Марш

На вечернем построении шпис объявил: «Завтра утром в 10 часов батальону быть готовым к следованию маршем с техникой. Батальон подлежит переброске. Разойдись!»

Начались оживленные обсуждения: куда перебрасывают? Один утверждал, что туда-то, другой – в совершенно другое место. Мгновенно расползались слухи. Нас с Гансом беспокоили наши «навыки вождения» мотоцикла. Хотя мы уже кое-что могли после тренировок на наших NSU, мы сомневались насчет того, хватит ли этих навыков для управления машинами BMW. Да еще в темное время суток! Да еще в составе колонны! Мы, можно сказать, и садились на них всего ничего – пару раз от силы.

Боевая подготовка мотоциклистов-посыльных завершилась. Теперь мы уже могли без труда назвать любую звезду на небосводе. Ориентирование в ночное время без каких-либо вспомогательных средств проблем не представляло – естественно, при наличии безоблачного неба. Компас отныне был нашим оружием, а чтение карт – не сложнее детской забавы. Мы с ходу различали тактические обозначения всех вооружений и служб. Бахмайер втемяшил в наши головы все необходимые для разведчика знания. Во избежание всяких сомнений адъютант батальона устроил нам экзамен по всем предметам. Кроме проверки практических навыков езды на мотоцикле.

Ганс решил поставить точку:

– Хватит об этом, Гельмут. Как-нибудь разберемся с этими грозными машинами.

Ровно в 10:00 командир принял рапорт о построении батальона. Вся техника и транспортные средства выстроились на главной улице Витри. Машина Старика следовала в голове колонны, затем мы на мотоциклах, передвижная радиостанция взвода связи, санитарные машины, за ними ремонтники, снабженцы, интенданты, хозяйственники и, кроме того, грузовики с боеприпасами.

Чуть в стороне от главной улицы Витри расположились тупорылые грузовички «Крупп» (1,5 т), на них – рота тяжелого оружия – три 37-мм противотанковые пушки и два пехотных орудия, а также взвод саперов (4-я рота мотоциклетного батальона дивизии СС «Дас Райх»), пехотные пулеметы 5-й роты. Все ждали сигнала к отправке.

Среди старослужащих бытовала поговорка – «Половина солдатской службы – дурацкое ожидание». В нашем случае она не утратила актуальности. После того как мы битый час протоптались около машин, последовала команда «Отбой!». Циппа оставили сторожить машины, а все остальные разбрелись по городку.

На углу у поворота к железнодорожной станции мы встретили Жана. И опустошили с ним не один стакан вина в ресторанчике на главной улице. Впервые мы встретились, когда он сидел за столиком рядом, зажав большую рюмку с коньяком между ладонями. Подождет пару минут, отопьет глоточек, потом снова пауза, после нее – еще один. Сидя за столом, он до ужаса напоминал белку. Мы не могли удержаться от смеха. Он не мог не заметить этого. На его физиономии, наполовину скрытой надвинутым на нос беретом, проступили черты недовольства. Мы тогда подумали, что, мол, вот сидит бедняга и этот коньяк – единственное его утешение в жизни. Бела попытался было позвать его к нам за столик, угостить винцом. Жан согласился, подсел к нам, а когда он на чистейшем немецком стал объяснять нам, что сразу сообразил, что нас в нем так развеселило, мы едва со стульев не попадали.

– Вы, немцы, варвары. Вы и понятия не имеете о том, как надо пить, чтобы изгнать из души печаль.

– Ну, так уж и варвары! Это ты явно загнул! – запротестовал Бела.

– Ничего подобного, – не согласился Жан. – Вы ведь как пьете? Хвать стакан и залпом выливаете содержимое в глотку.

Мы понимали, что вино, конечно, принято пить глотками. Но чтобы коньяк? Жан потом объяснил нам, как пьют коньяк – надо пить его не спеша, маленькими глотками, ладонями согревая бокал или рюмку, и – главное – вдыхать его аромат. И в тот вечер мы изрядно напрактиковались по части поглощения этого чудо-напитка, причем Жан недурно угостил нас.

После этого случая мы еще не раз выпивали с ним. Он рассказал нам о том, как побывал в немецком плену во время Первой мировой войны и до сих пор был благодарен «патрону», у которого работал. Постепенно к нам присаживались и другие французы, они по-немецки не понимали ни слова, однако в лице Жана мы обрели весьма умелого переводчика.

Для нас, молодых, если не сказать – сопляков, эти вечера были страшно интересны. Надо сказать, французы, в том числе и Жан, далеко не во всем соглашались с нами. Куда там! Они были настоящими патриотами и любили свою Францию. Это становилось ясно, стоило с ними парой слов переброситься. И все же из их слов нетрудно было заключить, что они с определенной долей зависти относились к Германии. И то, что Германия за считаные годы сумела достичь такой экономической мощи, полностью устранить безработицу и в первую очередь создать могучую армию, сумевшую без особого труда завоевать Францию, поражало их, и они этого не скрывали. Они с горечью признавались нам, что их насквозь прогнивший режим, вернее, постоянно сменявшиеся лидеры и правительства довели Францию до того, что она оказалась не в состоянии даже защитить себя, и вот результат: страна оккупирована Германией.

Мы, молодые солдаты, вынесли из этих встреч одно: ни мы, солдаты Германии, ни эти французские крестьяне не испытывали друг к другу никакой ненависти. Из этого нетрудно было сделать вывод, что простой француз может работать ничуть не хуже своего собрата за Рейном.

Бойцы французского Сопротивления, или «маки», как их называли, хоть и составляли достаточно многочисленную группу населения, однако подавляющее большинство жителей Франции вполне уживалось с нами, солдатами. Всякого рода бесчинства участились лишь в последние месяцы оккупации страны. Существовали силы, подстрекавшие население к враждебным действиям против немцев, в точности так же, как и немцы в ответ на упомянутые враждебные действия стали отвечать эскалацией насилия.

Но вернемся к весне 1941 года! Жан радушно приветствовал нас. Он уже знал, что мы уходим из Витри, и всеми силами пытался затащить нас в деревенский кабачок. Уж и не помню, как нам все же удалось убедить его, что мы, дескать, на службе и пить нам строжайше воспрещено.

– Эх, ребятки, ребятки! Для нас Франции уже пришел конец, и я от всего сердца желаю вам поскорее вернуться домой!

Жан ошибся в своих прорицаниях. Знай он, что нас ждет впереди, какие кровавые, кошмарные сражения, этот француз, скорее всего, не был бы столь оптимистичен в своих прогнозах.

Наступил полдень. Мы получили свой обед у полевой кухни и сидели у машин, опустошая котелки.

Мнение Бахмайера:

– Сегодня мы точно отправимся. Поэтому от машин не отходить.

Примерно в 16 часов я случайно взглянул на заднее колесо моего мотоцикла. И чуть не упал в обморок – шина спустила! Мы без промедления приступили к работе. Не дай бог, сейчас дадут сигнал. Как мне быть тогда? Но с помощью Белы и Ганса мы скоренько залатали камеру. На всякий случай я уселся на мотоцикл и совершил пробную поездку. Заплатка не отвалилась! Еще немного опыта в копилку – как латать пробитые камеры. И никто ни из нас, ни из наших командиров и не подумал учить нас этому заранее.

В конце концов приказ все же поступил. Уже совсем стемнело.

– По машинам! Запустить двигатели!

И вокруг зарокотало, зарычало.

Для нас, вновь прибывших, следование маршем в колонне было делом невиданным – все происходило впервые. Поэтому были предельно внимательны. Свет фар едва освещал дорогу, больше с толку сбивал, чем помогал. Постепенно по мере продвижения колонны в нее встраивались остальные роты. С мотоциклетным батальоном в голове дивизия СС «Дас Райх» начала знаменательный марш из Франции через Германию, Австрию, Венгрию и Румынию – в Югославию. Но мы, простые солдаты, тогда ничего еще не знали. Узнавать маршрут следования приходилось постепенно, по мере продвижения – необходимо было соблюдать режим секретности.

Гигантской змеей колонна через горные дороги миновала Вогезы. Пока что у меня никаких досадных инцидентов не происходило. Мотор гудел, было приятно управлять мотоциклом, и я все чаще и чаще ловил себя на мысли, что мне повезло – ведь как все-таки здорово попасть в KradscMtzen – в мотоциклисты.

Все шло как по маслу до тех пор, пока… Пока вдруг не начались перебои двигателя. Один за другим меня обгоняли мои товарищи. Проехали и штабные машины. Я закрывал подачу рабочей смеси в цилиндры, снова открывал, глушил двигатель, снова заводил. Без толку.

Мой мотоцикл при полном газе едва дотягивал до 40 км в час. Проехала 1-я рота, за ней – 2-я, потом 3-я, 4-я и, наконец, 5-я. Потом уже никого не было. Я решил остановиться. Черт побери, в чем же все-таки дело?

Дав двигателю остыть, что заняло довольно много времени, я снова попытался ехать. Та же история. Мимо пронеслись грузовики пехотного полка СС «Германия». Темнота. Мое настроение молниеносно падало до нуля. Было по-настоящему темно – хоть глаз выколи. Отведя мотоцикл на обочину, я поплотнее укутался в шинель и прилег рядом с машиной. Под монотонный гул проезжавшей мимо техники я незаметно уснул.

Открыв глаза, я убедился, что уже давно день. Вокруг ни души. Выходит, я один в этих Вогезах и понятия не имею, что делать. Ничего страшно, уговаривал я себя, только не терять выдержки. Кто-нибудь да проедет здесь, обязательно проедет. Усевшись у дороги, я распаковал сухой паек и стал завтракать. Проезжавшие мимо машины вселяли в меня надежду, что водители дадут знать нашим, а те пришлют кого-нибудь мне на подмогу. В конце концов, затормозила штабная машина, и, к моей величайшей радости, из нее вылез обершарфюрер из ремонтных мастерских. Он определил по моему BMW, откуда я – в дивизии такая техника была только у нас, да и соответствующий тактический знак тоже успели намалевать на крыле.

– Что случилось с машиной? – первым делом осведомился ремонтник.

– Если бы я только знал, обершарфюрер. Что-то с двигателем. Открыл заслонку, а он больше сорока не выжимает.

Обершарфюрер с сомнением посмотрел на меня.

– Заводите!

Едва двигатель запустился, как ремонтник возопил:

– Бог ты мой! Парень, неужели ты не слышишь, что он на одном цилиндре работает? Ты хоть свечи проверял?

– Никак нет.

– То есть? И таким, как ты, доверяют технику?!

Я готов был с ним согласиться. Он вернулся к машине, принес свечу и самолично заменил ее. Взяв старую, он ткнул мне ее под нос:

– Вот! Приглядись – свеча вся забита маслом!

Я стоял как идиот, не в силах и слова вымолвить. Мотор работал, теперь я уже по звуку определил, что он работает по-другому.

– Яволь! – ответил я на всякий случай.

– Ну а теперь давай нагоняй – Кольмар, Фрайбург-им-Брайсгау, Донауэшинген. И как можно скорее догони свой батальон. Вот тебе свеча про запас.

Я рванул с места, дав себе зарок иметь при себе как минимум мешок запасных свечей.

Да, история! Нечего сказать. Узнай об этом мои товарищи, год будут напоминать, как я на одном цилиндре катался. Ведь дело и выеденного яйца не стоило – пять минут, и езжай дальше. А я свечу воткнуть не мог. Потому что не знал. А теперь всю дивизию вперед пропустил. Легко говорить о недогадливости, но я ведь был новичком в этом деле. К тому же мы и эти BMW только что получили. Кто нас учил на матчасти? Ни одного занятия не было! Разве что вождение, да и то кое-как. По наитию.

Я ехал по шоссе, и с каждым километром мое настроение улучшалось. Едва переехав Рейн, я разглядел далеко впереди батальон снабжения. В Хёллентале такой же, как и мой, BMW стоял около маленькой гостиницы. Я, долго не раздумывая, остановился. И в этот момент в дверях показался Бела.

– Где это тебя носило?

Я наплел ему про спущенное колесо. Бело недоверчиво посмотрел на меня:

– И ты сам справился?

Он-то хорошо все понимал.

– Почему бы и нет? А вот чего ты здесь заторчал? – перешел в наступление я.

– Ну-ну, колесо спустило, – пробурчал Бела. – Думаешь, я ничего не соображаю? Думаешь, поверю, что ты ехал и ехал без отдыха? И даже ни разу не остановился, чтобы хотя бы полюбоваться на пейзаж? Ни за что не поверю!

Мне еще только предстояло изучить все хитрости, связанные с самостоятельным (без начальства под боком) передвижением на мотоцикле.

В тот же вечер часам к одиннадцати мы добрались до Донауэшингена. Бахмайер без дальнейших расспросов выслушал наш доклад. Он был рад уже тому, что мы благополучно добрались. В ходе марша, который нам предстоял, еще не раз возникали ситуации, когда кто-то из нас пропадал невесть куда. Конечно, это случалось и вследствие поломок в пути, но отнюдь не всегда. Было немало случаев, когда мотоциклисты лишь ссылались на поломки, а дело было совершенно в другом. Главное, что из шести человек мотоциклистов-по-сыльных по крайней мере пять оказывались в нужный момент под рукой.

Например, один эпизод, произошедший между Меммингеном и Мюнхеном, поразил меня до глубины души. Дело было так: я ехал передать распоряжение шпису. Выполнив распоряжение, я на полном газу устремился назад, в голову колонны. День выдался знойный, и у меня в горле пересохло. А тут небольшая придорожная гостиница. Я остановился. Едва открыв дверь, и на тебе! Знакомые лица – Ципп, Бела, Ганс и Швенк. Расселись, будто отпускники.

– Вы что, с ума посходили? А если кто из начальства подвалит и увидит вас здесь?

– Это ты с ума сошел, – отпарировал Швенк. – Ты один поставил мотоцикл прямо у входа – мол, пусть все видят. А мы свои спрятали за домом. А теперь присядь и взгляни, какой обзор из окна – все подходы как на ладони! Если мы кого заметим, тут же смоемся через заднюю дверь. Вот так-то!

М-да, мне еще учиться и учиться.

* * *

Батальон разместился на ночь (это была уже вторая ночь в пути) где-то на окраине Мюнхена. Усталые, мы буквально свалились на сено, которым был устлан пол зала в местной гимназии. Ночью Бела и Ципп отправились в штаб дивизии передать донесения. Дошла в конце концов очередь и до нас. Не успели мы проспать и трех часов, как нас подняли. «Продолжать движение!» Снова взревели двигатели, и колонна двинулась вперед. Еще не рассвело – Мюнхен лежал во тьме. Моторы гудели, отражаясь о стен домов. Уверен, не один из мюнхенцев в тот момент проклинал нас. Шутка сказать – один только наш батальон имел в распоряжении до пятисот транспортных средств. А тут еще и остальные средства передвижения и техника дивизии – грузовики с пехотинцами, артиллерийские тягачи, большегрузные машины, бронетранспортеры. И вся эта техника в течение нескольких часов шла через столицу Баварии.

Дорожный указатель – Браунау-ам-Инн! Ну, вот и пора, подумал я. Наши «поломки в пути» постепенно принимали все более и более изощренные формы. Дав знак ехавшему за мной Циппу, я свернул на обочину. Склонился над двигателем, покачал головой, разыгрывая озабоченность. Потом, дождавшись перерыва в движении колонны, юркнул вправо.

Всю следующую ночь наша колонна двигалась без остановок. Нам с Гансом было приказано в срочном порядке проехать в голову колонны батальона и дальше и проинформировать местных полицейских о том, что, дескать, «дивизия на подходе». Мы неслись как бешеные на своих BMW, миновали голову колонны, быстро поставили в известность кого требовалось, и теперь время уже принадлежало нам. До тех пор, пока не послышался гул приближавшейся колонны.

И вот опять вечерело. Косые лучи солнца освещали нашу серо-зеленую колонну. Мы уже проехали Мельк, знаменитый своим монастырем в стиле барокко. Вперед и только вперед. Мы уже где-то под Веной. В конце концов, мы стали привыкать к этой гонке без остановок. Я до такой степени вымотался, что едва не засыпал на ходу.