2. Москва

Нил Тихарев, генеральный директор нефтяной компании ДЕЛЬТАНЕФТЬ, пил кофе в ее московском офисе. Обыкновения кофейничать за ним никогда не водилось. Он вообще не считал необходимым взбадривать себя напитками, не содержащими алкоголя. Однако в протокольных ситуациях пил и кофе.

Сегодня он пил кофе с Вацлавом Дубом, вторым лицом в компании «ОМЕГА-НАФТА», с которой у ДЕЛЬТАНЕФТИ был долгосрочный рамочный контракт на продажу сырца. Ежегодно он продлевался. Одним из перекачивающих терминалов был литовский порт Мажейку, там и обосновался Вацлав Дуб в последние три года. А всего секретарша принесла три чашки кофе, третья – директору ДЕЛЬТАНЕФТИ по маркетингу Семену Шварцу.

Обсуждали ценовые коррективы на ближайший квартал. В нефтяном бизнесе цены трудно загадывать наперед (пусть на нефти и кормятся плантации прожорливых аналитиков), и лучшая страховка от рисков – фьючерсная организация дела. Впрочем, и понятие фьючерса здесь условное. В случае резких ценовых перепадов в торговых сделках речь всегда о рыночной цене, актуальной на момент заключения или подтверждения договора.

Тихарев не был докой в маркетинге. Он был производственником старой закваски и в тонкости торговли не лез. Помимо цен, впрочем, обсуждалась технология оптимизации маршрутов транспортировки нефти и вопросы взаимодействия с транспортниками – и главным образом с ТРАНСНЕФТЬю – огромной трубой-монополистом, ставившей все более жесткие контрактные условия.

– С замами Вайнштока я встречался всю прошлую неделю. Конечно, новый контракт, который предлагает ТРАНСНЕФТЬ, не сахар, но думаю, особенно пыжиться и совать им протоколы разногласий нам не с руки. – Шварц суетливо схлебывал кофе, тянулся к вазе с печеньем. Ему было сорок пять, во внешности у него было мало еврейского, но в синагогу (Тихарев это знал) он ходил – и довольно часто.

– Это почему? – спросил Тихарев.

Шварц улыбнулся ровными зубами:

– Ласковое теля двух маток сосет…

– Кто? Кто вторая матка? – Бычился Тихарев. Он грузно сдвинулся вперед, скользя опорным местом по черной коже кресла. – Нет никакой второй матки… В общем этого мало. Надо бы у «самого» застолбиться.

– Нет проблем, – слукавил директор продаж.

Шварц даже не лукавил, он врал, но Тихарева злило в нем не это. Его злило то, что тот показно напрягался и что натужность и поспешность его деловитости была заметна любому мало-мальски проницательному взгляду. Или это просто задача была такая – выглядеть суетливым исполнителем…

Семен Шварц занимался продажами нефти уже много лет, но, как представлялось Нилу Тихареву, «слишком рвал себе анус», показывая, что в деле совершенно незаменим.

Вацлав Дуб мягко улыбнулся:

– Три года, Нил, что я работал в Мажейку, я делал свой приорити на трубу господина Вайнштока. Ему сам ваш патриарх Алексис Два орден дал. Нет хороших отношений с ТРАНСНЕФТЬЮ – нет бизнеса.

Тихарев закурил сигарету. Двое других были некурящими и едва переносили табачный дым, но Нил Тихарев не изжил в себе хама. Особенно в отношениях с людьми, которых ранжировал ниже себя. Он закуривал и с равными себе, и с более могущественными людьми – даже если те были некурящими. Однако в этом случае он закуривал трубку с дорогим пахучим табаком – и все умилялись, заводили разговор о голландских табаках, о редких сигарах…

– Нет, с ними у нас нет проблем, – соврал и Тихарев. – Мы скоро подпишем с ними соглашение. Какие могут быть разногласия – так, мизер, сущая чепуха.

Он красиво пустил в потолок кольцо дыма, потом второе – поменьше. Второе прошло сквозь первое, и оба растворились в воздухе одновременно.

– Этому трюку я научился «на зоне», когда двадцать лет назад отбывал срок за экономическое преступление. Я делал бизнес еще при коммунотаврах…

Переглядчивое и понятливое молчание. Директору нефтяной компании, даже если им и станет – по странной логике судьбы – человек с такой отметиной в послужном, негоже выставлять ее на обозрение. Пятно есть пятно – какого бы цвета оно ни было. Поди доказывай, что боролся с системой, ведь всяк разумный скажет проще – воровал…

Но в разговорах с иностранцами Нила Тихарева иной раз выносило на браваду. Те и впрямь готовы были верить, что перед ними диссидент, дождавшийся своих лавров.

В случае с Вацлавом Дубом обошлось без рукоплесканий. Он был поляком и жил при советской власти – и в общем знал что почем не хуже любого русского. Он вообще проигнорировал реплику и скривился в тонкой насмешливой улыбке:

– В общем главное приорити – уверенность. Уверенность в завтрашнем дне. Это всегда важно. И чтобы не было врагов.

– А у нас она есть. – Тихарев сполз на край кресла и, чтобы не съехать по скользящей вниз, уперся – напряг мышцы коротких мощных ног. Хлопнул Шварца по коленке: – Так ведь, Семен?

– Полная. Полнейшая. В нашем деле без гарантий нельзя.

Тихарев хотел проводить Вацлава до машины один, но вездесущий Шварц тоже скользнул в провожатые. Нил сначала и не отдавал отчета, зачем ему надо было остаться на минутку наедине с поляком. И только после того как тот сел в большой серебряный «мерседес» их представительства, который помчит его в аэропорт, в близкой памяти директора ДЕЛЬТАНЕФТИ всплыли последние слова поляка…

Был первый день марта. Московское небо заволочено жарким серым саваном выхлопов. Плюс пять. Ручьи. Где-то справа ухнула под ноги прохожим пудовая сосулька. Слышался смех соседских бездельников из охраны и шоферни. Все оживало в природе… а Нил Тихарев чувствовал, как у него отнимаются ноги…

Конечно же, есть в эритроцитах у поляков и кичливость, и похвальба, и пустого трепа хватает… Но Вацлав Дуб, как считал гендиректор ДЕЛЬТАНЕФТИ, был одним из лучших образчиков нации. Безусловно сдержан и беспредельно корректен. Любил красивые жесты и был немного позер, поскольку обладал отменной фигурой и аристократической (возможно, военной) выправкой. Но на слова был скуп и незатейлив. Красив, как манекен или некий биоробот – таких клонировать. Нет – он и слова лишнего не скажет всуе…

Уже падая на заднее сиденье «мерса», поляк им кинул через дверцу:

– Мы часто ищем дружбу в бизнесе или невольно рассчитываем на дружеские отношения. Но друзья в бизнесе – такая же редкость, как преданная жена-красавица. Мне не один раз попался такой Сальери, всегда готовый прибежать ко мне с паленкой. Так, кажется, плохая водка по-русски?

– Я-я, это по-русски. – Махал ему ладошкой Шварц, зачем-то пародируя немецкий акцент.

Все это было только что – пять минут назад. А сейчас Нил Тихарев по прозвищу Откат, грузный человек с отечным лицом и кожей серого гранита, тянется за второй кряду сигаретой… его рука дрожит, а левое нижнее веко трепещет. Кто не знает языка намеков, тот не добьется в жизни многого. Нил Тихарев и сам любил иносказания, но оброненное только что полячеком потрясло его до самого фундамента души, рассчитанного на семибальные встряски.

Вацлаву Дубу уже кто-то «слил» информацию о том, что случилось вчера за две с лишним тысячи верст отсюда – у заиндевевшего полярного черта на куличках, в северной кладовой углеводородов…

Но этого мало. Никто бы так запросто и не попытался выболтать Дубу свежие новости из ДЕЛЬТАНЕФТИ, если бы не было какого-то замысла или умысла, если бы за этим не было какой-то незримой стратегии или схемы.

Такое могут «слить» только в целях информирования о готовящихся кардинальных сдвигах.

И Вацлав Дуб предложил проницательности гендиректора ДЕЛЬТАНЕФТИ довольно прозрачный намек на то, что тому стоило насторожиться и проявить обеспокоенность. Он мог бы и промолчать, но все же намекнул. Интересно – из ехидства или из личной симпатии? Личной симпатии между ними не было, это ясно как день. Как ясно, впрочем, и то, что Вацлав Дуб – не пересмешник. Тихарев терялся в догадках.

Три недели назад ему уже просигналили о недовольстве некоторых акционеров компании его работой. Акционеры – дело святое, он и сам был акционером ДЕЛЬТАНЕФТИ, правда сверх-миноритарным.

Об этом ему прошелестел за столом ресторана в Москве Сашка Баринов, чин из Роснедр (Федерального агентства по недропользованию), номенклатурный толстый слизень, которого Нил знал еще с семидесятых, по учебе в «губкинском» – тогда худющим, как штакетина, и таким же несгибаемым комсомольским вожаком.

– Откуда ты знаешь? Откуда тебе в твоей конторе известно? – Надавил Тихарев. – Ведь я бы первый узнал. У меня на сероводород нюх острый. У меня везде детекторы газа расставлены.

– Хреново расставлены значит. – Слизень нечленораздельно глодал сладкую цыплячью ножку. – Значит, хреново расставлены, если уже и до меня дошло, а ты не знаешь.

– Узнать бы, откуда ветер дует…

Но в ядерный век никто не назовется твоим неприятелем и не бросит открыто перчатку. Рыцарские или хотя бы шпанские обычаи (чтимые Нилом со времен заключения) в том мире, где принимаются решения и где бурлят денежные потоки, не в чести. Никто к тебе не выйдет с открытым забралом.

Если бы у Нила Тихарева была говорящая фамилия, то от родительской она была бы так же далека, как и от благоприобретенного прозвища. У него, с одной стороны, человека неробкого и нетихого, склонность к вымогательству (Откат) вовсе не была определяющей. Не находи он странного в том, чтобы самого себя переименовать или самому себе присвоить новую фамилию, то назвался бы Прихватовым…

Нет, вовсе не от буровой оно велось бы лексики (где прихватом называют прилипание колонны или инструмента к стенкам скважины). Оно бы вбуривалось в самую глубину его детства – откуда и не разглядишь за давностью… Прихватом его звали челябинские мальчишки – за то, что в драке или борьбе любил «прихватить» – сдавить до хруста или вывиха шею противника. Придавит под локоть, ровно тисками, и держит, пока сопернику уже терпеть невмоготу.

Так неужели же теперь кому-то другому прихватить Нила Тихарева искомо?

Тихарев, конечно же, нутром чуял тектонические сдвиги, пошедшие в структуре акционеров компании. С тех пор как три года назад почти всю свою долю продал Клим Ксенофонтов, самый крупный «единоличник», в ней стали происходить потрясения и реверберации.

Тогда – три года тому назад – по долям она разделилась натрое. Треть принадлежала независимым и миноритариям, треть – КУЛОЙЛу и последняя треть – англо-голландской группе SORTAG. Последние называли себя инвестиционным синдикатом или энергетической корпорацией.

Спустя еще полгода влиятельные лица («козлы из правительства», как сцеживал с губы Тихарев – зло, но, впрочем, политкорректно), перекупили часть у миноритариев, выторговали небольшую часть у КУЛОЙЛа в обмен на другой сытный проект – и отдали это SORTAG'y. Теперь у группы SORTAG оказалась почти половина акций ДЕЛЬТАНЕФТИ.

В этом была и политсверхзадача – энергетические концессии Европе в обмен на политические.

Нила Тихарева в лихорадочной сумятице, связанной с «бегством капитала» в лице Клима Ксенофонтова, поставили директором ДЕЛЬТАНЕФТИ три с половиной года тому назад. Потом, когда все разделилось на две почти равные доли – свою и заграничную, – Нил ждал, что его сместят. Однако этого не произошло, и тогда он уверовал, что нужен делу и всецело предался радению за интересы акционеров, и прежде всего за собственные.

В то время у КУЛОЙЛа не было больших амбиций в ДЕЛЬТАНЕФТИ, и российская часть дел была как бы вверена самому Нилу Тихареву. В SORTAG'e же считали, что матерый и природно-русский Тихарев им покуда полезнее, чем кто-либо. Чем, скажем, вышколенный долговязый европеец-менеджер…

Так они полагали тогда в SORTAG'e – правда с той оговоркой, что полномочия гендиректора в подборе людей на вторые роли должны быть ограничены. Одним из неприятных следствий этой оговорки был директор по маркетингу Семен Шварц. Были и другие.

Два года назад Тихарев через своих агентов «вычислил» Клима Ксенофонтова и встретился с ним на Майорке, где у того была офшорная резиденция. Ксенофонтов помнил его по нескольким давним встречам, но принял скорее из любопытства («а как оно там у вас теперь, ребята.»), так показалось Тихареву. Иначе и не объяснишь его мотивов, ведь принял он Тихарева чуть не в исподнем – в шортах и какой-то цветастой рубашонке.

Бросил рукой на счастливый берег моря за панорамным окном:

– Здесь хорошо.

Налил виски на мизинец.

Тихарев решил тогда спросить в открытую:

– Почему они взяли меня, Клим? Ведь могли бы и другого.

– А решили, что ты – тот русский, который им и нужен. А нужен им законченный подлец и жулик… как, скажем, ты и я… Такая уж эпоха на дворе – пэ-эн-ка…

Клим Ксенофонтов скользил отсутствующим взглядом по скальной крутизне вниз – к прибрежным бурунам. Кинозвезда, блин, в коротких штанах. Сам ведь первый, гад, российский каравай драконил.

– А, может, им имя твое понравилось… Нил, ведь… Ладно-ладно, Нил, я ведь без обиды. Тебе как – со льдом?

Тихарев не узнал Ксенофонтова, он стал противнее медузы. Говорят, Клима изменила смерть дочери, когда его машину расстреляли из автомата. Изменить-то изменила, да не настолько, чтобы совсем потерять хватку… Он удачно продал все рискованные доли и паи, что были у него в России, и давно уже вяло и небрежно поигрывал в инвестиции из закордонья.

На какой-то момент его взгляд растуманился:

– А вообще-то ты им нужен, Нил, на период становления. Чтобы поставить добычу, обустроить месторождения… договориться с местными… со всеми… отработать разведочный цикл, подтвердить запасы… чтоб из трубы полилось сколько надо…

– Ну ты даешь, Клим Петрович, – льстил ему Тихарев. – Откуда ты про нашу специфику знаешь? Ты ж фондовый волчище, ты ж не нефтяник…

– А читаю, – лениво отвечал хозяин. – Хочу понять, что такое нефть… кровь земли… для чего она…

За Ксенофонтовым в ДЕЛЬТАНЕФТИ оставалось примерно два с половиной процента акций. Но держал он их через фирму-посредника, и об этом не было известно даже Тихареву.

– Ну, а потом?

– Что потом? Нужен ли ты им будешь потом? Скорее всего нет… Но ты так все обставишь, Нил, что им трудно будет так сразу от тебя отказаться. – И Ксенофонтов закатился хорошо поставленным смехом.

Вот скотина, еще и смеется. Ну, ничего – годик-другой у меня есть в запасе, чтобы как ты капитальцами обложиться. Пара-тройка лимонов у меня и сейчас сыщется. Но задача в том, чтобы их удвоить… и утроить… и упятерить, и ушестерить, хха-ха… Что ж, спасибо тебе за совет, Клим Петрович…

Так что же – неужели подошли те сроки, которые ему Клим Ксенофонтов предрекал? Но даже если и так, еще посопротивляемся… Если хотите меня гадом выставить, который природу не любит и туземцев губит, то так легко я не дамся, ребята. Вот если бы по-хорошему, по-людски – сам ушел бы, а так. Знаю, что в драку с вами, ребята, лезть нельзя, но и просто так не дамся. Кому-то шею придавлю…

Нил Тихарев тихо врал себе. По-хорошему он не ушел бы, он бы и тут посопротивлялся. Попросил бы предъявить веские аргументы и подыскать ему достойную предпенсионную синекуру.

…но ты так все обставишь, Нил, что им трудно будет от тебя отвязаться…

А ведь прав был, пожалуй, советчик с балеарской Майорки…