в кольца, штырьки в пазы. Размышления о Пробусе не мешали выстраивать цепочку причин и следствий в совершенно другой области, изучать перспективы, чей черед придет в будущем. Спасибо, подумал Крисп. Большое, просто огромное спасибо. Теперь я понимаю, что значит три-четыре процента гематрийской логики. Честное слово, я огорчусь, когда эффект сойдет на нет. Я застрелюсь, не в силах жить клиническим идиотом. Великий Космос! А ведь Яффе не собирался делиться со мной информацией о взаимообмене! Он рассеян, он себя не вполне контролирует. Гематр, он пьян моей чувственностью, дурманом для холодного рассудка, он захмелел и сболтнул лишнего…
– Я передам вашу просьбу, – Крисп улыбнулся самым приятным образом. Получилось, как у гематра, что в данном случае играло Криспу на руку. – Полагаю, вам пойдут навстречу. Заглядывайте, не стесняйтесь, как к себе домой. Я велю дежурному выписать вам пропуск. Если захотите принять еще одну ванну, я буду только рад.
Король:
(недоверчиво)
Два миллиарда подписей?
Лопес:
Клянусь!
Король:
Два миллиарда? Боже всемогущий!
Кардинал-советник:
Скорее, дьявол. Дьявольская гнусь!
В раю перетряси господни кущи,
Не соберешь и тысячи святых,
А тут мильярды! Грешники, скоты…
Помянешь беса, глянешь – вот и он,
И имя, как известно, легион!
Лопес:
Святой отец, петиция в защиту
Поэта была выложена в вирт.
Сказал бы я, что с Ойкуменой флирт
Дал результаты. Кстати…
Кардинал-советник:
Трепещите!
Флирт с Ойкуменой? Бог вас не простит!
Лопес:
Да я-то что? Поэта бы спасти…
Король:
А что маркиз?
Лопес:
Кричит, что подписантов
Развесит на фонарных он столбах,
А коль столбов не хватит – знать, судьба
Остаток сволочей заслать десантом
На кладбище и выстроить в гробах
Для устрашенья…
Король:
Всех? Без исключенья?
Болезнь ужасна, но страшней леченье!
Пусть подписант ничтожен, как комар –
Два миллиарда подписей… Кошмар!
На этом фоне мы – зубастый цербер,
На этом фоне мы – сортир в раю…
Кардинал-советник:
(с энтузиазмом)
Давайте, я их отлучу от церкви!
Давайте, наложу епитимью!
Король:
Допустим, эти горе-легионы,
Источник наших бедствий и тревог,
Всем скопом прилетят к нам в Эскалону
И гаркнут: «Где поэт? Спасай его!»
Да мы оглохнем от такого шума,
Да мы от суеты сойдем с ума,
Да мы…
Кардинал-советник:
Утешить короля спешу я –
Пускай летят! У нас ведь есть тюрьма!
Король:
Вы идиот, хоть человек ученый –
Тюрьма на два мильярда заключенных?
Лопес:
(в сторону)
Замечу, как большой знаток петиций –
Никто, конечно, к нам не прилетит,
Но пусть его величество боится,
Пускай теряет сон и аппетит.
Когда монарх от страха впал в маразм,
Поэт весомей в два мильярда раз!
О проекте
О подписке