– Ох, он сейчас на студии, на Эбби-Роуд, они там даже ночевали, я его уже два дня почти не видела.

– Чёрт… Синтия, а как туда позвонить? У меня был телефон, но я его, похоже, в лондонской квартире оставил.

– Записывайте, мистер Мэлтсэфф…

– Секундочку, – сказал я и по-русски обратился к Суслову: – Михаил Андреевич, карандашика не найдётся? Спасибо. – И снова по-английски: – Говорите, Синтия.

До Битлов я всё же дозвонился. К трубке по моей просьбе пригласили Леннона, который, судя по голосу, искренне обрадовался моему звонку.

– Что? Выступить в России? В Москве? Первого июня? Отличная идея, Егор! Я только «за», да и парни, уверен, не станут возражать, они тоже давно хотели посмотреть, как живут в вашей стране, спеть для русских.

– Вот и случай подвернулся, прилетайте сразу на недельку, отдохнёте, расслабитесь, – говорил я, косясь на Суслова, который вполне мог владеть английским. – Тут вам обещают целую культурную программу по высшему разряду. Насчёт билетов на самолёт, как меня заверили, проблем не будет, их вам оформят через советское консульство. А в Москве забронируют места в лучшей гостинице. Запиши, кстати, телефон человека, через которого будете держать связь, его зовут Леонид Федулов.

– Да, но нам ещё нужно поставить в известность Брайана.

– Эпстайна? Думаешь, он может наложить вето на поездку?

– Вряд ли он пойдёт на это, думаю, он даже попросит ещё один билет на него.

– Михаил Андреевич, а можно будет билеты на пятерых – четырёх музыкантов и их продюсера?

– Решим вопрос.

– Джон, мне сейчас сказали, что этот вопрос решаем… Ага… Хорошо, будем на связи. Пока!

Я положил трубку, и мы обменялись с Сусловым взглядами. Молчание длилось несколько секунд, после чего тот наконец произнёс:

– Ну что, товарищ Мальцев, всё нормально?

– Да, товарищ Суслов, вроде со всеми удалось уладить. Ничего, что я им пообещал культурную программу от вашего лица?

– Какую именно? – насторожился Суслов.

– Мы этот вопрос не уточняли, зато у вас будет время это продумать.

Хм, хорошо, обмозгуем… Теперь, если вас не затруднит, посидите в приёмной, а я созвонюсь с Екатериной Алексеевной, мы обсудим вопрос участия вышеперечисленных исполнителей в рамках фестиваля. Я распоряжусь, чтобы Вера Алексеевна сделала вам ещё чаю.

– А вопрос можно?

– Задавайте.

– Вам не кажется, Михаил Андреевич, что название фестиваля, скажем так, несколько неактуально?

– Что вы имеете в виду?

– То, что я и говорил на собрании. У нас немало ветеранов войны нуждаются, например, в улучшении жилищных условий, а на фоне недавнего землетрясения в Ташкенте можно было бы помочь и оставшимся без крова. Думаю, люди с удовольствием приняли бы помощь.

– Хм, над этим нужно помозговать…

– И ещё одно предложение вдогонку разрешите озвучить?

– Да вы просто фонтанируете идеями, Егор Дмитриевич! Ну, что там у вас ещё?

– У меня вариант проведения концерта в двух отделениях. Сами видите, что, с одной стороны, подбираются музыканты старшего поколения со своим репертуаром, с другой – молодые, исполняющие более современную музыку. Не логично ли будет их развести вместо того, чтобы выступать вперемешку?

– А что, в вашем предложении есть зерно. И выглядит это вполне логично, я бы мог и сам до этого додуматься. Это мы сейчас тоже с товарищем Фурцевой решим. А вы всё же идите чайку попейте, пока я общаюсь по телефону.

Минут через тридцать, когда этот самый чай у меня разве что из ушей не тёк и я думал, о чём так долго можно говорить с министром культуры, меня снова пригласили в кабинет к Суслову.

– Всё нормально, мы поговорили с Екатериной Алексеевной. Вопрос о новых исполнителях решили. Она при мне созвонилась со своим заместителем, товарищем Баскаковым, который непосредственно взаимодействует с артистами. Генеральная репетиция состоится тридцать первого мая в ДК «Красный Октябрь» в полдень. Ну это вы вроде знаете. Будет у вас ещё возможность созвониться с вашим английским другом?

– Надеюсь, да.

– Вот как выясните, точно ли они готовы лететь, тогда через консульство закажем билеты и обеспечим гостиницу. В экстренном порядке мы допечатаем афиши с изменениями. Только на всякий случай появление этих… The Beatles упомянем как возможное. Кстати, а с участниками вашей группы всё нормально, разместят?

– Да, в гостинице «Москва» на парней выделили трёхместный номер и на девушку – одноместный.

– Замечательно! По концерту в двух отделениях товарищ Фурцева тоже со мной согласилась. Чтобы не томить ожиданием немолодых артистов, решили, что они выступят в первом отделении, а вы, молодые, будете закрывать фестиваль. Что же касается названия фестиваля и цели акции… Мы и этот вопрос обсудили с Екатериной Алексеевной и пришли к выводу, что если исполнителей можно варьировать, то цель акции уже обозначена.

– Жаль, – вздохнул я.

– Но согласитесь, что помощь африканским детям – тоже благородная цель… Что ж, не смею вас больше задерживать, Егор Дмитриевич. Всего хорошего. Если возникнут какие-то вопросы, звоните или мне в приёмную, или сразу товарищу Фурцевой…

«Ф-фух, прокатило, – думал я, покидая здание на Старой площади. – Причём прокатило не в самом плохом варианте. Жаль, что с идеей акции не выгорело… А тут я ещё ухмыляюсь портрету Шелепина. На фоне легенды о нашем родстве Суслов мог это воспринять в каком угодно ключе».

Весь погружённый в свои мысли, я на автомате поймал такси и так же, в мыслях о грядущем фестивале и недавней встрече с Сусловым, доехал до дому. Поздоровался с парой бабушек у подъезда, одолел первый лестничный пролёт… и увидел сидящую на подоконнике Светлану Фурцеву.

В первый момент я её даже не узнал. Куда делась та жизнерадостная, пышущая здоровьем молодая женщина? Теперь это была её бледная исхудавшая тень. Тёмные круги под глазами делали её похожей на Наталью Варлей в образе панночки, которая в гробу летала перед охреневшим Хомой.

– Привет! – сказал я, не зная, что ещё можно произнести в этой ситуации.

– Привет, – тихо ответила она. – У тебя нет сигаретки или папиросы?

– Ты же знаешь, у меня режим, с вредными привычками строго.

– А я вот не могу бросить… Никотин меня хоть немного успокаивает. Час назад последнюю выкурила.

А окурки, получается, прямо в эту открытую форточку бросает, на голову сидящим у подъезда бабулькам. Или их ветром сносит? Вполне вероятно, ветерок сегодня серьёзный, иначе, упади им «бычок» за шиворот, старушки мигом всех на уши подняли бы. А вообще странно, что человек столько времени сидит в подъезде и никто и ухом не повёл. Я за пять лет в этом мире уже привык, что советские люди обязательно поинтересуются у праздно торчащего в подъезде неизвестного, к кому он, кого ждёт, а уж бабушки и вовсе всю душу вытрясут. Тем более у нас пятиэтажный дом, без лифта, всё движение по лестнице.

– А что стряслось, почему такой… вид?

– Что, плохо выгляжу?

– Да не то чтобы плохо… Но сильно отличаешься от той Светланы Фурцевой, которую я видел год назад.

– Что ж вы меня все по девичьей фамилии склоняете? – грустно усмехнулась она. – Я ведь уже несколько лет Козлова. Так и норовите напомнить, кто моя мать.

Я на мгновение растерялся. Действительно, я и сам как-то привык проводить непосредственную параллель между Фурцевой-старшей и её дочерью.

– Ладно, больше не буду… А здесь-то что делаешь? Ждёшь кого?

Ответ на этот вопрос я знал заранее, поэтому не особенно удивился, услышав:

– Ага, жду. Тебя. Меня тут бабки за твою поклонницу приняли, я не стала отнекиваться. В какой-то мере да, поклонница. А они мне, мол, шляются тут, все стены в подъезде исписали. – Она выжала из себя страдальческую ухмылку.

Насчёт стен бабки были правы, но это было преимущественно до моего отъезда в Англию. Потом фанаты поутихли. Странно, что сейчас и в самом деле их не наблюдается, всё ж таки многие через газеты и ТВ узнали, что я вернулся, чтобы выступить на фестивале.

– Так ты что, просто поговорить хотела или… – Я запнулся, не зная, как выразить свою мысль. – Извини, домой не приглашаю, ребёнок маленький. Да и жена… может неправильно понять. Если хочешь, давай посидим где-нибудь в кафе, что ли…

– Господи, какое кафе?! – простонала Светлана, глядя на меня повлажневшими глазами. – Я же к тебе пришла! Ты понимаешь, что я не могу без тебя жить?! Вот, смотри. – Она закатала рукава платья, показывая бело-розовые шрамы на запястьях. Вот же, ведь Фурцева-старшая не раз вскрывала себе вены – если верить некоторым историкам, – начиная примерно года с 1960-го, и дочка идёт проторенной дорожкой. – Это из-за тебя! – В её голосе уже ощущались нотки истерики. – Неужели ты ещё тогда, год назад, не понял, что мне нужен только ты?! Да я пить начала из-за тебя! Я вены из-за тебя резала!

– Свет, давай успокойся, и мы поговорим, как взрослые люди. – Я обнял её за вздрагивающие плечи. Ох, как же я ненавижу успокаивать плачущих баб! – Ну всё, прекращай плакать, у тебя же тушь потечёт… Хотя какая тушь, ты же без косметики. Нельзя так себя запускать женщине в самом расцвете лет. Ладно, где у тебя носовой платок? В сумочке? Щас…

Порывшись одной рукой в её ридикюле, извлёк оттуда практически чистый носовой платок и принялся вытирать слёзы на лице своей воздыхательницы. Не хватало ещё, чтобы кто-нибудь из соседей мимо прошёл. Новость, что Егор Мальцев обнимается с какой-то плачущей женщиной, тут же разлетится не только по дому, но и по Москве чего доброго. Объясняйся потом с супругой, а оно мне надо? То-то же.

– Как ты, успокоилась немного? – спросил я, убирая платок обратно в сумку.

Я взял её лицо в свои ладони, поднял, вглядываясь в чёрную глубину зрачков. Сейчас это всё ещё всхлипывающее существо выглядело настолько затравленно, что в порыве жалости захотелось его прижать к себе и зарыться лицом в растрёпанные волосы. Однако это дало бы Светлане повод на что-то надеяться, а я не хотел вводить её в заблуждение относительно перспектив наших отношений.

– Егор, скажи, что ты меня любишь, – прошептала она, не сводя с меня полного надежды взгляда.

– Свет, я люблю тебя как друга, но как женщину я могу любить только свою жену. Ты же сама всё прекрасно понимаешь.

– Ах так!

Она резким движением расстегнула молнию на боковом кармане сумочки, и спустя секунду я увидел в её руке складной нож с уже выдвинутым лезвием.

– С венами не получилось, а с артерией получится.

Дальше я действовал на автомате. Тыльной стороной левой руки я подбил её правую руку, сжимавшую несущийся к шее нож. Но немного не успел – Света самым кончиком оцарапала себе шею. Правой рукой удержал её кисть с ножом над головой и резко выкрутил.

– Ой, мамочки! Нож с глухим звоном упал на плитку лестничного пролёта. Светлана в ужасе смотрела на меня, прижав ладонь к своей шее. Я же, всё ещё на адреналине, не без труда оторвал её руку от раны.

– Ерунда, небольшой порез, – выдохнул я, чувствуя, как меня понемногу отпускает. Снова достал из сумки носовой платок, приложил к ранке. – Прижми, сама будешь держать. Думаю, даже швы накладывать не придётся… Ох ты ж дура, а! И мозги у тебя куриные!

Наклонившись, чтобы подобрать нож, в последний момент передумал брать его за ручку, подцепил аккуратно двумя пальцами и опустил в карман своего пиджака. Ещё не хватало отпечатки оставлять, чтобы потом мне покушение на жизнь министерской дочки приписали. Пусть пока у меня побудет, если что – на нём пальчики только Светланы.

– Ты мне чуть руку не сломал, – всхлипнула она, прижимая платок к шее левой рукой и тряся кистью правой.

– А нужно было бы, чтобы больше не хваталась за что ни попадя. Это ж надо до такого додуматься!.. Пошли.

– Куда?

– Куда-куда… К матери твоей поедем, пусть разбирается с дочуркой, а я умываю руки.

– Я не поеду к ней. – В её голосе снова начали прорезываться истерические нотки. – Лучше я вены себе перегрызу, не хочу её видеть!

– Тебе в любом случае нужно оказать какую-то медпомощь… А, чёрт с тобой, пойдём ко мне.

– К тебе? Ты же говорил, у тебя жена дома, ребёнок…

– Ничего, я кухонные ножи спрячу подальше. Ну, чего стоим?! Кровью истечёшь, пошли хоть продезинфицируем рану, ещё неизвестно, что за колбасу ты этим ножом резала.

На этот раз она проявила покорность. Я-то малость нервничал, представляя, как буду объясняться с женой, ещё, чего доброго, и она ревнивую истерику закатит. Надеюсь, они хотя бы между собой не передерутся.

– Привет, лапа, привёл мою неудачливую поклонницу. Узнаёшь? Да-да, Светлана Фурцева… то есть Козлова по мужу. Вы ещё в гримёрке пересекались после концерта трио «НасТроение».

– Как же, помню… Здравствуйте, Светлана. Ой, а что это у вас… с шеей?

– Несчастный случай, – быстро ответил я за ещё больше побледневшую дочку министерши, прижимавшую платок к порезу. – Представляешь, встретились в подъезде, ну и попросила заодно автограф. У неё карандашик с собой был, правда, туповатый, и лезвие. Решила грифель заточить на ходу, да видишь как – малость промахнулась.

– У нас в подъезде? – подняла брови Ленка, удивлённо глядя на Светлану.

– А у неё приятельница здесь живёт, – вдохновенно врал я, уже не думая о последствиях. – Как раз от неё спускалась, да, Света? Так что, найдутся у нас йод с пластырем?

– Как не найтись, уж для дочери министра культуры найдём.

В общем, по-бабски они нормально столковались. Фурцева-Козлова даже позволила себя уговорить выпить чайку, пока мы ждали вызванное по телефону такси.

Когда сажал свою «поклонницу» в «Волгу» с шашечками, водитель сначала мазнул по мне взглядом, а затем принялся разглядывать более сосредоточенно.

– Ба, да вы же Егор Мальцев, знаменитый футболист!

– Вы обознались, просто похож, – на автомате отреагировал я. – Меня постоянно с ним путают.

– Жаль, – искренне расстроился таксист. – В таксопарке бы ребятам рассказал, они просто обалдели бы.

– Приходите всем таксопарком на музыкальный фестиваль первого июня, там ваш Мальцев точно будет выступать.

– Хе, так нас уже заставили купить билеты. Сказали: не купите – влепим выговор в личное дело. А уж они-то влепят, они найдут повод.

Похоже, водитель любит поболтать. Ну, дальше пусть со Светланой трещит. Несмотря на её протесты, вручил таксисту деньги за проезд с запасом, разрешив оставить сдачу себе. Проводив взглядом свернувшую за угол дома машину, поднялся обратно в квартиру, где меня уже ждала уперевшая руки в боки супруга.

– Ну, рассказывай, муженёк, что это сейчас было?