7. Майорка

Клим Ксенофонтов оказался на Балеарских островах через полгода после автоматной очереди, что унесла жизнь дочери. Метили тогда в него, а попали… Сначала он пытался спрятаться от этой смерти и самого себя в пермской глуши – и уже собрался закрывать дела, чтобы забиться еще дальше… Но процесс этот требовал его присутствия в Москве, затем посещения офшоров – и так он впервые оказался на Майорке, большом красивом острове в Средиземном море.

Этот остров и был теперь ему домом. Не дикий тропический рай на краю света, – рядом Европа, а нужно: сел в самолет – и ты в Москве. С женой его давно уже ничто не связывало – и меньше всего угрызения совести. По контракту, добровольно им подписанному, он должен был выплачивать ей ежемесячно тысячу двести долларов, а сверх этого содержания она и не пыталась ничего отсудить.

Из фондового воротилы он обратился в обыкновенного рантье – портфельного инвестора – строго в нефтяные компании, преимущественно в те, что оперировали на самых крупных нефтяных полях России – на сибирских. За ним, впрочем, оставалась небольшая доля в компании, которую он сам когда-то и создавал, – в ДЕЛЬТАНЕФТИ.

Он бы давно ее продал, но не давало чувство древнего родства, что сопрягало землю и тектонику Перми и Коми. Отсюда – с Балеарских островов – все же иногда манило в дикую северную глушь. После его ухода из фондового бизнеса компания здорово потеряла в активах. У нее оттяпали лицензии на разработку двух больших месторождений. Как на слабого щенка – на нее сразу кинулись и КОМИНЕФТЬ, и еще целая свора челюстей поменьше. Если б не это – добывать бы ей миллионов семь тонн нефти в год, а то и больше.

Щенок, которым решили было закусить «белые клыки», все же уцелел. Спрятался в непролазную для крупных собак защелину – и оттуда не скулил, а рычал на них, пока те не отстали. А когда в него в результате непостижимой реинкарнации вселилась душа Нила Тихарева, отъелся, взматерел, обрел клыки, бойцовский дух и готовность к экспансии.

В последний год компания добыла два миллиона восемьсот тысяч тонн нефти и небольшой объем конденсата. А могла бы добывать и продавать вдвое больше. Кто не захотел бы при таких ценах на сырье…

ДЕЛЬТАНЕФТИ – в лице ее акционеров – не терпелось поскорее рассчитаться по кредитам с западным консорциумом банков, во главе которого стоял ЕБРР (Европейский банк реконструкции и развития), чтобы избавиться от своей зависимости в семьсот миллионов долларов.

Клим знал, что компания даже прилагала усилия к досрочному погашению основной части долга. В общем корпорацию одолевало какое-то сложное женское чувство – и сладостно от беременности, и хочется все же родить. Климу с некоторых пор нравилось мыслить в категориях биологических и чувственных о вещах строго рациональных – вообще о бизнесе. В конце концов чувства же, интенции и лежат в основе всех рациональных интересов. Теория первотолчка. Это только вначале инстинкт, а чем дальше – тем оно все больше чувство.

Вот и целые корпорации ему могли в сознании являться подобием одушевленных образов. То в виде огромных плотоядных монстров из мезозоя, то в виде исполинской женщины – как в древних мифах первобытных народов.

Так и было, Клим Ксенофонтов стал ленивым мечтателем, созерцателем – а в чем-то и провидцем после смерти дочери. Но при этом не утратил и деловой хватки. К тому же в эти годы он вдруг взялся за книги – чего бы с ним, наверное, и не случилось вовсе, не вспоминай он по ночам то страшное утро в Москве.

Жизнь вдруг стала ему являться не изнутри, не в виде запутанной игры, а в каком-то ее невнутреннем стороннем содержании и несобытийном исчислении. Ему уже давно стала казаться невнятной и бессодержательной его святая прежде вера в право сильного и в первоначальное накопление.

Ведь вот что случилось: будущее ему когда-то являлось в образе дочери, а когда ее не стало – не стало и будущего. А жить ведь чем-то надо было. Так на могилке дочери и проросло зерно его рефлексии. Раз нет будущего – живи прошлым и настоящим. Так у всех стариков, а смерть дочери тебя и состарила, Клим Ксенофонтов.

Климу не случайно думалось о ДЕЛЬТАНЕФТИ. Впавший в рефлексию и отстраненность на Балеарских островах, он само собою как-то стал здешним «русским оракулом» – специалистом по нефтегазовому консалтингу. Когда не думаешь о собственном будущем – этот вакуум легко заполнить мыслями о будущем других…

Вчера у него была встреча с одним из «влиятельных мира сего», вначале просившем предсказать ему нечто, а потом вдруг предложившем неожиданную сделку. Вчера на вилле у Ксенофонтова побывал один из высокопоставленных в прошлом функционеров ОПЕК (Организации стран-экспортеров нефти). Когда-то – доверенное лицо шейха Ахмада аль-Фахда аль-Сабаха. Клим сразу назвал его про себя «эмиссаром», а его спутника – «референтом». Еще у Клима была информация, что эмиссар в последнее время отдалился от организации и занимается чем-то иным.

– Предполагаю, речь пойдет о том, как высокие рыночные цены на сырец потрясли мировую экономику? – Начал с шутки хозяин и продолжил улыбку в жесте, исполненном гостеприимства. Начало марта – а уже стоит жара и уже хочется пляжной экипировки. Только упаси аллах встретить такого гостя не по протоколу – в каких-нибудь шортах и майке.

Клим встречал гостей в легком сером костюме, в белой рубашке и сером же галстуке, заколотом бриллиантом. Он давно уже обходился без переводчика, его английский был довольно сносным, а сам он, когда нужно было, не стеснялся переспрашивать.

Эмиссар был приземистым брюнетом с лицом-грушей, вынутой из компота, и маслянисто-оливковым взглядом. Он выбрал самое удобное место на обширном диване зеленой кожи, попытался закинуть одну короткую ляжку на другую – не получилось, переменил ноги и – слава богу – угнездился.

– Вопросы цен – вечные вопросы. Цены – приоритеты картеля продавцов, на который я когда-то работал. Но сейчас я свободный человек – примерно как вы.

– ?

– Все мировые эксперты и аналитические центры сходятся во мнении, что высокие цены последнего года…

– Пожалуй, сверхвысокие… – заметил Клим. Медленный темп речи эмиссара как бы оставлял паузы для вставок собеседнику.

– … последнего года не ввергли мировую экономику в стагнацию.

– Так что же привело вас ко мне, простому эмигранту из России?

– Что привело? – переспросил араб, навинчивая невидимой вилкой из воздуха спагетти. – А привело нечто иное. Россия меняется…

– Ну что вы… не так резко, как может показаться…

– … она все более утверждает себя. Арабский мир это приветствует и по политическим, и по экономическим причинам. Но резкие перемены пугают. Ваш новый министр природных ресурсов вызывает вопросы и у нефтеэкспортирующего сообщества, и у операторов, действующих на территории СНГ… Я говорю о последних заявлениях русского министра…

Клим медлил, первым его побуждением было выдумать отказ или поверхностный комментарий. Ему вообще было непонятно – какого шайтана этот депьюти-шейх, располагающий мощными разведывательными и аналитическими структурами, вдруг обратился к нему как эксперту.

Был ранний вечер. Солнце, словно розовый фламинго, медленно спускалось к большому водоему – Средиземному морю. В этот час в его лучах предметы мебели в гостиной пламенели, розовели и золотились лаком, никелем, стеклом и позолотой. Что отчасти парализовывало зрение и рассудок его визитеров. Клим и предлагал это время для визитов.

– Я слышал об этом. Знаю не больше вашего, но иностранным владельцам не стоит пугаться…

Эмиссар кивнул перебивая:

– Да, именно. Для всех по-прежнему актуален вопрос – сколько подлинного и сколько мнимого в патриотизме московского президента.

– Они просто решили немного упорядочить правила игры. Чтобы лучше отслеживать вещи. Теперь внешним компаниям нужно будет открывать в России свои дочерние структуры, представительства, чтобы владеть и управлять активами через них. Поверьте, они никого не хотят разорить… А кому нужно – будет проворачивать свои дела в России как прежде.

– Возможно. – Араб почесал себе ляжку. – Возможно, это еще и имиджевый продукт, рассчитанный на внутреннее потребление. Скоро выборы, и президент-патриот говорит своему народу: контрольный пакет сырьевых компаний должен всегда оставаться в России…

– Номинальные владельцы могут быть внешне российскими, а за ними может быть кто угодно.

– Мы так и думали. – Склонил голову референт эмиссара. Или все же не референт… Возможно, английский Клима недостаточно хорош, и он толком не расслышал, когда тот назывался. Или это плох английский референта… что-то ускользаемо знакомое было в его кивке…

Масляноглазый араб словно спохватился, приметив сомнения Клима:

– Я не совсем полно представил вам моего друга. Помимо прочего он представляет интересы компаний, разрабатывающих шельфы в каспийском регионе. Он сам кавказец…

Второй – среднего роста и возраста, худой и с залысинами. Кажется, не араб. Скорее кавказец. Арабы в общем тоже бывают всякие, но этот… у этого взгляд какой-то… Худой держал в руке журнал Platt's Crude Oil Marketwire – издание, где публикуются мировые цены на нефть. Но ведь по роже видно, что этот тип не углеродами торгует… что-то не так…

Чтобы рассеять сомнения, Клим улыбнулся и запустил бумеранг в виде догадки:

– Значит, он не совсем ОПЕК?

Масла в глазах у араба стало больше:

– Но и я ведь давно уже не ОПЕК.

Клим расхохотался:

– Мы все не совсем те, за кого себя выдаем. Мы все ли-це-ме-рим (с трудом выговаривая английское слово), когда нам это нужно… В общем мировому сообществу не стоит бить тревогу. Думаю, даже более того – оно и надавило на российское правительство, чтобы те лучше вели учет.

– Да, теперь мир все хочет прогнозировать, все знать наперед. Он строит экономические модели глобального развития на десятилетия вперед…

– Но в какой связи все это вас волнует? – Клим акцентировал вопрос – жилисто развел руками, демонстрируя всю неохватность намерений глобально-экономических систем.

– Все просто. Мы хотим купить долю в одной русской нефтяной компании. В небольшой.

– Но в какой же? – заинтересовался Клим.

– В компании ДЕЛЬТАНЕФТЬ, – невозмутимо прояснил араб.

Пауза.

– Но у кого?

– У вас, – сказал референт, дотоле молчавший, и Климу в тот момент показалось, что тому было легче сказать это по-русски…