«Ударил ты меня крылом…»

А. Княжинскому

 
Ударил ты меня крылом,
Я не обижусь – поделом,
Я улыбнусь и промолчу,
Я обижаться не хочу.
 
 
А ты ушел, надел пальто,
Но только то пальто – не то.
В моем пальто под белый снег
Ушел хороший человек.
 
 
В окно смотрю, как он идет,
А под ногами – талый лед.
А он дойдет, не упадет,
А он такой – не пропадет.
 

«Живу в скворешне Кулешова…»

А. Хохловой

 
Живу в скворешне Кулешова,
Привет тебе, спокойно спи
И брата, возрастом меньшого,
Дождем ли, снегом окропи.
 

Октябрь 1973

Апрельский вечер

 
Зеленые от остроумия,
Веселостью изнемогая,
Шли двое.
Между ними – мумия,
Красивая и молодая.
 

10 апреля 1957

«Ах улицы, единственный приют…»

 
Ах улицы, единственный приют,
Не для бездомных —
Для живущих в городе.
Мне улицы покоя не дают,
Они мои товарищи и вороги.
 
 
Мне кажется – не я по ним иду,
А подчиняюсь, двигаю ногами,
А улицы ведут меня, ведут
По заданной единожды программе.
 
 
Программе переулков дорогих,
Намерений веселых и благих.
 

Декабрь 1963

«Ах, утону я в Западной Двине!..»

 
Ах, утону я в Западной Двине!
Или погибну как-нибудь иначе.
Страна не пожалеет обо мне,
Но обо мне товарищи заплачут.
 
 
Они меня на кладбище снесут,
Простят долги и старые обиды.
Я отменяю воинский салют,
Не надо мне гражданской панихиды.
 
 
Не будет утром траурных газет,
Подписчики по мне не зарыдают,
Прости-прощай, Центральный Комитет,
Ах, гимна надо мною не сыграют.
 
 
Я никогда не ездил на слоне,
Имел в любви большие неудачи,
Страна не пожалеет обо мне,
Но обо мне товарищи заплачут.
 

Бессонница

 
Бессонница, бываешь ты рекой,
Болотом, озером и свыше наказаньем,
А иногда бываешь никакой,
Никем, ничем – без роду и названья.
 
 
Насмешливо за шиворот берешь,
Осудишь, в полночь одного посадишь,
Насмешливо весь мир перевернешь
И шпоры всадишь.
 
 
Бессонница… Ты девочка какая?
А может быть, ты рыба? Скажем, язь?
А может быть, ты девочка нагая,
Которая приходит не спросясь?
 
 
Она меня не слушала,
А только кашу кушала
И думала: прибрать бы, а может, постирать,
А может, вроде свадьбы чего-нибудь сыграть?
 
 
Чего-то, вроде, около, —
Кружилось в голове,
Оно болотом скокало,
То справа, то левей.
 
 
Я говорю: не уходи,
Ночь занимается.
Ночь впереди и позади,
Лежать и маяться.
 
 
А ей-то, господи, куда?
Мороз, пороша.
Беда с бессонницей, беда, —
Со мною тоже.
 

Батум

 
Работа нетяжелая,
И мне присуждено
Пить местное, дешевое
Грузинское вино.
 
 
Я пью его без устали,
Стакан на свет гляжу,
С матросами безусыми
По городу брожу.
 
 
С матросами безусыми
Брожу я до утра
За девочками с бусами
Из чешского стекла.
 
 
Матросам завтра вечером
К Босфору отплывать,
Они спешат, их четверо,
Я пятый – мне плевать.
 
 
Мне оставаться в городе,
Где море и базар,
Где девочки негордые
Выходят на бульвар.
 

«Бывают крылья у художников…»

 
Бывают крылья у художников,
Портных и железнодорожников,
Но лишь художники открыли,
Как прорастают эти крылья.
 
 
А прорастают они так —
Из ничего, из ниоткуда.
Нет объяснения у чуда,
И я на это – не мастак!
 

«Бывает всё на свете хорошо…»

 
Бывает всё на свете хорошо,
В чем дело, сразу не поймешь,
А просто летний дождь прошел,
Нормальный летний дождь.
 
 
Мелькнет в толпе знакомое лицо,
Веселые глаза,
А в них бежит Садовое кольцо,
А в них блестит Садовое кольцо,
И летняя гроза.
 
 
А я иду, шагаю по Москве,
И я пройти еще смогу
Соленый Тихий океан,
И тундру, и тайгу.
 
 
Над лодкой белый парус распущу,
Пока не знаю, с кем,
Но если я по дому загрущу,
Под снегом я фиалку отыщу
И вспомню о Москве.
 

«В коммунальное помещение…»

 
В коммунальное помещение,
Где засохли в банках цветы,
Ты пришла, как чудное видение
И как гений чистой красоты.
 
 
Потом ушла…
К чему рыданье!
К чему похвал ненужный хор!
Осталось прежнее страданье
И холостяцкий коридор.
 

1955

«В лето хорошо бы без билета.…»

 
В лето хорошо бы без билета.
В лето? У него куда билет?
У него трава – одна примета,
Да еще река. Поклон, привет!
 
 
А река такая золотая,
А весной такой на свете дождь,
И по свету ветер пролетает,
И обратно ветер не вернешь.
 
 
И реке спасибо, и тебе спасибо,
И тебе спасибо, ветер над водой,
Ты такой веселый, ты такой красивый,
Ветер, ветер, ветер,
Ветер молодой.
 

«В темноте кто-то ломом колотит…»

 
В темноте кто-то ломом колотит
И лопатой стучится об лед,
И зима проступает во плоти,
И трамвай мимо рынка идет.
 
 
Безусловно все то, что условно.
Это утро твое, немота,
Слава богу, что жизнь многословна,
Так живи, не жалей живота.
 
 
Я тебя в этой жизни жалею,
Умоляю тебя, не грусти.
В тополя бы, в июнь бы, в аллею,
По которой брести да брести.
 
 
Мне б до лета рукой дотянуться,
А другою рукой – до тебя,
А потом в эту зиму вернуться,
Одному, ни о ком не скорбя.
 
 
Вот миную Даниловский рынок,
Захочу – возле рынка сойду,
Мимо крынок, корзин и картинок,
У девчонки в капустном ряду
 
 
Я спрошу помидор на закуску,
Пошагаю по снегу к пивной.
Это грустно, по-моему, вкусно,
Не мечтаю о жизни иной.
 

«В январе уже тепло…»

 
В январе уже тепло,
И пускай мороз, но солнце
Посылает божий стронций
На оконное стекло.
 
 
Прижимаюсь лбом к стеклу,
Рожей радуюсь теплу!
 

Весна в Москве

 
Мимозу продают у магазина,
Голуби в небе —
     не знаю чьи,
И радужно сияют
     от бензина
Лиловые
     московские
         ручьи.
 

Апрель 1956

Воспоминание о Ленинграде 65 года

 
Все трезво. На Охте.
И скатерть бела.
Но локти, но локти
Летят со стола.
 
 
Все трезво. На Стрелке.
И скатерть бела.
Тарелки, тарелки
Летят со стола.
 
 
Все трезво. На Мойке.
Там мост да канал.
Но тут уж покойник
Меня доконал.
 
 
Ах, Черная речка,
Конец февраля,
И песня, конечно,
Про некий рояль.
 
 
Еще была песня
Про тот пароход,
Который от Пресни,
От Саши плывет.
 
 
Я не приукрашу
Ничуть те года.
Еще бы Наташу
И Пашу – туда.
 

Воспоминания об аэродроме

1

 
На скамейке аэродрома, —
Я – дома.
Домодедово – тоже дом.
А чужие квартиры – лиры,
И скамейки – они квартиры,
Замечательные притом.
 

2

 
Я обожаю пропадать,
В дома чужие попадать,
С полузнакомыми сидеть,
В их лица праздные глядеть.
 

3

 
Скамейки бывают печальные,
Зеленые, снежные, спальные.
 
 
Скамейки бывают из кожи, —
Из кожи – они подороже.
 
 
Скамейки бывают из жести, —
Но тело и душу уместят.
 

4

 
В Домодедово – красиво,
Домодедову – спасибо.
 

1973

«Все лето плохая погода,…»

 
Все лето плохая погода,
звучит этот вальс с парохода
над пляжем, над шлюзом, над домом
и Тушинским аэродромом.
 
 
А в Тушине лето как лето,
и можно смотреть без билета,
как прыгают парашютисты —
воздушных парадов артисты.
 
 
То в поле они пропадают,
то в речку они попадают,
тогда появляется катер
с хорошим названьем – «Приятель».
 
 
На катере ездят все лето
спасатели в желтых жилетах,
спасатели душ неразумных,
раздетых и даже разутых.
 
 
Татарово, я не ревную
ту лодку мою надувную,
то лето, ту осень, те годы,
те баржи и те пароходы.
 
 
Татарово, я не ревную
погоду твою проливную
и даже осенние пляжи,
любимые мною пейзажи.
 

«Все неслышней и все бестолковей…»

 
Все неслышней и все бестолковей
Дни мои потянулись теперь.
Успокойся, а я-то спокоен,
Не пристану к тебе, как репей.
 
 
Не по мне эта мертвая хватка,
Интересно, а что же по мне?
Что, московская ленинградка,
Посоветуешь поумней?
 
 
Забываю тебя, забываю,
Неохота тебя забывать,
И окно к тебе забиваю,
А не надо бы забивать.
 
 
Все давно происходит помимо,
Неужели и вправду тогда
Чередой ежедневных поминок
Оборачиваются года?
 

«Вчерашний день погас…»

 
Вчерашний день погас,
А нынешний не начат,
И утро, без прикрас,
Актрисою заплачет.
 
 
Без грима, нагишом
Приходит утром утро,
А далее – в мешок —
Забот, зевот… И мудро,
 
 
Что утро настает
И день не обозначен,
И ты небрит и мрачен.
Светлеет. День не начат,
Но он пешком идет.
 

«Далеко ли, близко…»

 
Далеко ли, близко
Прежние года,
Девичьи записки,
Снов белиберда.
 
 
Что-то мне не спится,
Одному в ночи —
Пьяных-то в столице!
Даром, москвичи.
 
 
Мысли торопливо
Мечутся вразброд:
Чьи-то очи… Ива…
Пьяненький народ.
 
 
Все перемешалось,
В голове туман…
Может, выпил малость?
Нет, совсем не пьян.
 
 
Темень впропалую,
Не видать ни зги.
Хочешь, поцелую —
Только помоги.
 
 
Помоги мне верный
Выбрать в ночи путь,
Доберусь, наверное,
Это как-нибудь.
 
 
Мысли торопливо
Сжал – не закричи!
Чьи-то очи… Ива…
Жуть в глухой ночи.
 

21 июля 1954

Геночка

 
Москва, июль печет в разгаре,
Жар, как рубашка, к зданиям прилип.
Я у фонтана, на Тверском бульваре
Сижу под жидковатой тенью лип.
 
 
Девчонки рядом с малышом крикливым,
Малыш ревет, затаскан по рукам,
А девочки довольны и счастливы
Столь благодатной ролью юных мам.
 
 
И, вытирая слезы с мокрой рожи,
Дают ему игрушки и мячи:
«Ну, Геночка, ну перестань, хороший,
Одну минутку, милый, помолчи».
 
 
Ты помолчи, девчонки будут рады,
Им не узнать, что, радостью залит,
Твой тезка на скамейке рядом
С тобою, мальчуган, сидит.
 
 
И пусть давным-давно он не ребенок,
Но так приятно, нечего скрывать,
Что хоть тебя устами тех девчонок
Сумели милым, Геночкой назвать…
 

1954

Десять лет

 
Загорелым, обветренным и босым
Выскочил он под дождь.
От современности – только трусы,
А так – африканский вождь.
 
 
Пренебрежительно глянул на нас,
Вытер ладонью нос
И пустился по лужам в дичайший пляс
С удовольствием и всерьез.