14

«Решил погулять – оставь завещание».

Хенк отвернулся. Такую надпись на стене мог оставить только бармен Люке, она была в его вкусе. Но за стеной действительно начиналась дикая Симма – уже не трава, а настоящие металлические заросли, плюющиеся молниями электрических разрядов.

Хенк просто завис над кустами.

Он не знал, куда он плывет, и не задумывался над тем, где он получил это свое умение плавать в воздухе. Его мучило совсем другое. Кто тот гомункулус, что смотрит через его глаза?

Он думал о Земле – когда он ее увидит?

Он думал о брате. О брате, которого не увидит никогда.

Звездный разведчик Роули погиб – это теперь известно. Но известно ведь и то, что он, Хенк, тоже умер. Он чувствовал: между этими событиями должна быть какая-то связь.

Объект 5С 16…

Почему Шу заблокировала записи?..

Он медленно плыл над поблескивающими зарослями, ярко искрящимися, стоило лишь ветру задеть их верхушки. Нетипичная зона… Тут тоже не слишком типичная зона… Объект 5С 16… Именно в Нетипичной зоне земляне впервые в своей истории встретили протозид. Скопление вещества чудовищной массы, медленно дрейфующего в Крайнем секторе, произвело впечатление даже на многоопытный экипаж «Гемина».

«Такое скопление не может быть единственным, – заявил астрофизик К. Смут. – Его единственность противоречила бы самой сути теории Большого взрыва, ибо главным свойством пространства по этой теории является его изотропность. Я уверен, что со временем мы наткнемся и на другие сгустки подобного протовещества».

К. Смут ошибся.

Первыми на его ошибку указали арианцы.

Экипаж «Гемина» открыл вовсе не остаточные массы некоего протовещества, нет, экипаж «Гемина» открыл первую колонию протозид.

Тогда же внимание земных астрономов привлек загадочный космический объект 5С 16 – раскаленные вихри плазмы, волчком крутящийся в море радиошумов. Черная дыра с массой в миллион солнечных? Нейтронная звезда, сбросившая очередную оболочку? Остаток сверхновой? Астрофизики, собравшиеся в конференц-зале обсерватории Уэддел на Уране, зашли в тупик. Согласно эффекту Доплера, длина волны излучения от любого движущегося источника всегда увеличивается, смещается в красную сторону спектра пропорционально скорости удаления этого источника от наблюдателя и, наоборот, – всегда уменьшается, смещается в синюю сторону при его движении к наблюдателю. Однако смещение линий в спектре объекта 5С 16 соответствовало, как это ни парадоксально, изменениям скорости движения сразу в двух противоположных направлениях.

Это сообщение просочилось за стены обсерватории, и сенсация мгновенно облетела весь мир. Походило на то, что земные астрофизики открыли в Крайнем секторе необыкновенный объект, который одновременно и приближался, и удалялся от наблюдателей. «К счастью для астрофизиков, – писал позже К. Смут, – они нашли в себе силу не выдавать гипотез».

К счастью – потому, что чуть позже цветочники, а за ними океан Бюрге связали странное поведение объекта 5С 16 с деятельностью протозид, в это же время появившихся в том же секторе. Был ли чудовищный взрыв 5С 16 пусть неудачным, но все же каким-то экспериментом, сознательно проведенным таинственной неконтактной цивилизацией? Или имела место какая-то случайность?

Оживленную дискуссию представителей Межзвездного сообщества подогрел темпераментный арианец Фландерс, первый, кто подсчитал примерную массу всех предполагаемых в космосе колоний протозид. Именно Фландерс впервые дал понять, пусть и с известной долей преувеличения, что, окажись протозиды в одной какой-то отдельной области космоса, коллапс объектов, избранных ими, не важно, отдельных звезд или целых галактик, вполне мог подвергнуть реальной опасности обширную часть Вселенной. Кстати, Роули, брат некоего Хенка, погиб в районе объекта 5С 16. Звездная кора подобных объектов, по предположениям того же К. Смута, это фантастически твердое кристаллическое вещество, покоящееся на вырожденной нейтронной жидкости. Любая подвижка, самое ничтожное оседание коры способны мгновенно высвобождать чудовищную энергию. Роули могло погубить жесткое излучение, его корабль мог быть разрушен приливными силами. Объяснять гибель Роули происками протозид было явно излишне, но существовала и такая точка зрения. «Звездный разведчик Роули, – заявил в одном из интервью известный космоаналитик З. Цух, – возможно, вошел в зону 5С 16 как раз в тот роковой для него момент, когда протозиды зажгли в космосе еще один прощальный костер своей вымирающей цивилизации».

Объект 5С 16. Хенк переключился на Симму. Даже невысказанный намек на боль, так жестоко сотрясшую его недавно, был ужасен. Но звездный разведчик Роули был его братом! Хенк, конечно, помнил пилота Роули! Он помнил своего брата. Он детально помнил свой сад. Он помнил чудесную белую розу, прячущуюся в тени бревенчатого забора! Другое дело, что он, Хенк, не помнил, когда именно на «Лайман альфе» появился Преобразователь. Он привычно считал, что Преобразователь был на «Лайман альфе» всегда. Оказывается, это не так. Тогда, может, это действительно протозиды усовершенствовали его корабль?

«Но тогда, – невесело усмехнулся Хенк, – они могли усовершенствовать и меня».

15

У космодрома металлические заросли почти исчезли.

На плоской поляне Хенк, присев, развел руками слабые стебли.

Крупинки кислой сухой почвы, поднятые им, резво разбежались по ладони, отчетливо указывая направление силовых линий. Хенку безумно захотелось увидеть настоящую землю – влажную, жирную, легко расползающуюся под пальцами, оставляющую пятна, темную от остатков прошлогодней листвы. Услышав шаги, он не стал поднимать голову. Он знал, кого увидит.

– Зачем вы ходите за мной, Петр?

Челышев молча присел рядом.

– У вас есть новости?

– Да, Хенк. И не очень добрые.

– А именно?

– Я получил расчеты Местинга.

– Кто он, этот Местинг?

– Арианец. Истинное его имя труднопроизносимо, да это и ни к чему, мы его упростили.

– Расчетчик?

– Великий расчетчик, Хенк.

– Что же вам сообщил великий расчетчик?

– Он подтвердил наши самые худшие опасения. Массы протозид, которые дрейфуют сейчас в Крайнем секторе, вполне достаточно, чтобы вызвать катастрофический взрыв квазара Шансон. Если это случится, цветочники, арианцы, океан Бюрге – они все действительно обречены, Хенк.

Челышев помолчал.

Потом спросил:

– Тебе их не жаль, Хенк?

– А меня, Петр, вам жаль?

– Не знаю, Хенк. Я Охотник. Мне легче потерять вас, чем несколько цветущих миров.

– Но что бы вы ни утверждали, Петр, я – землянин. Я помню себя.

– Это ложная память, Хенк. Она внушена тебе.

– Кем?

– Я не знаю.

Хенк поднял голову.

В диком пепельном небе Симмы широко расходились косматые полосы полярного сияния. Квазар Шансон возмущал ионосферу планеты, и цветные полотнища медленно раскачивались, как занавес, прикрывающий какую-то гигантскую сцену.

Челышев ни в чем не убедил Хенка. Ну да, тахионный флот арианцев и цветочников попытается рассеять протозид. Но это ничего не даст, они не справятся с такой задачей, слишком уж несопоставимы массы.

– Мне не нравятся твои слова, Хенк.

– А мне не нравится то, что начнется у квазара Шансон, когда туда подтянутся корабли арианцев и цветочников.

– Почему же тебе не попробовать? Этот протозид, которого ты распылил… Он все еще там…

Хенк думал.

Он перебирал варианты.

Наконец спросил:

– Когда я могу стартовать?

– Через два часа. Курс рассчитан.

Они помолчали, и Челышев вдруг сказал:

– Возможно, я и правда убедил тебя, Хенк, но меня не оставляет ужасное чувство, что мы вновь совершаем ошибку.

16

Хенк пошел в бар.

Арианцы, как всегда, оказались бдительны.

Узнав Хенка, они сразу всей семьей дружно покинули бар. При всем унынии, что ясно читалось на их слишком правильных псевдолицах, им нельзя было отказать в гордости. Их жест отлично вписался в панораму полярных льдов, медленно разворачиваемых течением в сторону длинного антарктического мыса. Белая тоска. Холодные льды. Бармен Люке демонстративно отошел к такому же белому и холодному холодильнику, а перегонщик Ханс отвернулся. Но у стойки сидел красавчик Хархад, к нему и подсел Хенк.

– Два титучая, пожалуйста!

– Твой счет заморожен, – сказал бармен Люке, не оборачиваясь. – Мы не знаем твоих гарантов. Из-за тебя я, кажется, влетел в убытки.

– Два титучая, – вмешался Хархад.

Все это время Ханс копался в пульте климатизатора.

Льды медленно уплывали за горизонт. На мгновение вспыхнула вдали панорама ночного земного города. Настоящего земного города. Но над ним почему-то вспыхнуло небо, прожженное светом пульсара.

Ханс вновь и вновь вносил коррективы.

Наконец пахнуло влажным теплом. «Ханс, наверное, с юга».

Впрочем, на юг это мало походило. Нечто вроде огромного, плотно вросшего в болото уродливого ананаса подперло стойку. Стену закрыли рубчатые ветви кладофлебусов, вдоль стойки легла мохнатая от лишайников гигантская цикадоидея. Она рухнула, по-видимому, недавно, ее толстый ствол щетинился темными листовыми черешками, плотно упакованными в какие-то волосатые наросты. За сплетением уродливых корней, вырванных из земли, прятался, подрагивая зеленой кожей, полутораметровый мозопс, весь от коротких лап до бронированной плоской головы уляпанный неприятной слизью.

– Убрал бы ты эту тварь, Ханс, – раздраженно покосился Люке.

Перегонщик не ответил.

Тогда, усмехнувшись, вмешался Хенк:

– Вы плохо знаете историю Земли, Ханс. Сплошная эклектика. Вы перепутали все доисторические эпохи.

Слова Хенка прозвучали двусмысленно.

Пододвинув к Хенку бокал с титучаем, Хархад негромко сказал:

– Минут через двадцать Шу получит нужные карты.

– Я предпочел бы получить свой курсопрокладчик.

– Ишь какой мудрый со звезд! – не выдержал наконец перегонщик. – Что? Тебя опять потянуло к Стене? К этим безмозглым тварям?

Ханс, несомненно, имел в виду протозид.

– Я предпочел бы, чтобы вы называли их как-нибудь иначе, Ханс.

– Протозид? – Само это слово в устах Ханса прозвучало как ругательство. – Почему вы не убираетесь к себе, Хенк? Зачем вы сидите на нашей Симме?

Какое-то время все молчали.

Только мозопс по-собачьи встряхивался в рыхлых корнях цикадоидеи и мерзко, не к месту зевал, судорожно раздвигая мощные челюсти.

– Он омерзителен… – наконец произнес Ханс с оттенком непонятного восхищения. Он имел в виду мозопса. – Он, конечно, омерзителен… но он наш… Когда-то он обитал на Земле, дышал нашим воздухом, пил нашу воду…

– Вы и ко мне испытываете отвращение, Ханс?

Перегонщик резко вскочил, и Хархад замер, готовый вмешаться в любую минуту.

– Я бы мог убить тебя, Псевдо-хенк! – действительно с ненавистью выдохнул Ханс. – Ты чего-то все время ждешь, ты прислушиваешься, присматриваешься к нам. Ты любезен, ты прост, а где-то рядом, благодаря твоим проклятым друзьям, три древние цивилизации уже поют отходную! Ты чужд нам больше, чем эта тварь! – Ханс ткнул кулаком в сторону сразу замершего мозопса. – Зачем ты пришел к нам? Кто тебя звал? Зачем на тебе человеческое тело?

– Любовь к своему, Ханс, не должна строиться на ненависти к чужому.

– Заткнись! – заорал Ханс. – Космос ворует у нас людей, мы привыкли к этому. Но зачем он подбрасывает нам таких, как ты, Псевдо-Хенков? Разве к этому можно привыкнуть? Когда я впервые в своей жизни погнал пылевые облака к этим твоим тварям, мне говорили: «Зачем это тебе, Ханс? Пусть они сдохнут, эти первичники! Они же чужие, им на нас наплевать, они ни разу никогда и никому не помогли, не протянули руку помощи. Ни одно разумное существо не станет жить по своей воле под Стеной. Это же дохлая зона, Ханс, – дружно говорили мне. – Там все мертво от радиации, холода, там все убито гравитационными флуктуациями!» И сейчас, Хенк, я вижу, что они были правы, не следовало, ох не следовало подкармливать этих тварей.

«Ну да, первичники… Дохлая зона… Ни одно разумное существо не станет жить по своей воле под Стеной…» Хенк чувствовал: он, кажется, коснулся нити, которая может привести к разгадке. Но она ускользала, ускользала… «Первичники… Дохлая зона… Ни одно разумное существо…» Он вдруг улыбнулся и глянул прямо в глаза оторопевшему от неожиданности перегонщику:

– Держу пари, Ханс, что рано или поздно ты сам захочешь пожать мне руку.

– Не руку! – пришел в себя звездный перегонщик. – Какую-нибудь омерзительную псевдоподию!

«Первичники… Дохлый сектор… Нет, дохлая зона…»

Хенк встал. Он не протянул руку («какую-нибудь омерзительную псевдоподию») ни Хархаду, ни бармену Люке, он даже не спросил бармена, где обещанная им шляпа? Теперь он торопился к Шу. Его подгоняла странная догадка.

Он шел к выходу, ступая прямо по доисторическим лужам.

Он боялся упустить кончик нити, случайно подброшенный ему Хансом.

17

Хенк сидел перед экранами, озаренный неярким светом.

Мысль о том, что он покидает Симму, может быть надолго, может быть навсегда, ничуть его не тревожила. Он понимал Петра Челышева: таких, как он, Псевдо-Хенков следует держать подальше от настоящих людей.

И опять подумал о Симме.

Не такая уж затерянная планетка.

Если раньше о ней знали в основном пилоты, почтовики да случайные звездные перегонщики, сейчас она на слуху. Несколько крупнейших звездных цивилизаций, затаив дыхание, ждут сообщений с Симмы.

А протозиды не останавливались.

Чудовищные, невероятные массы медлительных безмолвных существ описывали какие-то сложные кривые, выводящие к единому центру – к квазару Шансон. Вселенная, конечно, большая штука, и ее не так уж просто сломать, и все же…

На всех экранах перед Хенком крутились, как акробаты, ряды цифр. Низко выли вакуумные насосы. «Лайман альфа» на глазах пробуждалась. Вместе с нею пробуждался и Хенк.

Впервые за много лет мысль об одиночестве его нисколько не угнетала.