Читать книгу «Летят Лебеди. Том 2. Без вести погибшие» онлайн полностью📖 — Геннадия Анатольевича Веретельникова — MyBook.
image

Как начиналась война…

О всех историях про войну, можно сказать так:

Красивые не верны, а верные не красивы…


О войне можно рассказывать по-разному.

Можно с помощью языка цифр, названий полков, дивизий, блистать знаниями о количестве войск, самолётов, патронов и партизан … А можно рассказать человеческим языком, который был придуман не для профессиональных военных и историков, которые не читают романы, в принципе. Я говорю о языке писем.

В первом случае рассказ будет понятен самому военному историку, который самоутверждаясь будет увлеченно грузить цифрами дат, точным количеством войск и их потерь, и такой язык будет понятен такому же историку, который всё это и без него понимает и знает. Но такой рассказ вгонит в скуку и грусть обычного человека, такого, как мы с вами.

Я постараюсь рассказать о начале войны не как историк, а как человек, которому в руки попали обычные дневники и письма, иногда обычных солдат, детей, подростков, военнопленных, санитаров, лётчиков, танкистов …, а иногда и необычных. Очень необычных. Насколько это всё будет интересно, решать вам.

Но, забегая наперед, скажу, что вам будет всё абсолютно понятно.

А это уже результат!

Итак.

Прежде, чем мы начнем самую сложную тему в современной истории – начало и процесс военных действий, в какие были вовлечены наши с вами двадцатилетние «дедушки» 22 июня 1941 года, я хочу показать вам карту, на которой надо обратить внимание только на количество кружочков.

Каждый кружочек – дивизия.[4]

Кому интересно, что такое дивизия, гляньте на ссылку.

И вот мы видим количество наших войск и количество немецких войск на ключевую дату – неделя до начала войны. Думаю, что не надо быть историком, чтобы понять – война была неминуема. Представьте себе на минутку, что у вас под дверью находится иностранная армия – человек с триста. Все вооружены до зубов.

Совсем недавно они уже отняли такую же территорию, как ваша. Вот интересно, насколько лично вы будете себя спокойно чувствовать в этом случае, даже если вы подпишите с их начальником бумажку, в которой будет написано, что вы «друзья». Но эти «друзья», после подписания этой самой бумажки, будут стучать вам по ночам в двери, пытаться пролезть в форточку и увеличат за неделю группировку свою в десять или двадцать раз?

Почему-то мне кажется, что спокойно спать вы в своем доме не будете. А начнете, как-то готовится к тому, что все-таки эти солдаты, рано или поздно взломают вам дверь …

После многочисленных подтверждений, что война неминуема и начнется именно 22 июня, Ставка таки создала документ, который приводил в полную боевую готовность наши войска. Беда в том, что не до всех она дошла в тот вечер, перед вторжением. Но хочу заметить, что ничего кардинального бы это не поменяло, потому как гляньте на эту карту ещё раз и вы поймете – о чем я пишу.

Идем дальше.

У фашистов был разработан некий план вторжения[5], в котором были свои сильные и слабые стороны, но безусловно он был разработан с учетом проблем нашей армии, которые мы научились преодолевать только в конце 1942 года. Вот ровно столько (полтора года) нам не хватило, чтобы быть готовыми к неожиданностям, которые готовили перед нашей дверью германские солдаты, повинуясь приказу Гитлера.

В связи с тем, что первое письмо и дневник, о котором речь пойдет ниже, принадлежит танкисту – рассказ будет о самом крупном сражении техники за всю историю Второй мировой, и это будет не Курская дуга. До неё ещё целых два года с копейками – это сражение было под Дубно (Западная Украина). Там мы проиграли – поэтому вы о нём и не слышали (хвастаться нашей пропаганде нечем). Проиграли с большими потерями, как в технике (танках, самоходках, самолётах), так и в живой силе, которая, практически, вся попала в плен. Просто для сравнения приведу несколько цифр.

В этой битве, которая началась сразу, как гитлеровцы развязали войну, с двух сторон участвовало 4500 танков и самоходок![6] Причем со стороны фашистов участвовало всего 800 машин.

Их проблемы – им нужна была асфальтированная дорога,[7] потому, как целью прорыва по трем основным направлениям (о чудеса – по каждому направлению была одна единственная хорошая дорога на нашей территории!) «Север», «Центр», «Юг», было молниеносное наступление с захватом крупных городов, мостов, железнодорожных узлов, и только вторичной целью было окружение наших войск.

Наши же войска, когда началась война, думали, что главная цель окружение, и потому вели себя соответственно – жгли драгоценное топливо, постоянно меняя место дислокации (нахождения).

Радиосвязь у фашистов была установлена на всей подвижной технике, и они ей пользовались, как в режиме боя, так и при перемещении.

На наших танках, только на каждом четвертом, коим являлся командирский танк,[8] это в лучшем случае, в обычном варианте одна радиостанция на батальон. Поэтому в режиме круговерти боя, наши танкисты воевали с открытыми люками, и получили от фашистов прозвище – маус (мышь), потому как с открытыми люками были на них, на мышей, похожи.[9]

Дубно – это населенный пункт со всех сторон, окруженный болотами, через который и проходила одна из основных дорог, по которой шло стратегическое наступление немцев. Соответственно у фашистов, техника которых нуждалась в асфальте, была цель – захват этого ключевого города, через которых проходила одна из трех очень важных для них магистралей.

Карта 1944 года

Наши командиры, после начала вторжения (войны), до этого тоже додумались и послали в Дубно стрелковую дивизию. Вот тут проясню – послали пешком. А дивизия располагалась за много часов пути от Дубно. Техники у нас для перевоза пехотинцев повсеместно не было.

Итог понятен – не успели. Пытались штурмовать уже занятый немцами город. А вся остальная масса танков не имела единого управления после того, как они вступили в бой, тем более очень хорошо у немцев работал радиоперехват, и ко многим «сюрпризам» они были уже готовы. Помимо отсутствия связи между частями в бою (связные с пакетами были, но ситуацию они усугубляли – слишком запаздывала информация. Пока посыльный приходил – ситуация на поле боя давно уже была другой). Далее – самое важное. Приказ об отступлении мог дать любой командир, потому сплошь и рядом были отступления без приказа командующего армией или фронтом, а это означало, что вы, удерживая полосу фронта в десяток километров, думая, что соседи так же сражаются, вдруг видели в своем тылу фашистов. А это оказывается, что ваш сосед отступил и оголил фланг, куда немцы и зашли. Итог – окружение и, как следствие – «котёл», в котором варились, погибали и попадали в плен, иногда целые Армии.[10] И только в 1942 году, летом, был издан приказ № 227, карающий за отступление любого подразделения Армии без приказа, чуть ли не командующего Армией.[11] Были, конечно и маленькие победы, но это было скорее исключение, чем правило.[12]

Умудрились сотворить танковую пробку во Львове. Там все улицы созданы средневековыми архитекторами так, чтобы наступающий враг (не знающий особенности города) не смог дойти до центра. А наши танкисты в неимоверном количестве решили сократить путь на фронт. Они, конечно, не враги, но особенностей города они не знали. Танкисты не пошли через поля вокруг города, а пошли через город – напрямую. Итог – город встал в танковых пробках.

Пока разобрались – фашист продвинулся в глубь на сотни километров не встречая сопротивления.

Далее. Поломки. В некоторых случаях несовершенная техника выходила из строя прямо во время марша. Процент ужасающий. В целом – половина не дошла до поля боя и осталась стоять по полям и лесам, служа фрицам «натюрмортом» для фотографий, которые они посылали к себе домой.

Та техника, что дошла – вступала в бой. Командиры руководили в целом правильно, но … танки без пехоты, без авиаподдержки, без артиллерии[13] – неэффективны. Пехота без грузовиков безнадежно отстала. Самолёты летали, но без радиосвязи сообщить о перемещении войск было, толком, некому.

А потом у всех закончилось топливо. А в окружение доставить топливо не было никакой возможности. Трофейное топливо не подходило. У нас был дизель – у них бензин.

На этом было всё. 29 июня 1941 года бои были закончены.

Началась вторая фаза – героический выход из окружения.

Повезло не всем. Большая часть попала в плен.

Количество техники сократилось на 90 %!

Это был разгром.[14] Вот так для нашей страны началась война…

************************************

По ту сторону брони…

Танк, который первым идет в колонне, считай смертник


Закончил училище и как командир танка направлен на военную службу в Белоруссию.

22 июня 1941 года началось как у всех на западных заставах.

Около 4.00 шквальный огонь по территории заставы. Мы же стояли в леске, что рядом (отдельная рота НКВД в Л-ом погранотряде), при роте были прикомандированы три танка Т-34-76 для обучения личного состава основам борьбы с танками противника. Когда немецко-фашистские оккупанты пошли на штурм заставы, мы замаскировали танки и ждали приказа от командира погранотряда. Связной, заряжающий одного из танков, которого я послал в штаб отряда, не вернулся. В связи с тем, что только в одном из трёх танков есть боекомплект (два других, предназначенных для обучения л/с, были пустые) наш отряд не мог оказать полноценное сопротивление, потому было принято решение мной ждать до 23.00.

Боекомплект мы разделили на три танка поровну. Не дождавшись ответа из штаба, я принял решение – внезапным манёвром на трёх танках прорваться в расположение погранотряда.

23 июня 1941 года в 2.00 мы завели танки и распугав своим видом пехоту противника ворвались к своим. Без потерь. Там мы выяснили, что боезапас на исходе и долго продержаться не получится. Два дня, 23 и 24 июня мы сдерживали противника на подступах к рубежам заставы. 25 июня 1941 года нами было принято решение прорываться из окружения на трёх наших танках, и уходить в сторону Б. Прорвав первое кольцо окружения, мы упёрлись в подразделение немцев, которые имели на вооружении зенитные установки. С учётом того, что боезапас с одного танка мы распределили на три, снаряды приходилось экономить и бить только наверняка. Мы потеряли два танка в первые два часа боя. Первый танк был обстрелян, заклинило башню, но мы прорвались…

Вскоре закончилось горючее. Танк пришлось притопить в реке, но к своим мы прорвались.

Меня определили в танковую бригаду. Мы получили новые танки, погрузились на поезд. Направление – Киев. Первый бой в новой части. Мне и моему экипажу не повезло, и там я первый раз сгорел. Попал в танк снаряд – всех в танке убило, чудом из всего экипажа остался живым я один.

Помню, по броне удар такой силы, что как голова внутри взорвалась и кожа от мяса отделилась. Танк мой встал и загорелся. Мой экипаж остался убитый внутри, а я смог выскочить. С танка своего спрыгнул по ветру, как учили, чтоб в дыму спрятаться. Пистолет уже был в руках. И вот я нос к носу сталкиваюсь со здоровым рыжим немцем. Автомат у него на шее висит, видать в горячке боя забыл про него, когда меня увидел, ну и руки ко мне тянет. Видимо хотел меня придушить голыми руками – уж очень он здоровый был. Выстрелил я ему в грудь из ТТ и побежал… Моё счастье, что перед этим самым боем командир роты дал мне пистолет какого-то убитого политрука, и хорошо ещё, что я его зарядил перед боем. С тех пор всегда всё стрелковое оружие с патроном в патроннике держу, к выстрелу, так сказать, готовым.

Немец тот, какое-то время перед глазами стоял. Первый мой фашист, убитый собственными руками, а не из орудия танкового, где-то там, по ту сторону брони…

Утром уже выяснилось, что в экипаже командира соседней роты ранили командира орудия, и меня определили к нему. С ним сражались на Украине. Потом его убило. Третьего, вообще, не помню. Четвертым был осетин. В итоге так я сменил семь танков. Последним командиром танка у меня был Володя. Хороший был мужик. Он одиннадцать танков немецких сжёг, а потом убило его…

Второй раз я горел в танке, когда нарвались на «тигра». Я по нему луплю, а от него только искры летят и хоть бы хны ему, а вот, когда он начал по нас лупить, то тут стало всё плохо. Первый бронебойный от него попал в нижнюю часть. Сразу убило нашего радиста и заряжающего. Танк загорелся и всё стало в дыму – дышать было нечем. Опыт уже был, потому знал, что делать – рванул люк, выпрыгнул, перекувыркнулся и в кустарник. Там залёг, осмотрелся, увидел, где опасность и побежал в другую сторону.

Танк костром горит, а потом рванул, да так, что башня отлетела на пятьдесят шагов, а катки – на двести. Почему так сильно? Да просто всё, ведь в танке только одних снарядов под полторы сотни.

Я обычно шёл вторым, с командиром взвода. А кого первым пускают – это, считай, смертник – ему первому болванка достаётся. Атака началась – ляп – первый наш горит. Ляп – второй готов. С пятого боя мне уже стало безразлично, жив останусь, жив не останусь – стало всё равно. После боя вернулись, смотришь – тот земляк погиб, этот сосед погиб, тёзка сгорел… люди гибли безбожно. Война. Хоронить не успевали. И с пополнением знакомиться тоже не успевали. Только запомнил, как его зовут, а уже хоронишь, то, что от него осталось. Очень часто – угольки … или шлемофон с кусочками волос там, или мяса человеческого.

И механиком-водителем в бой ходил, до чего же нелёгкое это занятие, не позавидуешь им. Рычагами шурудить туда-сюда, а на рычаге усилие – тридцать два железных килограмма. После того боя я просто слег – сил не было ложку с кашей ко рту поднести, хоть и есть хотелось. Потом командир вернул меня опять на командира орудия.

Свой первый осколок я получил во Львове. Там получилось, что принесло нас к ратуше на площади, а к ней сходились восемь улиц со всего города. На одной из этих улиц стояла в засаде «пантера» – фашисты ждали нас и нашу атаку, но автоматчики наши предупредили нас. Мы развернулись и зашли с другой улицы, чуть левее. Я выглянул и увидел, что она стоит к нам боком и до неё метров триста… Мы только выскочили, я сразу ей под башню – хлоп и готова «пантера» с первого же выстрела!

Командир разошелся, решил идти вперёд без разведки, тем более что автоматчики сказали, там ещё один танк стоит, на улице, что правее. Подумал, что и этого также возьмём.

Я его отговаривать, говорю ему, да уже понял фашист, что мы тут их танки лупим, и может другую засаду нам устроить, а в лоб мы его не возьмём! А он молодой к нам пришёл, ничего слушать не хочет – вперёд, и всё тут. Ну, мы выскочили и прямо на него, и он как влепил нам в лоб, и весь наш экипаж уложил, включая меня. Как я и говорил – ушёл сволочь на другую сторону и ждал в засаде. Мы все в танке валялись без сознания, и ещё хорошо, что он не полыхнул.

Очнулся я уже на операционном столе – весь перебинтованный. Операция окончена. Потом мне медсёстры рассказывали, что в тот день к ним приехал опытный хирург с большой проверкой, а тут меня привезли одним из первых. Он у них спросил:

– Что за танкист лежит и какое ранение?

– Черепно-мозговое, проникающее ранение!

– Так, на стол его, быстро! Будет у меня через две недели опять бить фашиста!

Сказали сестрички, что повезло мне с доктором! Выдолбил он мне отверстие здоровое в черепе, но достал всё, чего в голове быть не должно и зашил, как было. Не соврал хирург московский – через две недели у меня зажило всё, и я опять пошёл на фронт, где и попал в плен, на это раз не повезло. Но зато нашей группе пригодился, когда из плена побежали и в прорыв на танке рванули…

Нашел я свой первый тридцать четвертый, что притопил при прорыве, подняли его, оттащили на ремонт. И вот, наконец, Берлин…

П.С. Т-34 были превосходными танками на начало войны, но без снабжения и прикрытия с воздуха они могли только сражаться с атакующими и погибать. Что они и делали. Не настолько он был превосходен….

Во-первых крайне неудобен для экипажа, второе – неудачная концепция командир-наводчик орудия… в третьих – не такой он уж и неуязвимый был – 5 сантиметров брони всего, и танковые орудия его пробивали уверенно подкалиберными снарядами с примерно 500 метров в любую проекцию, туда же довольно хрупкая броня – при попадании снаряда в танк, даже если не было пробития зачастую образовывались сколы внутри танка, с образованием мелких осколков что приводило к поражению экипажа…

Можно ещё очень много недостатков перечислять…

Как-то отсутствие связи и расположение баков с горючим в боевом отделении, за что я бы лично конструктора под суд отдал бы…

Один день войны. Борис Кошечкин
1
...
...
16