8

Домашний телефон для Алехина был предметом особой гордости.

Алехин простоял в очереди на телефон почти десять лет, и все равно ему пока поставили только воздушку – в один день и почти случайно. Кстати, именно в тот день он впервые увидел Верочку. Ноги длинные, глаза лесные, зеленые, полупрозрачная кофточка на груди и все такое прочее. И Алехин чем-то ее привлек. Может, осторожной стеснительной улыбкой, Алехин никогда об этом не спрашивал. Строго ответив на стеснительную улыбку страхового агента, Верочка, как и подобает опытной секретарше, пробежала тонким красивым пальчиком по длинному списку, лежащему перед ней:

– Опаздываете, товарищ Алехин.

Алехин удивился, но виду не подал.

Как это опаздывает? Неужели его очередь подошла?

Начальник телефонной связи, человек еще молодой, но умудренный, сидел за просторным письменным столом и курил длинную иностранную сигарету. При этом он внимательно слушал острые анекдоты какого-то кудрявого смуглого весельчака – может, своего помощника. Увидев Алехина, кудрявый умолк и недовольно отсел в сторону, а начальник телефонной связи закурил новую сигарету. Алехин в ответ улыбнулся открыто. Он видел: начальник телефонной связи много работает – пепельница забита окурками, на столе свежий номер газеты «Советская Сибирь». Он даже немного упал духом. Конечно, у начальника телефонной связи тысячи важных дел, а тут он, Алехин, явился со своим мелким вопросом.

К счастью, начальник уже поднял на Алехина глаза.

– Мне уже звонили о вас, товарищ Алехин, – сказал он. – Мне рекомендовали вас как уверенного работящего человека. Наверное, правильно рекомендовали, я верю товарищам сверху. Но теперь придется работать еще больше. Перестройка, товарищ Алехин! Не какие-то там застойные времена. Гласность. Ускорение. Каждый должен показывать личный пример в быту. Учиться и работать. Все больше и больше работать и учиться. – При словах «перестройка» и «гласность», а особенно «ускорение» полные безмыслия глаза начальника телефонной связи становились какими-то обиженными. Было видно, что на душе у него накипело. А до Алехина дошло наконец, что, может, принимают его за кого-то другого, но он промолчал, решил дослушать до конца умного человека. – Телефон не роскошь, это всем известно. Домашний телефон – это определенное признание обществом. Вы, товарищ Алехин, отдаете себе отчет, как много теперь придется работать?

Слова начальника телефонной связи взволновали Алехина.

Он, конечно, не думал, что его вот прямо сейчас из кабинета отправят в колхоз на копку картофеля или, наоборот, в Институт повышения квалификации, но насторожился. Он очень хотел установить домашний телефон. Он очень хотел вписаться в строй непонятных, но мудрых мыслей начальника.

– Я теперь много работаю, – сказал он вслух.

Некоторое время начальник связи с сомнением рассматривал Алехина.

– Это хорошо, товарищ Алехин, – наконец сказал он. – Перестройка, гласность, ускорение. – (После каждого из этих слов в голове Алехина вспыхивали и гасли разные яркие факты из богатой и содержательной жизни страхового агентства. Конечно, он будет теперь работать еще качественнее. Он прижмет хвост пенсионеру Евченко.) – Мы с вами не можем молчать! Мы не можем поступаться принципами.

Начальник явно шел вброд, на ощупь, он не знал, что сказать еще.

Выручила Верочка, открывшая дверь:

– К вам из профотдела, Иван Георгиевич.

Счастливый Алехин задержался в приемной.

Он так и ел глазами Верочку, разбиравшую какие-то бумаги.

Документы на телефон были подписаны. Алехин не знал, какое чудо произошло, но документы были подписаны. И юбка у Верочки оказалась с длинным разрезом. При ходьбе, да и просто при движении разрез этот расходился, правда, ничего такого особенного Алехин не увидел, наверное, Верочка немного неправильно к нему стояла – боком. Но это ничего. Это ничего, думал Алехин. Вон как хорошо все началось, главное – дальше не испортить.

9

– Есть, есть у меня телефон.

Длинноволосый отпустил Алехина.

А Заратустра Наманганов вдруг резво пошлепал по луже за угол бетонного забора и через пару минут принес телефонную трубку с оборванным проводом. А ну-ка, сказал он, набери свой домашний номер.

– Зачем? – спросил Алехин, рассматривая трубку с циферблатом.

– А ты не трусь. Набери.

– Меня же все равно дома нет.

– Какая разница? Ты набери, Алехин.

Ага, догадался Алехин. Они меня тут держат, а другие такие же шмонают сейчас, наверное, мой домик. Так оно и бывает. Слыхали мы про такое. И неохотно набрал свой номер. В молчащей до того трубке сразу раздались длинные гудки.

– Ну вот, – снисходительно начал Алехин, но в этот момент что-то в трубке щелкнуло, и из бездонной мглы, из дымных времен, из какой-то совершенно невероятной и страшной бездны донесся до страхового агента завораживающий ужасный голос:

– Горит, Алехин, море. Горит. Зря не веришь.

– Какое море? – ошеломленно спросил Алехин.

– Черное…

Длинноволосый отобрал у Алехина трубку.

– Хватит с тебя, – сказал он с придыханием. – Тяжелый ты человек.

До Алехина наконец что-то дошло.

– Эй, мужики, – обеспокоенно сказал он. – Если даже и горит море, я-то тут при чем?

– Тебе сколько лет? – спросил длинноволосый.

– Немного за тридцать, – неохотно признался Алехин.

– Тридцать пять. Медленно взрослеешь, Алехин. – Длинноволосый почти с сочувствием похлопал Алехина по грязной ветровке, но тут же пригрозил: – Смотри не потеряй рака. Мы его тебе отдаем на время. Ну, как переходящий приз. Когда понадобится, придем. Так что сваливай!

И Алехин свалил. Да с такой скоростью, что чуть не сшиб в садике странный, похожий на гранатомет, прибор математика Н. Чертыхнулся второпях: этот Н. тоже придурок. Прибор поставил, а не страхует.

10

А в конторе в тот день он услышал:

– Ой, Алехин! Зоя Федоровна видела летающую тарелку!

Все конторские метелки были в ужасе и восторге. Все – молоденькие, все, как на подбор, некрасивые. Правда, все замужем. Видно, для такого дела, как замужество, остренькие коленки, белесые реснички и копешки волос на маленьких головах вовсе не препятствие. А вот Зоя Федоровна, заведующая отделением Госстраха, при всей своей внешней импозантности всю жизнь просидела в старых девах. Отсюда и характер. Зная, например, что Алехин пьет крайне редко, Зоя Федоровна все равно каждый день незаметно к нему принюхивалась. И всяко предупреждала:

– Был у нас один человек, Алехин. Все пил и пил. А где он сейчас?

И сама отвечала:

– На каторге!

– Да какая каторга в наше время?

– А жизнь? – резонно возражала Зоя Федоровна. – Разве не каторга?

О жизни Зоя Федоровна знала все. О счастливой тоже. Чтобы жить счастливо, знала она, надо все предметы роскоши поровну разделить на всех и бесплатно раздать. После такого важного события в истории человечества надо будет лишь следить за тем, чтобы ни у одной отдельно взятой человеческой особи снова не возникло ужасной жажды накопления. Если такая жажда возникнет, незамедлительно отправлять такую ненадежную особь на каторгу, невзирая ни на пол, ни на возраст, ни на образование. А всем ворам, даже самым мелким, рубить руки выше локтей. А чтобы нигде и никогда не возникало дурацких несуразиц, связанных с так называемым любовным томлением, раз и навсегда освободить все человеческие особи от исполнения дурацкого супружеского долга. И все такое прочее.

НЛО (неопознанными летающими объектами) Зоя Федоровна раньше никогда не интересовалась. Но вот ночью встала, захотелось воды, пошла босиком на кухню. А окно кухни выходит прямо на пустырь, на заброшенную стройку, на домик Алехина. И вот над тремя деревьями маленького садика Зоя Федоровна увидела огромный, как бы зеркальный шар. А на поверхности шара Зоя Федоровна увидела свое огромное отражение. И это отражение Зое Федоровне безнравственно подмигнуло.

– Да это вы сами, наверное, моргнули от удивления, – догадалась худенькая метелка Ася, ответственная, хорошая работница.

Зоя Федоровна обиделась:

– Зачем это мне моргать ночью?

Алехин промолчал. Он не хотел вступать в споры.

Он сам находился в смятении, потому что ночью увидел сон, явно один из тех, которыми интересовался крупный математик Н. Приснилось Алехину, что он идет по узкой тропинке. Вот Зоя Федоровна ночью ходит босиком на кухню, а он во сне шел босиком по узкой тропинке. Солнце печет, вокруг пологие коричневые глинистые холмы, редкая скудная травка. А может, холмы не глинистые, может, они из коричневого суглинка, который, как сметана, расползается после дождя. Кое-где торчат сосны, похожие на рыжий укроп. Короче, страна блаженная на прекрасном морском берегу. А он, Алехин, идет босиком по тропинке и твердо знает, что уютный домик с тремя балкончиками на берегу – это его собственный домик. Или дача. Не важно что. Главное, его собственное! И получил он этот домик или эту дачу не просто так, а официально от правительства. Что-то он, Алехин, сделал такое, что ему, как большому Герою, дали то ли домик, то ли дачу с тремя балкончиками. И стоит у зеленой калитки Верочка и ждет его, Алехина. Нетерпеливо и страстно ждет. Играет круглым бедром, глаза лесные, зеленые. Алехин во сне так и набросился на Веру, будто правительство и ее отдало ему вместе с дачей. Как большому Герою. Обнял Веру, врос корнями в землю, бомбой не сдвинешь. А может, не корнями врос, может, лапами, или звериными когтями, или какими-нибудь ужасными псевдоподиями, этого Алехин уже не помнил. Но сон такой, что Алехин долго млел, проснувшись…

И вот еще что.

Его же вчера били и унижали.

Его вчера мордой тыкали в грязный мокрый забор, у него вся морда должна быть раскрашена синяками, а он проснулся, а на лице ни следа, ни царапины. Он специально смотрелся в зеркало, изучал свое лицо. Где ссадины? Где царапины? Где синяки? Его возили по луже, ставили к забору, как смертника, ему вчера тыкали кулаком в зубы, а где же следы насилия? Вот ведь чудо.

Глядя в зеркало, Алехин улыбнулся.

Улыбка получилась уверенная, профессиональная.