Цитаты из книг автора «Гастон Леру»

Ты плачешь! Ты боишься меня! Но по сути я вовсе не злой! Полюби меня, и ты увидишь! Если ты полюбишь меня, я стану послушным, как ягненок, и ты сделаешь со мной все, что захочешь.

На земле нашей любви слишком грустно,

Во время танца для нее характерно особое, неописуемое движение бедер, отчего по всему ее телу пробегает несказанной томности дрожь. Когда она поднимает руки и склоняется, собираясь начать пируэт, подчеркивая тем самым линию лифа, а наклон туловища в это время вырисовывает бедро этой прелестной женщины, подобное зрелище, по общему мнению, способно заставить человека пустить себе пулю в лоб и распроститься с мозгами». Кстати о мозгах: считается доказанным, что у нее их вовсе не было. Но ей это не ставили в упрек.

a dead man’s skull. His skin, which is stretched across his bones like a drumhead, is not white, but yellow. His nose is so little worth talking about that you can’t see it; and the absence of

Старинный механизм, такой же древний, как священные храмы в Фивах с сотней дверей, как тронный зал Экбатаны, как зал оракула в Дельфах.

Она ждала меня стоя, живая, как самая настоящая живая невеста, поклявшаяся своим вечным спасением… И когда я подошел, робея, как малый ребенок, она не убежала, нет-нет, она осталась, дождалась меня… И мне даже показалось, дарога, что она… О, не так заметно, слегка, как живая настоящая невеста, подставила свой лоб… И… и… я… поцеловал ее!.. Я!.. Я!.. Я!.. И она не умерла!.. А осталась, как положено, рядом со мной после того, как я поцеловал ее вот так… в лоб… Ах, до чего же это хорошо, дарога, кого-то поцеловать!..

Ришар же, почувствовав, что краснеет под пристальным взглядом Моншармена, взял за руку мадам Жири и хорошенько тряхнул ее. Голос его подобен грому. Рокочет, грохочет, испепеляет…

Луна светила ослепительно ярко, и снег, покрывавший землю, отражая ее лучи, делал ночь еще светлее.

он обладает прекрасными манерами, густые волосы подстрижены бобриком, борода – под стать волосам, несколько печальное выражение лица с ярким румянцем смягчаются прямым, открытым взглядом и прелестной улыбкой.

Ах, какие чудесные вещи говорили они друг другу! Какие давали клятвы в вечной верности! Мысль, что по прошествии месяца некому будет держать эти клятвы, повергала их в смятение, которым они наслаждались с отчаянным упоением, мешая смех со слезами. Они играли «в сердце», как иные играют «в мяч», только посылали-то они друг другу не мяч, а свои сердца, и потому им следовало проявлять большую ловкость, чтобы поймать их, не причинив вреда.