«Ах, запись старая! Пластинка…»

 
Ах, запись старая! Пластинка
Стучит на стыках, но поёт.
И пахнет розовой старинкой,
И в сердце вновь переворот.
 
 
Ах, танго, нежное такое!
Напомнило мне юность вновь,
Луну над спящею рекою
И первую мою любовь.
 
 
А голос бархатный и томный
За душу грешную берёт.
Так в комнате пустой и тёмной
Мне Козин о себе поёт.
 
 
Я погружаюсь без остатка
В твои наивные слова.
Как хорошо, что в жизни краткой
Нам песня старая – нова!
 

1973

В день рождения

 
На работе – смешное дело —
Подчинённые по весне
Вдруг сложились и неумело
Подарили подарок мне.
 
 
Вот какие смешные вы, черти.
Не нужны мне ваши дары.
Вы мне так, на словах поверьте,
Что наш город – хуже дыры.
 
 
Но здесь тлеть мне недолго осталось,
Полнить крохами дни суеты.
Вот уже поднимает парус
Каравелла моей мечты.
 
 
Я ко всем испытаньям готовый.
И однажды, на мостик взойдя,
Дам команду: «Отдать швартовы!»
И умчусь на закате дня.
 
 
Я корнями даров не спутан,
Уплыву, всех врагов разозля,
Чтоб когда-нибудь ясным утром
Крикнуть радостно: «Здравствуй, Земля!»
 

1973

«Надоело. Такие тяжести…»

 
Надоело. Такие тяжести
И на сердце, и в голове.
Отпустите меня, пожалуйста,
Отдохнуть в голубой синеве.
Побродить босиком по лугу.
Надышаться настоем трав.
Под черёмуховую вьюгу
Поваляться, ноги задрав.
Не родиться ребенком заново.
Я прикован цепями труда.
Лишь жаднее судьбы моей зарево
Жрёт оставшиеся года.
Я забыл все былые шалости.
И слезам ты моим не верь.
Отпустите меня, пожалуйста,
Отдохнуть в голубой синеве!
 

1973

«Перебирая свой архив бумажный…»

 
Перебирая свой архив бумажный,
Я обнаружил старую тетрадь.
Давным-давно я рыцарем отважным
Поэзию пытался штурмовать.
Был смел я и самонадеян.
Кричал «Ура!» и лез на бастион.
Меня влекла безумная затея
Коснуться поэтических знамён.
Но время всё поставило на место.
В стихах то перелёт, то недолёт.
Читать их никому не интересно.
Я не поэт. Я просто рифмоплёт.
Я был сражён и сам оставил поле,
Где пот и кровь бездарно пролились.
А годы шли. Я стал иным доволен.
Другие чувства и другая жизнь.
Но, чёрт возьми! Опять воспоминанья.
Я не читаю – помню наизусть.
Как будто я вернулся из скитаний,
Из тех краёв, где есть любовь и грусть.
И сам себе я говорю: неважно,
Что стал не тем, кем так хотелось стать.
Будь счастлив, что пришлось, хотя б однажды
Поэзию, как крепость, штурмовать.
 

1974

«Уходит день. Закат пылает…»

 
Уходит день. Закат пылает.
Оторван лист календаря.
Наверное, никто не знает,
Что я сегодня прожил зря.
 
 
Обычный день, осенний, мокрый,
Слетают листья с тополей,
И по траве с оттенком охры
Пасет их ветер-прохиндей.
 
 
Всё, что задумал, – не успелось.
Всё, что хотел, – не завершил.
Телега жизни проскрипела,
Одолевая виражи.
 
 
Не каждый день приносит радость.
Бывают пасмурные дни.
Но и о них грустить не надо —
Нужны для счастья и они.
 

1974

Ялтинская осень

 
Несутся тучи с гор, стирая
Дождями летние следы.
Смотрю, как тихо отгорают
На клумбах поздние цветы.
 
 
Покоя нет. Он только снится.
И даже в южной стороне,
Где пальмы – женские ресницы
Грустят, но только не по мне.
 
 
Привязаны к своим причалам,
Как кони к стойлам, катера.
А море стылое рычало
И выло зло по вечерам.
 
 
По набережной каждый вечер,
От вольной жизни одурев,
Пасется стадо человечье,
Одежды модные надев.
 
 
Здесь у мужчин глаза, как угли.
И каждый холост или вдов.
Джинсами задницы округлив,
Девицы ищут женихов.
 
 
Такая осень здесь впервые.
И на душе такая ж стынь.
Дать что ли богу чаевые,
Чтоб солнце в Ялту отпустил?
 
 
Но бога нет. И небо в тучах.
И дождь, как проклятый, идёт.
Ах, эту осень встретить лучше
Мне было б у родных ворот.
 
 
Ну а пока с тоской взираю
На мир осенней маяты,
На то, как тихо отгорают
На клумбах поздние цветы.
 

1976

Отпуск

 
А какие растут здесь пальмы!
А какие цветы цветут!
Но подсказывает мне память,
Что в России дожди идут,
 
 
Что в России давно уже осень,
И метелью шумит листопад.
И взволнованно сердце просит
Возвратиться скорее назад.
 
 
А какое здесь море синее!
А как улицы здесь чисты!
Только мне дороже Россия,
Даже если там грязь и стынь.
 
 
И совсем уж немного осталось
До отъезда в родные края.
Вот уже поднимает парус
Острокрылая яхта моя.
 
 
И умчусь в край берёз и сосен,
Где оставил я сердце своё.
А в России давно уже осень
Журавлиную песню поёт.
 

Ялта. 1976

«Один в квартире. День морозный…»

 
Один в квартире. День морозный.
Дела не клеятся никак.
Из зеркала глядит серьёзно
Один стареющий дурак.
 
 
Он мне противен. Что за морда?
В глазах отчаянье и злость.
Как будто при честном народе
Ему втолкнули в горло кость.
 
 
Иди ты к чёрту, старый скептик,
И зеркало переверни.
Пока ещё на этом свете
Есть нераспаханные дни.
 

1977

Сорок четвертый год

 
Всё нет покоя взбалмошной душе.
Мне снятся сны из давнего былого.
Те сны, как типографское клише,
Пережитое повторяют снова.
 
 
Я помню всё: землянку и мороз,
Горящих дров законченность мелодий.
И, не оттаяв инея с волос,
Мы шли на стройку в неизвестный подвиг.
 
 
Война была на фронте и в тылу.
И каждый гвоздь казался нам снарядом.
И жизнь казалась сделанной как надо.
И все невзгоды таяли в пылу.
 
 
Да, мы ковали торжество побед.
Пусть это и звучит сейчас банально.
Пусть те, кому сейчас семнадцать лет,
Подумают о жизни нашей дальней.
 

1978

«А по ночам мне часто снятся…»

 
А по ночам мне часто снятся
Неведомые города,
И я хочу попасть туда
И в переулках затеряться.
 
 
Ещё мне снятся поезда.
И я куда-то еду, еду —
Или добыть себе победу,
Или исчезнуть навсегда.
 
 
Порою снятся мне цветы —
Поляны солнечных ромашек.
Весь мир по-новому окрашен
И явит светлые черты.
 
 
Ах, эти сны – игра теней!
Зачем вы память тормошите?
Ведь всё равно вы не решите
Проблемы старости моей.
 

1980

«Мне говорят: да ты почти святой…»

 
Мне говорят: да ты почти святой,
Не пьёшь, не куришь, скромный и простой,
Ни мебелей, ни золота, ни книжки.
Всего богатства: дети да нервишки.
 
 
Не думал я об этой святоте
В толкучке лет, в текущей суете.
Но знаю я, что нет меня богаче
Тем, что живу вот так, а не иначе.
 
 
Что жил я вместе со своим народом
И в радостные дни и в непогоду.
Какой бы ни возник в душе скандал —
Я Родину свою не покидал.
 
 
И если снова суждено родиться,
Хочу таким же снова повториться.
 

1982

Находка

 
Я топчу по утрам росу,
И хожу, и смеюсь, как маленький.
Ах, какие грибы в лесу,
В подмосковном лесу под Чапаевкой.
Только я те грибы не рву.
Мне грибов никаких не надо.
Я нашёл их на дне во рву
Вместе с гильзою от снаряда.
Этот ров был окоп или нет?
Может, пушка во рву стреляла?
И теперь, через сорок лет
В моей жизни войну повторяла.
Шепчет реквием жёлтый клён.
И сосна отпевает тризну
Над героями тех времён,
Жизнь отдавшими за Отчизну.
Не стащил я гильзу в музей.
Не по нраву мне школьная мода.
Этот ров – сам себе мавзолей,
Память сорок первого года.
 

Подмосковье. 1983

«Вспоминаю всё без грусти…»

 
Вспоминаю всё без грусти
На исходе лет.
В детство кто меня отпустит?
Я бы взял билет.
 
 
В той стране далекой, дальней
Ходят босиком.
Нет там долгих расставаний,
Нет разлуки без свиданий —
Всё это потом.
 
 
В той стране весело-строгой
Небо, как слеза.
Там всего-всего так много.
Там вперед идут дороги —
Ни одной назад.
 

1986

«А мне бы жить, а мне бы жить…»

 
А мне бы жить, а мне бы жить
У тихой речки да у рощи,
Чтобы о прошлом не тужить
И быть понятней всем и проще.
А я живу, а я живу
Не на земле, а на асфальте.
Наш город хоть и назову —
Вы не отыщете на карте.
А я спешу, а я бегу
К какой-то цели неизвестной.
А мне б сидеть на берегу
На рыболовном своём месте.
Как надоело мне спешить.
Душа моя давно уж ропщет.
А мне бы жить, а мне бы жить
У тихой речки да у рощи.
 

1986

«Хреновый какой понедельник…»

 
Хреновый какой понедельник —
Не осень и не зима,
Предзимник и заосенник,
Не повесть и не роман.
 
 
Волнует меня пророчество.
Как хочется погадать.
Влюбился я в одиночество.
Невеста не может ждать.
 
 
Скачу я навстречу свадьбе
На белом декабрьском коне.
Но что меня ждет – узнать бы.
Что встретить придется мне?
 
 
Ночь ли с хрустящими звёздами,
Вечное ждание дня?
Или, укрытый морозами,
Веки закрою я.
 
 
Может быть, день-бездельник
Затянется, как обман?
Хреновый какой понедельник —
Не осень и не зима.
 

1988

Сюрреализм

 
К чёрту все увлечения!
Лишь вечер воздух сгустит,
Иду к своему отрешению
Вспоминать и грустить.
Гонит меня одиночество.
Кнут бессонницы крут.
Встречу зовут по отчеству,
Разлуке имя дают.
Улицы забиты движением —
Автомобильная битва.
Молюсь в отрешении —
Не выходят молитвы.
Дома глазищами жёлтыми
Подсматривают за мной.
Оградами и решётками
Опутан мой путь земной.
Фонари усмехаются
На меня свысока.
Я с ними пытаюсь
Сыграть в дурака.
Фонарь – бубен,
Окно – треф.
Кон загублен
За мой блеф.
Ах, всё это мерещится.
Волшебная ночь!
Дураки не лечатся,
А уходят прочь.
Иду по коже асфальта,
А в глазах всё сильней
Лицо чье-то смальтой
Выложено на стене.
А лицо это абрис
Обозначили ветки клена.
А лицо это ляпис
Гаснущего небосклона.
Иду, спотыкаясь
О своё прошлое,
А на сердце
Камень разлук завис.
Тайком от себя кричу:
«Будущее, отзовись!»
 

1990

«Меня бессонница уткнула…»

 
Меня бессонница уткнула
Челом в оконное стекло,
Навстречу звёздному разгулу
Долой из дома увлекло.
И я ушёл, мечтой влекомый,
Познать все тайны бытия.
Но мир был тёмным, незнакомым,
И мне в нём не было житья.
Так я дошёл до края света,
Просунул голову за край.
Но ничего за краем нету:
Где Бог, где ад и где там рай?
И сразу небо просветлело,
И солнце скучное взошло.
И я своё дурное тело
Вернул в домашнее тепло.
Здесь на земле и свет, и август
Ещё гуляет по стране.
И я ещё кому-то нравлюсь,
А кто-то нравится и мне.
 

1999