– Вам предстоит работа в пересечённой и труднодоступной местности. Ни дорог, ни троп там нет. – Его голос звучал спокойно и твёрдо. – От квартального столба семьдесят пять идти на восток по просеке девять километров, до второго визирного столба на водоразделе. – Он показал пальцем в глубину долины, закрытую деревьями. – Затем повернуть на юг и двигаться шесть километров по визиру^[1] через верховье Правой Синей к водоразделу. Далее буссольным ходом по румбу северо-запад пятьдесят шесть градусов идти шесть километров до зимовья. Затем пять километров тропой по левобережному склону Правой Синей до исходной точки маршрута. Итого преодолеть двадцать шесть километров и заложить двадцать шесть учётных площадок, по одной на километр. Ход пройти за пять дней. Вернуться на шестой к полудню. Выступайте на маршрут. – Обратился к Виталию: – Проводник у вас опытный. Желаю успехов.

Он протянул руку.

Виталий и Виктор обменялись пожатием рук с Куваевым и Зубовым. Лесники заспешили к вездеходу, поднялись в салон, занять сиденья.

Виталий забрал свой рюкзак и двухместный спальник, связанный веревкой, махнул всем на прощание рукой, пошёл к проводнику.

Зубов, открыв дверцу кабины водителя, пропустил вперёд Куваева. Начальство устроилось на переднем сиденье, им предстояло расставлять людей на маршруты в других распадках лесничества.

Вездеход, взревев и выдав густую струю сизого дыма от солярки, дёрнулся, поехал, набирая скорость и лязгая гусеницами. Вскоре он скрылся за поворотом, и деревья его поглотили.

Тайга обрела тишину.

* * *

Тропа повела лесников по высохшим рытвинам в тайгу через вертолётную площадку, с рассыпанными яркими бочками с ядом. Спальный мешок в руках Виталия мешал разглядеть тропу. Настроение испортилось. Только теперь он осознал, что лесники, бывшие фронтовики, опять разыграли, посоветовав взять на складе спальник не одноместный, а двухместный, чтобы и для проводника, значит, так теплее спать, мол, вдвоем!.. А вот как с ним идти в обнимку по горам, когда тут на каждом шагу спотыкаешься?! Его даже к рюкзаку не привяжешь, такой огромный!.. Надо вернуться в дом на поляне, и оставить его. Никто ведь из лесников не взял с собой такую роскошь. Лучше бы фуфайку взял, а теперь ночь проводить у костра придётся в шерстяном свитере и летней форменной курточке. Да ещё энцефалитка. И фуражка на голове! Вместо вязаной тёплой шапочки. Да-а-а!.. И надо же! Поверил лесникам, повёлся! Представляю, как они надо мной ржали!.. Городской я для них, вот и издеваются, а я верю их россказням!.. Это всё Козин, зараза, придумал!.. Так что комфорта не видать, как своих ушей!.. Смешно и грустно!.. Ситуация не из весёлых, и даже не верится, что тут только что разговаривали люди и лязгал гусеницами вездеход!.. Мы остались вдвоём, да ещё лайка!.. А тайга шуток не любит. Магазинов нет. Хватит ли нам еды на шесть дней?.. Судя по тому, что у Виктора пустой рюкзак, продуктами он не запасся! Да ещё придётся кормить собаку. А что у меня в рюкзаке?.. Десять банок тушёнки, две сгущённого молока, пять банок рыбных консервов, десяток картофелин, пачка чая, полкилограмма сахара, три булки хлеба, понемногу гречневой и рисовой крупы. Рассчитывал на себя. На неделю. Не густо. Да ещё, прозрачная клеёнка на случай дождя, носки, аптечка, спички, простынь. Да этот спальник!.. До чего же неудобно с ним идти. И зачем я его взял?.. Он, конечно, выручил, и когда ехали в директорском «Москвиче» в фургончике без сидений, и когда ночевали на полу в сельском клубе, и удобно на нём в тряском вездеходе. Но впереди пять дней с ним в обнимку?.. Не получится!..»

Виталий, то наступая в колею, то на подсохшие бугры, спотыкаясь о них, то и дело и меняет шаг, это вывело из терпения: «Из-за него не видать тропы!..»

Лесник Степанов, шагая впереди, оглядывается, наблюдая смехотворную картину исподтишка, и ухмыляясь.

Виталий то закидывает спальник на плечо, то несёт перед собой, всё больше злясь то на себя, то на Калинина. Лесники войну прошли, многие остались после победы над Японией в Приморском крае, работать на рудниках, фабриках, в автобазах, совхозах, леспромхозах, лесхозах. «Точно, весь лесхоз ржёт до сих пор!.. Из столицы приехал!.. В тайгу со спальником попёрся!.. Комфорту захотелось!.. Ну!.. Ну!.. Это от того, что пороху не нюхал».

Вот бы каждый, кто в тайгу идёт женьшень искать на неделю, а то и на две, спальник с собой прихватывал! Ночуют под деревом у костра в середине августа, когда ночи самые тёплые. А в апреле пригодилась бы шинель или фуфайка, и легко нести, и ночью тепло.

Если бы подошёл по-простому, а не как начальник, посоветоваться, солдаты бы подсказали.

– Давай вернёмся и спальник в доме оставим!.. – обратился Виталий к проводнику.

– У меня оставишь, – спокойно обронил лесник.

– Разве ты не в том доме живёшь?

– Нет. В другом. В землянке.

– А этот? – Виталий кивнул в сторону поляны.

– Числится за мной, но живу в тайге, здесь неподалёку. – Он махнул рукой в сторону реки. – А в доме на вертолётной площадке ночуют учёные лесной опытной станции и лётчики. Пришлют и рабочих яд в вертолётные баки загружать. И кухня будет. Яд завезли травить гусениц, и начали бы опыливать тайгу, да погода подвела. То дождь, то снег, то сильный ветер. Пока раскачались – гусеницы из земли вылезли и до хвои добрались.

– Это ж надо так поляну вездеходом изнахратить!.. А черемши сколько погубили!.. Тут её хоть бочку, хоть две можно наготовить и засолить!.. А крупная какая! Сантиметров сорок высотой, я такой не видел!

Поляна закончилась, тропа повела меж лиственных деревьев по берегу реки. Виктор остановился у старой дуплистой липы, осмотрелся по сторонам, подпрыгнув, зацепился за нижний сук дерева, легко взобрался на сук повыше и вытянул из дупла ружьё. Лайка, виляя пушистым хвостом, бегает вокруг дерева, радуясь, что она вновь в тайге, а лесник с ружьём.

Малозаметная тропа повела дальше в тайгу вдоль берега.

– Смотри!.. Видишь?..

Лесник остановился и показал рукой на середину реки.

– Ленки вверх пошли.

– Где? – Виталий закинул мешок на плечо и стал внимательно смотреть на водную рябь реки.

– Да вон!.. Два ленка идут!.. Крупные!..

Сквозь толщу прозрачной воды, в лёгких отблесках преломления, на какие-то мгновения блеснули серебристые тела.

– Ленки любят спокойную воду, – задумчиво пояснил лесник. – Кто-то их выгнал из заводи ручья. Как думаешь? Что заставило их выйти на стремнину?

– Медведь, наверное.

– Ответ один. Рыбаки вспугнули… или охотники. Кто-то в моём обходе хозяйничает.

– Нет. Не вижу ленков.

В лучах утреннего солнца Виталий любуется рябью воды, в которой отражаются синее небо, заросли кустарников и деревьев.

– Проехали!.. Идём к землянке.

Лесник зашагал быстрее.

Метров через триста тропа повела вдоль ручья и завела в рощу с чахлыми хвойными деревцами.

Виталий остановился, присмотрелся.

– Это же… тис! – радостно воскликнул он, удивляясь открытию. Тёмно-красноватая кора!.. Одиночные хвоинки!..

Сквозь ветви и веточки и зелёную хвою пробиваются ярко-золотистые лучи солнца, они освещают землю, на ней ни одной травинки. Картину тайги тысячелетней давности, влажного и тёплого климата дополнил зеленый мох на полусгнивших стволах, наваленных друг на друга.

– Да. Тис. – Виктор обернулся поддержать разговор. – Все почему-то считают, что тис, если выкопать и посадить в другом месте, то не принимается, говорят, засыхает. А у меня получилось. Секрет в том, что высаживать на новое место подрост надо ранней весной и только в дождливый год.

– Так как его угадаешь?! В Приморье, по-моему, вечно сырое лето.

– По народным приметам. Если зима снежная, то лето сухое. И наоборот. Среднегодовое количество осадков постоянное, но надо ещё делать поправку зимой на снегопады, а летом на тайфуны. А они у нас в начале августа. Природа сама подскажет, если быть наблюдательным и народные приметы знать. Меня охотник многому научил.

– И как? Удался эксперимент?

– Возле конторы лесничества саженцы тиса принялись. У зимовья посадил. В разных местах своего обхода рощицы заложил, вблизи ручьев, в тени больших ёлок. Тис живет тысячу лет, даёт мало семян, они плохо всходят, поэтому тис редкость, – он говорил не спеша, тихим голосом. – Ладно. Пойдём. Ещё встретим такие рощицы. Спешить надо, чтобы в зимовье ночевать, а для этого лишний крюк сделать придётся, отклониться от маршрута километра на три в сторону.

Тропа увела вглубь тайги.

За деревьями показалась поляна, перекопанная с осени, залитая солнечным светом. Под зелёной раскидистой елью стол и лавочка. На столбике, врытом в землю, умывальник. Метрах в десяти бугор, на нём распустились первые весенние цветы, ветреницы дубравные, маленькие, белые и от того трогательно нежные среди прошлогодней жёлтой листвы.

– А вот и мой дом. – Виктор махнул рукой в сторону бугра. – Зайди, посмотри, и спальник там оставь. Вход здесь. А я тут посижу, извини. Что-то нашло на меня.

Виктор достал из рюкзака зелёную тетрадь с привязанной к ней шариковой ручкой, присел на лавку за стол, задумался, записал в дневник.

«Если очаг шелкопряда продержится ещё пару лет, кто знает, кедровая тайга на реке Синей устоит против нашествия гусениц или засохнет?.. Представляю, как зимой лесорубы валят многовековые кедры и ели. Слышится гул войны с Природой. Усохшая тайга в дыму бензопил, скрежета металла, визга двигателей автомобилей, лязга гусениц тракторов-трелёвщиков. Эхо разносит по склонам сопок грохот упавших гигантов. На японские лесовозы «Каматцу» грузят 25-метровые стволы, их повезут на нижний склад, там распилят на брёвна и отправят на экспорт, в порт, погрузят на корабли и отправят в Японию.

…Да. В Сихотэ-Алинских горах леспромхозы валят кедры на тысячах гектарах каждый год.

Да и нужно ли это делать?..

Для меня важен естественный процесс. Не вмешиваться. Пусть в ней живут и звери и птицы. Должен быть естественный баланс. Против законов самой Природы вряд ли можно противостоять, не нанеся ей ущерб. Когда валят спелый кедр, то урожая шишек не хватает для питания диким свиньям, их становится меньше, а следом сокращается и популяция тигров.

… Виталий, шагая по тропе к землянке, осмотрелся по сторонам. Некопаная земля огорода, засохшие стебли кукурузы и ботвы картофеля. Вокруг могучие ели и кедры, липы, орех маньчжурский, бархат.

Спустился по ступеням. Коробка двери вырублена в бревнах. Заметил: замка нет. Дверь из колотых пластин кедра не заперта. Потянул за ручку на себя, запах осины и кедра, золы, сушёных трав, корней элеутерококка. Сумерки. Свет падает через окно в крыше. Это блиндаж^[2], сложенный из ошкуренных стволов осины. Ни продуктов, ни одежды. В углу железная буржуйка с калорифером, обложенная камнями-окатышами. Как он живет здесь зимой, когда вся тайга укрыта снегом?.. И холод сибирский?

Виталий сбросил с плеча на широкий топчан спальник, расправил его. У топчана стена зашита кедровыми плахами до потолка, чтобы не тянуло от земли сыростью. Несущая балка потолка подпёрта тремя столбами. Видны тёсаные брёвна, кора кедра, она не позволяет осыпаться земле сверху.

Осмотрев землянку, Виталий поднялся на поверхность.

Виктор вложил ручку в тетрадь и засунул её в карман рюкзака.

– Присаживайся за стол. Я сейчас.

Виктор сходил в землянку и вернулся с потолстевшим рюкзаком и сумкой. Застелив клеёнкой стол, выложил копченого ленка, поджаренную на масле лепёшку, поставил кружки.

– Вскипятим чай, позавтракаем и пойдём.

С одной спички Виктор поджог сложенные шалашиком мелкие сухие веточки хвои, добавил сушин. Костёр занялся языками пламени, стал лизать котелок с водой.

– Давай знакомиться. В Приморском крае все колонисты, со всего Союза. Украинцев много, белорусов, поляков, немцев, русских со всех губерний России. И корейцы живут, и китайцы. Я из Ленинграда прибыл.

– А я из Алма-Аты.

– У меня картошка, кедровые и маньчжурские орехи. Ружьё и лайка при мне. Барсука в тайге добудем. Рыба в речке.

Виталий прикинул, что скромных припасов теперь на троих, пожалуй, на неделю хватит готовить горячий ужин.

– Как ты тут живёшь?

– Живу наездами. По выходным. В отпуске. Зимой, когда в лесничестве с планом полегче, бригада рабочих справляется. Погреб в землянке не промерзает, а это главное, чтобы перезимовать. Дров хватает. Зимой, бывает, снег идёт и день, и два, и три, откидываю лопатой, пока он рыхлый, подальше от входа, чтобы не засыпал дверь. С хлебом сложнее. В село не набегаешься. Муку в алюминиевом бидоне из-под молока от мышей прячу. Хлеб научился выпекать или в масле на сковороде лепёшки жарю. Пельмени, вареники, лапша, клёцки. Но главный хлеб – это картофель. Печёный, варёный, жареный, толчёный в пюре, с ним не пропадёшь, всё в нём для организма человека есть. Выращиваю кукурузу, тыкву, капусту, морковь, свёклу, арбузы, – он показал рукой на огород с прошлогодней ботвой и высохшими стеблями кукурузы. – Всё растёт, оглоблю в землю воткни, и та зацветёт, климат здесь благодатный.

– Что-то огород не вскопан у тебя. А пора картофель сажать.

– Успею. В лесничестве посадки кедра не закончились. А теперь по маршруту с тобой идти. Вернёмся – вот тогда и вскопаю, и посажу, и посею огородину. Осенью кабанчика на зиму подстрелю или изюбря. Так что в лесу жить можно, всего хватает.

– Ты же городской, а с землёй возишься!

– А как иначе? Тут всё своё иметь надо. Теперь мечтаю баньку срубить у ручья. Этим летом обязательно построю.

– А ты тут круглый год живёшь?

– Нет, конечно. Но частенько. За кедрачом присматривать надо. Кто-то шишку собирает, кто-то охотится. В пожароопасный период, случись пожар, так сообщаю в лесхоз по рации и тушить начинаю. Если кто в лесу есть, так тоже привлекаю. Люди все тут друг друга знают, вот мы и ищем виновного, с кого спросить. А жить надо вблизи родника, лучше с целебной водой, как староверы место для своего поселения выбирали, чтобы чистую воду пить, а не из реки. Сихотэ-Алинь вулканического происхождения, вода непонятно какого химического состава.

– Рассуждаешь, как геолог. – Виталий, наблюдая за ловкими действиями лесника, с трудом верит, что он из Ленинграда. Или разыгрывает, как лесник Калинин. Того и смотри, что выкинет какое-нибудь издевательство.

– Нет. Не геолог. Окончил факультет биологии.

– Теперь понятно, откуда у тебя знания о тисе и растениях. Но почему с высшим образованием на рядовой должности?.. Лесник – в том же статусе, что и рабочий!.. Лесник – это рядовой, если сравнивать с армией. Лесничий и инженеры – как старший лейтенант. Впрочем, понятно. Биофак не инженерный факультет. Бухгалтерскому учёту и таксации вас не учили, да и многому другому, что нужно для нашей профессии. С твоим дипломом работают в школе или в научном учреждении, но на практике, на должности лесничего, можно встретить и с дипломом техникума, и бывшего председателя колхоза… А то работают и вовсе без диплома. Специалистов пока ещё не хватает в лесхозах. Ты бы мог и в лесной опытной станции работать, по вредителям леса кандидатскую диссертацию защитить. По непарному шелкопряду. По зверям, по птицам. Не мечтаешь?

– Пока не было такой мысли. В тайге многое повидал. Присмотрюсь. Подумаю. Может быть, и подамся в город, в ботанический сад. Или в заповедник устроюсь научным сотрудником. После окончания университета мне надо было ехать по направлению в заповедник Аскания-Нова.

– И каким ветром тебя занесло из Ленинграда в эти дебри?..

– Тайга – это не такие уж непролазные дебри, как я себе представлял!.. Вся изрезана дорогами вдоль и поперек и исхожена геологами и охотниками. В горах вблизи ручья частенько можно найти зимовье. Много сёл и посёлков. На рудниках металл добывают. В долинах рек лес вырубили или сожгли, там сёла, совхозы. Освоили тайгу люди и продолжают вырубать. Пожары весной и осенью каждый год, пал пускают, чтобы сенокосы улучшить и на полях сорняки сжечь. В горах местами усыхают ельники.

– Климат меняется.

– Возможно. И не только. И человеческий фактор, и губит кедрачи шелкопряд, с каждым годом гусениц всё больше. А в конце августа, когда лёт и спаривание у бабочек, в Самарке на столбах, где ночью горят фонари, всё облеплено. И стены домов облеплены, в бабочках и кладках яиц.

– А сам-то как в этих местах оказался?

– Мама, так сказать, помогла, она не работает. Отец полковник, с утра до ночи на службе. Вот с детства заботой маминой и окружен. Чуть кашлянешь – на тебе гору таблеток. Простыл – горло в шарф укутает!.. Чай с малиной!.. И под одеяло!.. Лечение до абсурда доведёт. К докторам у меня ненависть. Частенько переезжали из гарнизона в гарнизон. Отец находил время и со мной заниматься. Затем армия. Серьезная школа. Университет окончил, и невмоготу стало… В общем, надоели поучения мамы по поводу ещё непрожитой жизни. Взял у отца ружье, патронташ, запас пороха, пуль, картечи, дроби, какие были рыбацкие снасти, и махнул на поезде в Хабаровск. На автобусе доехал до ближайшей таёжной деревни, поднялся на хребет Сихотэ-Алиня и взял курс пешим ходом на Владивосток, но не дошёл. На полпути остановился, в Самарке. Устроился лесником. Построил себе блиндаж. Живу. Работаю.

Виталий смотрит то на Виктора, то на костёр.

– Похоже, ты в отца удался!.. Отважный ты человек. Неужели по хребту Сихотэ-Алиня, пробираясь во Владивосток, ночевал под открытым небом?

Сырые дрова в костре потрескивают, пламя обволакивает котелок, дым ест глаза, вода кипит, а в ней бултыхаются кусочки вяленого сала с мясом.

Виталий достал из рюкзака пакет с вермишелью, взял жменю, бросил в котелок, помешал ложкой: «Вот тебе и маменькин сынок!»

Виктор ломает сухую ветку, подкладывает в костёр.

– Спускался к ручьям, к рекам рыбачить. Набрёл на зимовье. Понял, в каких местах охотники ставят избушки. Там и сухари оставляют, и муку, и крупы. Пользовался. Перезимовал в избушке с охотником. Стрелял барсуков, коз, свиней. Коптил мясо и дальше шёл. Дошёл до этой реки. Таких кедрачей, как на этой реке, больше нигде не встречал. А главное, климат прекрасный. Лето как лето. Зима как зима. Не то что балтийская погода. Подработать можно, летом женьшень в коопзверпромхозе принимают, осенью кедровые орехи.

– А тебе тут не одиноко?

– Бывает. Зимой скучновато. День короткий. Капканы проверишь, поохотишься. То со шкурами возишься, то с мясом, то орехи щёлкаешь, чаёвничаешь. Коплю деньги, дом в Самарке достроить, мебель купить. Жену одеть-обуть, хозяйством обзавестись. В одиночестве век в этом блиндаже не проживёшь.

– А я в Алма-Ате родился. Казахстан моя родина. Восемь классов окончил, и случайно попалась газета, Лениногорский лесной техникум приглашает учиться на специальность техника-лесовода. Спросил у деда: «Что это за профессия?» Мечтал учиться на пчеловода, а техникум на весь Советский Союз, оказывается, один, в Ленинграде, родители побоялись отпустить, далекий путь. Да и поездки на летние каникулы дополнительных затрат потребуют. А про зимние каникулы и говорить нечего, пять суток в один конец, пять обратно. А пятнадцатилетнего паренька в большом городе или поезде могут и обворовать. А тут лесной техникум в Восточном Казахстане, маршрут прямой, без пересадок, полтора суток ехать.