– А как же иначе! И пустыни, там саксаул и растет. Там есть подземные реки и озёра. Бурить скважины и обживать пустыню и в Африке, и в Азии, и на Аравийском полуострове. Я жил в полупустыне, высевали семена саксаула, мне там понравилось. А больших ли денег стоит один желудь дуба?.. Одна горсть копейки не стоит! А если в землю посадить? Наклонился один раз, подобрал, лопатой землю сковырнул, посадил. Лесник за один день может посеять тысячи желудей!.. А если конь, запряженный в плуг?.. А на гарях использовать мини-трактор? И так каждую осень до самых морозов. Собрал желудей тонну и посеял. На гектар две с половиной тысячи желудей достаточно. Зарплата леснику в день три рубля. За триста лет, пока растёт дерево, на гектаре появилась тысяча кубометров красной древесины. Один кубометр сегодня стоит пятьсот рублей. С гектара полмиллиона дохода. Три рубля леснику заплатили, он за день десять гектаров засеет, а получит государство через триста лет только за один день работы лесника пять миллионов золотом, если пересчитать на рубли по сегодняшним ценам. Вот такова экономическая эффективность содержания одного лесника!.. А ты ратуешь за то, чтобы не вмешиваться в природу. А сеять желуди и орехи кедра можно весь сентябрь и октябрь. Земля замерзает в первых числах ноября. И весной сеять с середины апреля и половину мая, месяц. В одном только нашем Кавалеровском лесхозе сорок лесников и двадцать инженерно-технических работников. Скажи, какой золотой прииск даст столько прибыли в день?.. И на прииске рано или поздно золото заканчивается. Перековыряли, перелопатили, испохабили драгами землю и превратили в неудобья, образовались овраги, озёра или болота. Плодородную почву дожди смоют в реки. Луга превратили в неудобья!.. После старателей на земле ничего не растёт. А желудями дуба можно засеять все степи и лесостепи России и даже эти неудобья. И климат изменится, станет мягче. И берега рек закрепят, исчезнет такое понятие, как наводнение!.. Уссурийская тайга – это смешанные леса из ценных деревьев!.. Природа тут сама так распорядилась. И рельеф, и климат, и почва позволяют. Богатейшая по разнообразию растительность!.. Невиданные богатства!.. И их можно преумножить!.. Там, где дуб и желуди, там дикие кабаны водятся, свиньи, а где свиньи дикие, там и тигр!.. Это единственный способ сохранить популяцию полосатого хищника.
– Пожалуй, ученый из тебя получится. Кандидатскую защитишь.
– Попробую заочно пойти учиться в аспирантуру во Владивостоке, осилить тему селекции кедра, или что-то близкое к этой теме!..
– Наука наукой, – ухмыльнулся Виктор, – а выдался урожайный год, и все бегут в тайгу собирать упавшие шишки! Кто вперёд успеет собрать, тот и пан. Никто не смотрит, от ценного дерева, молодого или старого. Орехи на вес принимают, любые годятся на еду.
– Моя цель – оставить после себя богатую тайгу! Высаживать кедр, липу, бархат, ясень, дуб.
В Казахстане, в Павлодарской области, лично посадил с трактористом сотни гектаров саженцев сосен. В прибалхашской полупустыне собирал семена саксаула, серебристого лоха, и сажал и сеял. Саженцы голубых елей высаживал на Тянь-Шане. Если каждый человек по жёлудю, кедровому орешку или крылатке саксаула, семечку баобаба посеет в землю. По два!.. По тысяче!.. И каждый год, пока ты жив!.. Тогда и наступит гармония с природой.
– Похоже, ты прав, такой подход к природе, лесам планеты имеет перспективу. Я студентом в Ленинграде как думал?.. Растёт себе тайга, да и ладно. А оказалось, сейчас на моём обходе есть и молодые кедрачи, их создали в годы войны, им лет по сорок, а они плодоносят, шишки на деревьях крупные, а без этих посадок вырубки и гари зарастали бы берёзовым лесом. А что ценнее? Конечно, кедровый лес.
– В этом ценность молодых посадок на пустошах, со временем поднимется тайга, и она будет кормить и зверя, и человека вечно. И скорлупу кедровых орешков можно использовать, если перемолоть в муку и добавлять в хлеб и в кондитерские изделия.
Лесоводство в России молодая наука. Вот этим кедрам триста шестьдесят лет, а царь Пётр I всего двести пятьдесят лет назад как подписал указ о формировании корпуса лесничих и ввёл должность лесника. Представляешь, вот этот кедр, под которым сидим, старше указа Петра о создании лесного ведомства в России!.. А советской плановой системе и полсотни лет нет. Но зато сколько за это время в степях и полупустынях посадили саженцев сосны, дуба. И они стали лесными ветрозащитными полосами, лесными угодьями!.. Сколько болот осушили. Так что научное и плановое ведение лесного хозяйства оправдано, это спасение жизни на планете. Лесопосадки по силам лишь государству. Создавать лес на планете важнее, чем полёты в космос! И дальновиднее. Истощить ресурсы Земли, Луны и Марса большого ума не требуется, а посадить лес на планете, заниматься повторной переработкой всего, чем пользуется человек, важнее. Жизнь заставит.
Подсчитав экскременты гусениц, накинули рюкзаки на плечи и двинулись в путь.
Солнце в зените, полдень, нещадное пекло. Южный ветер печёт костюм энцефалитки, словно гладит утюгом. Звериная тропа ведет по хребту сопки.
За час одолели два километра. На пологой вершине сопки под раскидистой елкой расстелили простынь.
– Привал!
В тайге что-то ухнуло.
– Кажется, упало сухое дерево!..
Лёгкий шум ветра в ветвях, шелест падающих экскрементов на хвою и сухую прошлогоднюю листву, кроме этих звуков иного подозрительного слух лесников не уловил.
– А если завалится сухое дерево ночью на костер? Вот будет фейерверк!
– Жарче костёр разгорится.
Виктор снял с плеча ружьё и рюкзак, прислонил к дереву. Виталий сбросил рюкзак в тень.
Взгляд лесников невольно остановился на нижней ветке кедра, она была облеплена опушёнными желтоватыми кладками. Бабочки оставили их осенью прошлого года, а сейчас из яичек выползали еле различимые бледно-зеленого цвета волосистые гусеницы с двумя синими пятнышками на голове, их можно принять за глаза, но в них яд. Если нечаянно дотронуться до них пальцами, а потом потереть себе глаза, то придётся обращаться к врачу. В горах на северных склонах холоднее, и гусеницы только-только вылупились из яиц и ползли одна за другой по серой коре ветки к зелёной хвое.
– Да их тут на одной только ветке полчище!.. Жаль, что птицы ими не питаются.
– Картина не для слабонервных!..
– На вертолётной площадке для них бочки с дустом. Взяли бы да и сейчас распылили над тайгой…
– И на нас бы сверху посыпали заодно!..
– Может, выстоит тайга?.. – с надеждой произнёс Виктор. – Она росла миллионы лет в этом месте. И что? Никогда гусениц до этого не было? Да всё было!.. И пожары, и насекомые были, и никуда тайга не делась!.. Природа умеет лечить свои раны.
– Выстоит или нет, от погоды зависит, каким лето окажется, сам знаешь.
– Жители Самарки говорят, что бабочки не первый год тучами летают, и в селе, и в тайге.
Виталий достал из рюкзака простынь, расстелил под кедром, присел на выступавший из земли корень.
– В Лениногорске, а это Алтай, там тоже очаг был, но Сибирского шелкопряда[3], и мы, студенты, помогали лесхозу. Спали в домике на полу вповалку, в спальниках, прижавшись, друг к другу. Мальчишки. Девчонки. Сентябрь. Климат сибирский, ночами холодно, а днём припекает прощальное солнце. Природа на Алтае осенью удивительно красивая!..
Кормили нас на кухне под навесом.
На мотороллере «Муравей» подвозили мешки с дустом и загружали в баки вертолёта шестьсот килограммов яда на один только полёт!.. А летал вертолёт весь световой день, и работали мы неделю.
Нас заставляют надеть противогаз или респиратор. А мы!.. Да где там! Пот лицо заливает!.. Вспарываем бумажный мешок ножом, а там пятьдесят килограммов яда!.. Вдвоем подняли!.. И в бак!.. Плюх!.. А оттуда облако дуста в глаза, нос, рот.
Лесничий над душой стоит, требует, чтобы мы берегли себя!.. Напрасно старается!.. Марлевые повязки забились дустом после первой же загрузки бака. В респираторах и противогазах тоже фильтры забились!.. Дышать невозможно!.. Сорвали и повязки из марли, и респиратор, и противогаз сняли. И надышались, и наелись этого яда на всю оставшуюся жизнь, он откладывается в жировой прослойке под кожей, а у меня вместо жира слой яда, комар впился мне в кожу, и смотрю, тут же и отвалился, сдох!.. Меня комары не трогают!.. Стороной облетают!.. За метр от меня чуют свою погибель!..
– Это ты перегнул, что комары на тебе дохнут! Погоди!.. Ночные заморозки закончатся, появится мошка, она тут тучами летает. А энцефалитные клещи сейчас могут на нас нацепляться. Старики говорят, в шестидесятые годы пытались избавиться с помощью дуста от клеща. Опылили тайгу ядом, а уничтожили всех рябчиков и фазанов. Лесники наши войну прошли. Провели опыт. Помрёт клещ от дуста или нет?.. В спичечный коробок посадили, засыпали ядом. На другой день смотрят. Живые остались, им хоть бы хны.
– Наука – метод проб и ошибок. Сейчас с опылением этих гусениц тоже ничего не получится. На южных склонах гуськи из яиц уже уползли в крону, а на северных склонах могут и через неделю начать вылупляться. Это сейчас каждый день надо тайгу дустом опылять, – Виталий с любопытством разглядывает мелких едва видимых гусениц на хвое. – Диссертацию кто-то хочет защитить!.. А это пятьдесят рублей прибавки к зарплате!.. Защитился, метод внедрили, надбавка идет. Проходит время, а в лесу на практике нет ожидаемого результата. Новое предлагают. Вот и я вношу рационализаторское предложение. – Достал тетрадь учета, посмотрел записи. – Плотность очага, по мере того как мы удаляемся от стана и вертолётной площадки, нарастает и подумал: «Надо это как-то отразить на схеме в условных обозначениях, так будет нагляднее. Заштрихую пройденный километр вокруг каждой пробной площадки. По пятибалльной системе. Очень редкая. Редкая. Средняя зараженность. Сильная. Очень сильная».
Виктор достал фляжку с водой и немного отпил.
Солнце пробивалось сквозь ветви кедровых макушек и наклонилось к горизонту.
– Спустимся к реке, там должно быть зимовье.
– Веди!.. Сусанин!..
Виктор по тропе вывел к визиру, вырубка заросла элеутерококком, подростом аралии и малиной. Просека открыла вид склона и мерцающую алмазами рябь воды горной речки Синей.
Виталий залюбовался панорамой тайги, споткнулся о камень, и заторопился догонять Виктора, дав зарок смотреть почаще под ноги.
Виталий догнал Виктора, его ружьё на левом плече, рюкзак подтянут, к нему пристёгнута фуфайка, лайка убежала по тропе вниз. Мелькнула мысль: «Городской парень, а в тайге чувствует себя как дома. Два года в лесничестве наравне с рабочими рубки ухода проводит, больные деревья валит, саженцы кедра сажает, сено для диких зверей готовят, зимой охотится. Физическая работа на чистом воздухе для здоровья многое значит! Вот он и носится сейчас по этим тропам как дикий лось, попробуй, его догони.
Вышли на редколесье, поляну, освещённую солнцем. Послышался лай собаки. Виктор насторожился, приготовил ружье к выстрелу, осторожно пошёл на лай.
В нору спрятался барсук, и собака не может его достать, исходит от злости, роет лапами землю, суёт нос в нору. Собака отступила, понюхав воздух, и покрутив головой, словно спрашивая разрешения, вновь отчаянно кинулась к тёмному отверстию и стала разрывать вход норы с такой яростью, что комки земли и камешки отлетают от лап.
Виктор обошёл каменистую поляну и нашёл ещё два выхода из подземного жилища барсука.
– Разведём костёр и дымом выкурим!.. Добудем молодого самца?!
– Можно бы и добыть!.. Но давай осенью!.. Приеду в гости. Поохотимся. А сейчас надо идти!.. Вперёд, Сусанин!
За сопку, уснувший вулкан, закатилось солнце, склон, по которому шли, погрузился в тень. Последние лучи осветили кедровую тайгу на другой стороне реки Синей, он, освещённый, всё ещё красовался на фоне синего неба, окрашенный нежными тонами весны и ярким закатом.
Виктор вёл в ближний распадок.
Склон становится положе, тропа привела к ручью с тихим течением, гладь воды заводи, в которой как в зеркале отразились деревья и синее небо, заворожила. Ручей перегородил сваленный бурей высохший ясень, по нему перешли на другой берег.
Виктор махнул рукой в сторону заводи и тихо шепнул:
– Ленки нерестуют!.. Вечером на закате солнца они нас плохо видят!.. Порыбачим, сейчас самый клёв, уху приготовим!
– С дымком-то самая настоящая уха.
– Разводи костёр!.. Здесь и поужинаем. А заночуем в зимовье, до него тут шагов двести осталось. Знаю это место.
Виктор ружьё приставил к дереву, положив на высохшую траву рюкзак, достал свёрток с рыболовной снастью.
– Я бы тоже порыбачил, да снасть не взял.
– Лады, вот тебе и леска, и крючок, и картечь на грузило. Сделаешь, подходи осторожно, не шуми, спрячься за деревом, из-за него забрасывай.
Виктор сходил к реке, срубил на удилище два тонких длинных стволика ивы, помог собрать удочку для Виталия. Развели костёр и повесили над ним котелок с водой.
На усохшем ясене кора слегка отстала, Виктор острием ножа отодрал кусок, из трухлявой древесины наковырял личинок желтовато-зелёных древоточцев, сложил их в круглую железную баночку из-под карамелек, присел на валежину и, проколов наживку, поправил её на леске, чтобы едва выглядывало жало крючка, Виталий тоже наковырял финкой личинок, насадил на крючок наживку.
Деревья в воде, словно в зеркале, отражались перевернутыми, макушками вниз, со сплетёнными между собой ветвями. Картину дополнило потемневшее синее небо, отражённое в воде.
Лесники подошли по сухой траве к берегу и спрятались за толстыми стволами. Виктор поднял поплавок на метр от грузила, выглянув из-за дерева, лёгким движением удилища забросил наживку подальше от себя и стал наблюдать, как поплавок медленно поплыл, приближаясь к брачному хороводу.
В прозрачной воде видно, как, плавно шевеля хвостами, плавает стая крупных ленков. Поплавок, сносимый еле заметным течением, всё ближе к стае!.. Рывок!..
Вечерний клёв состоялся!.. Леска натянулась!.. Ленок тянет в глубину, распугивая рыб!.. Виктор то отпускает леску, то подтягивает ленка ближе к берегу. Азарт захватил рыбака!.. Ему хочется выдернуть рыбу на берег, он видит её, чувствует силу!.. Измотав ленка, вытянул на берег и, взяв под жабры, отнёс за дерево на поляну к костру.
Виталий полюбовался уловом: «Килограмма на два потянет!» Вспомнилось. Он сидит на берегу с удочкой в Акдалинском лесничестве, на берегу Балатопарки, ловит сазанов и лещей!.. Утром на рассвете и вечером на закате. Любимая овчарка-альбинос, подаренная отцом, подбежала к ведру с рыбой, прокинула, а носом спихнула пойманную рыбу обратно в воду.
Плавные движения брачного танца говорят о том, что испуг у рыб прошёл.
Виталий закинул удочку. Заворожённо вглядываясь в движения ленков и поплавок, застыл в позе ловца. Рыбы, заметив у дна заводи крупную зеленоватую личинку, рискнули приблизиться. Ленок резко метнулся навстречу, схватил и попался на крючок!..
Ликуя от восторга и пятясь, Виталий тянул рыбину к себе, ощущая резкие подёргивания.
– Мягче, мягче, мягче!.. – скомандовал шепотом Виктор. – А то и крючок, и рыбу потеряешь!.. Позволь ей устать, поводи!.. Отпускай, когда рвётся в сторону, подтягивай, если сила движения ослабнет, подводи ближе к берегу, не давай на глубину уйти, там ей легче от крючка избавиться и оборвать поводок.
Виталий пропустил мимо ушей наставления, медленно отходя от берега и выуживая крупного ленка.
Потемнело. Хоровод рыб стал плохо видимым.
Над водой заблестели отсветы костра.
Азарт, захвативший лесников, пришлось усмирить.
– Будем закругляться! – Виталий снял ленка, приподняв полу куртки, вынул из обшитых дерматином ножен кортик морского офицера, присел на берегу на корточки и стал чистить рыбу. Виктор, подобрав свой улов за деревом, подошёл на берег заводи и присел рядом.
– Откуда у тебя этот раритет?
Виталий дал посмотреть кортик с эфесом[4] из оленьего рога и гардой[5] из окислившейся меди.
– В доме деда Шевченко на чердаке в старинном сундуке нашёл, в нём хранились сушёные яблоки, под слоем свежих оказался слой чёрных, высохших как камень. Попробовал… несъедобные. Из любопытства узнать, толстый ли слой чёрных яблок в опилках, разгреб и нащупал металл, разрыл… и вынул кортик с рукоятью из оленьего рога. В верхней части, обрати внимание, есть клеймо, герб Российской империи, и дата: «1914».
Виктор повертел кортик в руках.
– И ты его сохранил?.. Это же раритет! Хочу иметь такой!.. Продай!..
– Для меня это память о дедушке и бабушке, их доме, усадьбе с яблонями, о своём детстве, проведённом у них.
– А у нас родственник служил на флоте. В революцию морских офицеров в Кронштадте матросы расстреливали без суда, ему удалось в гражданской одежде уехать из Петербурга в Туркестанское генерал-губернаторство[6], к киргизам[7]. Так от него вестей и не дождались, затерялись его следы.
Виктор вернул кортик, лесники почистил рыбу, порезали на куски.
– Головы на уху, а мясо подсолим, по горячему приготовим, подкоптим у огня, иначе пропадёт. На завтрашний день себя обеспечили. Надо будет, ещё поймаем.
Куски, подсолив, Виктор развесил под дым на сучья валежины ясеня. Красную икру, очистив от пленки, сложил в миску. В литровой металлической банке из-под болгарского перца вскипятил воду, насыпал соли, размешал, чтобы растворилась. Приготовив крепкий рассол, залил им очищенную красную икру в эмалированной чашке, она тут же помутнела. Минут через пятнадцать рассол слил.
– Икра готова. Ещё бы лука да масла, и отличная закуска, – мечтательно произнёс Виктор.
– Есть бутылочка с маслом, жена в рюкзак сунула, в кашу добавлять.
– Живём! Лук здесь вдоль тропы растёт по всему берегу речки.
– Черемша?
Виктор сходил к заводи и нарвал пучок крупного медвежьего лука с широкими нежно-зелёными листьями, попробовал ложкой уху из котелка, добавил лавровый лист, лук.
– Готова!.. Аромат-то какой!
– С дымком?.. Мечта поэта!..
Виталий постелил у костра на земле полотенце, накрыл стол. Пока настоялась уха, лесники потчевали себя свежей икрой с черемшой и хлебом.
– Ароматная уха получилась! Класс!.. – Виталий в восторге потёр ладонь о ладонь. – Готова. – Снял котелок с костра, поставил на землю, ложкой разложил по мискам по куску ароматной рыбы, дымящейся паром, картофель, разлил бульон. Остатки поставили остудить в ручей для собаки.
Виктор присел на валежину и, разбирая косточки нежной рыбы, задумчиво глядит на заводь в отблесках костра. Вспоминает.
…Прошло два года, как построил в тайге блиндаж и в нём прошедшим летом жил неделю с Любушкой Пензиной, учительницей младших классов. Сбежала. Расстались… в Самарке есть собственный дом, из кедрового бруса… живу в нём… теперь с Кристиной. Соскучился по этой чудной девчонке таёжнице, хотя прошли всего сутки, как её не видел. А почему память, нет-нет, да и возвращает в Ленинград? К отцу, маме, Диане.
…Ресторан. Отмечаем получение дипломов, прощаемся со студенческой жизнью. Тосты. Я под шафэ. Диана сидит напротив!..
…Так когда же я всё-таки влюбился в неё?.. Да-да! На первом курсе! Или сейчас?.. В ресторане?..
…Или это была лишь вспышка чувств?!
… Дом, где она живёт. У двери, прощаясь, сжал пальцы её руки.
– Я люблю тебя!.. – Сам того не ожидая от себя, он начал пылко и громко объясняться.
– Виктор! Не надо!..
– Нет!.. Нет!.. Поверь!.. Полюбил на первом курсе!..
– На нас смотрят!..
– Я все годы хотел тебе об этом сказать!.. Хочу быть с тобой!.. Всегда!..
– Это так неожиданно!.. Ты это всерьёз?.. Что мы знаем друг о друге?..
Мягкий и тихий голос Дианы убеждает Виктора в том, что и он ей небезразличен. На перерывах между лекциями она приветливо смотрит на него, а в мимолётных беседах улыбается по пустякам.
– Так в чём дело?! – обрадовался он, пытаясь сдержать эмоции. – Завтра увидимся?..
…А всё же!.. Почему вспоминаю её, когда остаюсь один в тайге?..
Да!.. Она была… та… белая балтийская ночь!.. И… первое в жизни страстное объяснение в любви!.. Любовь с первого взгляда!.. Да!.. Она существует!.. Она есть!.. Это было со мной! …И вёл я себя, как влюблённый пятнадцатилетний мальчишка Ромео!..
… Пора бы забыть, отпустить. Пусть она живёт своей жизнью!..
Ночь опустилась на горы. Тайга наполнила воздух запахом хвои, бересты и сока берёз, сырой земли. Небосвод, усыпанный звёздами, осветил полумесяц луны.
Виктор снял с сучьев подкопченную на углях и дыму подсолённую рыбу, завернув в полотенце, положил свёрток в рюкзак. Лайка бегает рядом, преданно ловя каждое его движение, выпрашивая подачку.
Виктор сковырнул каблуком сапога землю, постелил клеёнку, вылил остатки ухи.
– До зимовья тут три минуты ходу.
О проекте
О подписке