Глава 5

В темноте под улицей

Спят гоблины, как курицы,

Натворили разных дел,

Но всему ведь есть предел.

– Ты какая-то тихая, – сказал Мерлин, когда они со Сьюзен устроились в такси.

Сидя на откидном сиденье, лицом к ней, он внимательно оглядывал улицу и машины, в потоке которых они ползли по Юстон-роуд. Движение, как всегда, было отвратительным, к тому же заморосило.

– Я из провинции, студентка художественного колледжа, – ответила Сьюзен. – В Лондон приехала учиться и искать отца. Я вовсе не собиралась… становиться частью… вот этого всего. Мало мне того подозрительного дерьма, как выражается Грин, в которое я вляпалась с самого начала, теперь еще эти бандиты… Ну почему все это должно было случиться именно со мной?

– Хороший вопрос, – сказал Мерлин. – Я бы тоже хотел знать ответ.

Сьюзен злобно зыркнула на него, но промолчала. Разговор возобновился, лишь когда они проезжали мимо Дома телерадиовещания на Портленд-плейс.

– Би-би-си, – кивнул на здание Мерлин с видом столичного жителя, отвечающего на вопрос деревенщины.

– Знаю, – раздраженно бросила Сьюзен. – Говорю же тебе, я бывала в Лондоне. Раньше мы каждый год приезжали сюда на мой день рождения, только недавно перестали.

– Это я так, – отозвался Мерлин. – Просто чтобы разговор поддержать. А то ты притихла…

– Расскажи лучше, за что ты ткнул Фрэнка Трингли серебряной булавкой, – перебила его Сьюзен. – Я тебя спрашивала, но ты так и не ответил.

Мерлин покосился через плечо на Одри. Окошко в стеклянной перегородке между пассажирским и водительским отсеками было открыто.

– Хороший вопрос, дорогуша, – поддакнула Одри. – Так за что?

– Он не пожелал ответить на мои вопросы, – чопорно произнес Мерлин. – Хотя я был очень вежлив. А потом он решил полоснуть меня бритвой.

– Тебе повезло, что он так решил и к тому же затевал что-то действительно нехорошее, – сказала Одри. – Причем нехорошее в нашем смысле – завел гигантскую вошь и все прочее. А иначе ты уже огребал бы капустные грядки позади Торн-Хауса.

– Я знаю, – капризно ответил Мерлин.

– Слушайте, о чем тут речь, а? – сердито вмешалась Сьюзен. – И ты до сих пор не ответил на мой вопрос. Что ты хотел выяснить?

– Торн-Хаус – тоже часть семейного наследства, – сказал Мерлин. – Это в деревне, в Дорсете. Там выращивают овощи, много разных овощей. Тебе бы там понравилось. А вот мне – нет, поэтому меня и отправили бы туда в наказание.

– Если я выросла в деревне, это еще не значит, что я фермер, – возразила Сьюзен. – Так что ты хотел узнать?

Мерлин вздохнул.

– Шесть лет назад убили мою мать, – тихо проговорил он, глядя на свои руки: обнаженная правая лежала поверх левой в перчатке. – Застрелили. Предположительно, несчастный случай, из тех, о которых говорят, что человек оказался «не в том месте не в то время». На Слоан-стрит ограбили ювелирный, она вмешалась. Трое грабителей выскочили из магазина, когда она выходила из своего любимого цветочного по соседству. Мама уложила всех троих, но оказалось, что в машине ждал четвертый, с обрезом. Он выстрелил ей в спину, сразу из двух стволов. Когда мне исполнилось восемнадцать и я прошел посвящение, я затребовал в Скотленд-Ярде дело моей матери. Можете сколько угодно называть это нездоровым интересом, но едва я прочитал его, как сразу понял: ни о каком несчастном случае и речи быть не может. Я уверен, что тех троих специально послали туда, чтобы убить мою мать. Ограбление ювелирного было лишь прикрытием. В общем, весь этот год я, пусть и урывками, собираю сведения по этому делу.

– Хотя тебе велели оставить его в покое, – вмешалась Одри. На Оксфорд-серкус движение снова заглохло, так что она могла спокойно повернуться затылком к баранке и поболтать с ними через открытое окошко. Вместе с ее словами до них донесся крепкий аромат говядины с луком. – Никаких свидетельств запланированного убийства не обнаружено.

– Никаких, кроме необычайной тупости исполнителей, – огрызнулся Мерлин. – Я разговаривал с ними в тюрьме. Со всеми, кроме стрелка Крэддока, – мать, хотя и с двумя пулями в спине, успела отправить его к праотцам. Так вот, я выяснил, что они полные кретины. Уверен, что с их мозгами хорошо поработали. Все трое рассказывали одну и ту же историю.

– Может, они всегда были такими, – неуверенно предположила Одри. – Уголовники часто не отличаются умом и сообразительностью. Погоди-ка, у нас кое-что наклевывается.

Двигатель снова заурчал, и Одри со снайперской точностью направила машину в узкую щель между белым «фордом-транзит» и автобусом, прежде чем невесть откуда взявшийся фургон перегородил им дорогу и на добрых минут десять отрезал другим водителям доступ к Оксфорд-стрит.

– Бандиты редко рассказывают одну и ту же историю одинаково, – возразил Мерлин. – А эти слово в слово твердят одно и то же, причем уже много лет. Обычно люди что-то путают, забывают. Значит, этот рассказ буквально вписали им в память, предварительно стерев оттуда кое-что другое. Тогда я покопался в их досье, досье их приятелей и так далее. Я искал связи, то, что свело их вместе для этой работы.

– И конечно, ни фига не нашел, – отозвалась Одри, резко бросая руль вправо, в сторону Ганновер-стрит. – И тебе велели оставить это дело в покое. В который уже раз.

– Ну да, ничего определенного я не нашел, – признался Мерлин.

– А как же твой кузен? – спросила Сьюзен, которая думала о нем с тех пор, как ей рассказал про него Мерлин. – Оракул наоборот.

– Чего-чего? – не поняла Одри.

– Я воспользовался этим выражением, чтобы объяснить Сьюзен суть дара Нортона, – высокомерно ответил Мерлин. – Да, Нортон заглядывал в прошлое по моей просьбе. Но со дня убийства прошло пять лет, а Нортон лучше всего работает, когда речь о месяце-другом, не больше. Правда, есть такие… сущности… которые могут разобраться в путанице прошедшего или будущего либо дать подсказку, чтобы помочь вычислить правду. К одной из них я сходил.

– Против правил, – сказала Одри.

– Они в серой зоне, – ответил Мерлин.

– Ну и что? – сухо спросила Одри и тут же выругалась и вывернула в сторону руль, чтобы объехать пешехода, который внезапно шагнул на проезжую часть.

За ним потянулись другие – люди обходили группу рабочих: окружив наполовину вырытую дыру в тротуаре, те смотрели в нее с таким видом, будто она была диковинной тварью, готовой скрыться, стоит им только отвести взгляд.

– Короче, она… оно… сказало мне вот что. – И Мерлин, набрав полную грудь воздуха, откинулся на спинку сиденья и монотонно продекламировал:

 
– Ищи дегустатора, кровопийцу,
Скупщика краденого и убийцу,
Хозяина воров
На севере,
На севере
Города Луны.
Он знает, он знает, он знает,
Но молчит,
Клятвы и обеты сказать мешают,
Он не заговорит.
 

– Да уж, помогла так помогла, – заметила Одри. – Я насчет «не заговорит».

– Оракулы обычно уклончивы и ненадежны, – сказал Мерлин. – Вот почему я решил, что в этой песенке не хватает одной строки, невысказанного «пока не», или что разговор с этим парнем, если я его найду, даст мне другую подсказку. И в сущности, оказался прав. Кстати, «Город Луны» – это Луан-Дун, или Лондон. Вот почему я решил пошарить среди дегустаторов Северного Лондона и обратить особое внимание на тех, кто связан с преступным миром. Я нашел двоих – карманника и книжного вора. Не самые большие авторитеты, конечно, но именно они вывели меня на Трингли, настоящего вора в законе. С теми двумя я разговаривал вполне мирно и с «дядей Фрэнком» поговорил бы так же, если бы тот не полез за бритвой…

Вдруг он умолк, подался вперед и уставился через плечо Сьюзен в заднее окно, потом резко обернулся и поглядел в переднее. Такси медленно ползло по Керзон-стрит, только что миновало поворот на Болтон-стрит. Вся проезжая часть была запружена автомобилями, а тротуары – пешеходами, в основном туристами.

– Одри! – воскликнул он. – Мелюзга!

– Вижу, – ответила Одри так, словно глазам своим не верила. – Чего это они повылезли-то при солнце?

Сьюзен разглядывала улицу сквозь боковое окно в рябинках дождя, пытаясь понять, что так встревожило Мерлина и Одри. На ее взгляд, снаружи все было как обычно – море машин, фургонов и мотоциклов плескалось между тротуарами, по которым тек такой плотный поток пешеходов с зонтами всевозможных цветов, форм и размеров, что те, у кого зонтов не было, то и дело подныривали под чужие, не желая получить струйку воды за шиворот или спицу в глаз.

– Там нет солнца, – сказала она. – А что вы…

– Фигура речи, – пояснил Мерлин. – Те, кого мы зовем мелюзгой, вообще не показываются при свете дня… а тут я уже троих насчитал, Одри…

– А я – четверых, – последовал ответ. – Пятерых… Чертово движение! А вон шестой! Седьмой! Ну же, поезжай, идиот!

Такси резко остановилось – впереди него сдал назад фургон, причем там, где места для этого не было совершенно. Позади них автомобили и без того стояли бампер к бамперу, так что такси застряло намертво.

– Остаемся здесь или сматываемся? – тревожно спросил Мерлин.

Одри посмотрела вперед, по сторонам и наконец назад.

– Они окружают такси хороводом, – мрачно сказала она. – Кто знает, вдруг холодное железо поможет, но я не понимаю, я такое в первый раз вижу. И вообще никогда их так много не видела, не говоря уже о том, чтобы они танцевали при свете дня. Сматываемся!

– Ладно, – сказал Мерлин. – Ты на восток? А мы на запад?

– Ага, – выдохнула Одри.

– У тебя нет чего-нибудь старого, чтобы их треснуть?

В ответ Одри выхватила из-под солнечного козырька палку из ветки терновника. Палка была примерно ярд длиной, кривая, узловатая и твердая, как железо, без наконечника или украшений. Два шипа торчали из ствола крестообразно, образуя что-то вроде рукоятки. Одри просунула палку в окошко перегородки:

– Возьми ты. Они наверняка гонятся за Сьюзен.

– Спасибо, – ответил Мерлин.

– Если удерете от них, отключишь охрану, – добавила Одри.

– Ага. И ты, – сказал Мерлин.

– Готовы? – спросила Одри. – Вперед!

– Что такое? – удивилась Сьюзен.

Она смотрела в окно. Снаружи все выглядело совершенно нормально, и вдруг прямо за стеклом возник ребенок: мальчик лет пяти или шести, со странной клиновидной мордашкой, блестящими глазенками и ярко-красными щеками. Свободная ярко-алая рубашка, разорванная во многих местах, придавала ему сходство с клоуном, которого протащило через аэродинамическую трубу.

Он начал приплясывать и кривляться, отчего стал еще больше похож на клоуна, и вдруг ухмыльнулся во весь рот, показав ряды гнилых пеньков, среди которых выделялись два желто-белых резца непомерной длины и остроты.

Сьюзен шарахнулась, но Мерлин, схватив ее за руку, распахнул дверцу, и они выскочили на асфальт, Одри сделала то же самое с другой стороны.

Около дюжины уродливых пацанят в ярких рубашках, держась за руки, выплясывали вокруг такси. Они явно собирались встать в хоровод, но не успели: Мерлин с размаху ударил терновой палкой по двум протянутым друг к другу рукам и метнулся в возникшую дыру, таща за собой Сьюзен, как на буксире. Ей пришлось бежать со всех ног, иначе он вывихнул бы ей плечо.

Мерлин бежал по проезжей части, лавируя между автомобилями, и вдруг встал как вкопанный. Навстречу им, откуда ни возьмись, высыпала новая толпа страшноватых ребятишек, окружила их и пустилась в пляс.

Тут Сьюзен с ужасом осознала, что с улицы исчезли все пешеходы – и с зонтиками, и без таковых, и здравомыслящие люди в плащах с поднятыми от непогоды воротниками, и юркие, легко одетые оптимисты. Всюду, куда ни глянь, были только дети – дюжины дюжин ребятишек плясали, сужая круги и протягивая друг другу руки: трехпалые ладони с загнутыми назад большими пальцами, растущими совсем из другого места, чем у людей, с кривыми, словно когти, ногтями. Одним словом, они больше походили на лапы хищных птиц, чем на человеческую ладонь.

Танцоры – сорок, а то и пятьдесят – встали в большой круг, посередине которого оказались Мерлин и Сьюзен, и побежали против часовой стрелки. При этом они совсем не шумели, только обернутые в тряпье ноги шелестели по асфальту, а из широко распяленных гнилозубых пастей вылетало зловонное дыхание. Все быстрее и быстрее неслись они по кругу, подскакивая и шаркая, подскакивая и шаркая…

Правой рукой Мерлин притянул Сьюзен к себе, а левую, с палкой, вытянул вдоль бока.

– Опоздали, – сказал он. – Они поймали нас в Майский круг. Держись за меня, не отпускай.