13

Я наугад вытаскиваю папку из коробки, которую Барбара дала мне просмотреть. Тут оказались скриншоты из Фейсбука – личной страницы потерпевшей по этому делу: переписка и серия фотографий. На одном снимке смеющаяся молодая девушка обнимает подругу, на другом она же позирует в фетровой шляпе. Я более внимательно смотрю на даты публикации фотографий в сети. Девушке тогда, должно быть, было лет тринадцать-четырнадцать. Сущий ребенок. На третьем снимке она стоит, соблазнительно обвив боа из перьев вокруг шеи и надув свои губки. Но это все равно еще ребенок, просто играющий в переодевания.

Я откидываюсь на спинку стула и закрываю глаза. Как только Барбара закончила рассказывать мне подробности этого дела, она ушла на обед, так что ее кабинет остался полностью в моем распоряжении. Мне нужно собрать воедино все то, что мне сообщили по этому делу. И просто необходимо подавить чувство сострадания к этой девушке, которое незаметно закрадывается в мое сердце. Я должна сосредоточиться на поиске наилучшего способа удовлетворить интересы нашего клиента, доказав его невиновность.

«Он – прекрасный человек», – охарактеризовала его Кирстен. «Я глубоко убеждена относительно его непричастности к совершению этого преступления», – заявила Барбара. Здесь может таиться большая опасность серьезной несправедливости. Нам придется очень сильно побороться, чтобы выиграть этот процесс.

Я повторяю факты так, как они были изложены в газетах и в кратком отчете Барбары. У Фреи МакКинли, которой сейчас исполнилось семнадцать, несмотря на столь юный возраст, уже были большие проблемы в жизни. За ней прочно закрепилась репутация трудного подростка, причем как в школе, так и дома. Она была недисциплинированной, нерадивой, невнимательной, любую попытку контроля, влияния или управления воспринимала в штыки, не признавала никаких авторитетов. В начальной школе она училась без особых проблем и одно время демонстрировала большие академические успехи. Однако согласно отчету, предоставленному директором ее прежнего учебного заведения, ей не удалось поступить ни в одну из выбранных ею средних школ, и она оказалась в частной гимназии, в которой больший акцент делался на навыки социализации, а не на академические стандарты. Начиная с седьмого класса ее успеваемость в школе резко ухудшилась. Начались серьезные проблемы с поведением и учебой, которые значительно усилились после развода ее родителей, который произошел, когда девочке исполнилось тринадцать лет. Она первой в своем классе попробовала сигареты и алкоголь. А затем переключилась на марихуану и, скорее всего, еще более тяжелые наркотики, хотя эти подозрения так и не были документально подтверждены.

Фрею несколько раз едва не исключили из школы, проявив снисходительность исключительно в связи с тем, что она очень болезненно переживала развод своих родителей. Очевидно, что, даже несмотря на достаточно мягкие академические требования в этой гимназии, с учебой у нее была полная катастрофа. В этот момент ее и взял под свое крыло наш клиент – двадцатипятилетний учитель французского и английского языка Джереми Тейлор.

Помимо языковой практики мистер Тейлор также вел занятия по драматургии. Фрея в числе других учеников участвовала в постановке школьного спектакля «Укрощение строптивой», и мистеру Тейлору удалось установить с ней контакт. Между ними сложились хорошие дружеские отношения, и поэтому Фрея согласилась на дополнительные занятия с мистером Тейлором. Благодаря этому ей удалось в достаточно короткий срок подтянуть свои знания по многим предметам и в дальнейшем успешно освоить школьную программу в должном объеме, показав очень хорошие результаты, в том числе и на выпускных экзаменах.

До этого момента и обвинение, и защита в общих чертах излагают одинаковые факты и сходятся во мнении относительно происходящих событий. Но в дальней их позиции начинают существенно разниться. Согласно версии стороны обвинения, мистер Тейлор обучал Фрею не только грамматике и неправильным глаголам. Они заявляют, что он с самого начала готовил ее к сексуальным отношениям, которые начались между ними, как только ей исполнилось шестнадцать, и продолжались до недавнего времени, пока Джереми не попытался их прекратить. После чего Фрея пошла в полицию и подала на него заявление о сексуальном домогательстве, которое и составляет основу выдвинутых против него обвинений.

Версия же защиты излагает события так, что Джереми пожалел девушку и сделал все возможное, чтобы помочь ей в учебе. При этом с ее стороны постоянно возникали неприличные намеки и неподобающие знаки внимания, которыми она упорно демонстрировала свое расположение к своему учителю. Однако мистер Тейлор предпочитал игнорировать такое неуместное поведение Фреи и делал акцент исключительно на учебе. Он не бросил проведение дополнительных занятий с девушкой исключительно по причине того, что видел в ней большой академический потенциал и испытывал к ней чисто человеческое сострадание. Мистер Тейлор всегда строго следил за тем, чтобы их занятия проводились только в общественных местах и чтобы мать Фреи была в курсе всей их совместной рабочей переписки. Однако, несмотря на его самые светлые и чистые намерения помочь ей, дело дошло до того, что однажды во время их дополнительного урока, проходившего в доме Фреи, она разделась и попыталась его соблазнить. Это стало последней каплей терпения мистера Тейлора, и он наотрез отказался проводить с ней какие бы то ни было дополнительные занятия в дальнейшем. После чего, в гневе и обиде, Фрея пошла в полицию со своими обвинениями против него. Он полностью отрицает любые сексуальные или романтические отношения между ними.

От недоумения я даже протерла глаза. Это весьма банальная и простая история, оправдать клиента не составит особого труда. Многое, конечно, будет зависеть от того, кто является наиболее вероятными свидетелями обвинения.

Я листаю распечатки фотографий, пока не нахожу более свежий снимок Фреи, сделанный в начале этого года. Она стала старше, выражение лица более настороженное, глаза не смотрят в камеру. Но в ней все еще слишком много детского. Ее неопытность, незрелость и невинность вполне очевидны. Я снова перечитываю описание, которое дал ей Джереми. Оно совершенно не совпадает с ее фотографией и тем, что видят мои глаза. Возможно, это дело все-таки не будет таким уж простым…

Интересно, имеется ли в документах фотография обвиняемого? Я начинаю ее искать, по очереди просматривая все файлы, но вскоре сдаюсь, побежденная таким количеством материалов по этому делу. Судя по описанию Кирстен и Барбары, мистер Тейлор должен быть весьма милым и добросердечным человеком. Впрочем, достаточно скоро я смогу убедиться в этом сама, когда он в следующий раз придет в адвокатское бюро для встречи с Барбарой.

А пока моя работа предельно ясна. Я должна просмотреть кучу сообщений с телефона и компьютера Фреи в поисках любых доказательств, подтверждающих заявление девушки о том, что она и обвиняемый состояли в отношениях. Или, точнее говоря, я буду искать отсутствие подобных улик.

Фрея может сколько угодно утверждать, что она была очень осторожна и до поры до времени тщательно скрывала тот факт, что они с Джереми были в контакте. Однако совершенно невозможно полностью скрыть существование подобного рода отношений таким образом, чтобы не было абсолютно никаких упоминаний, намеков и следов этого ни в одной из ее социальных сетей.

Джереми утверждает, что между ним и его ученицей никогда не было никаких иных способов общения, кроме рабочей переписки по учебным темам в телефоне и по электронной почте. Я должна убедиться, что между ними действительно не было иных внешних связей и ничего такого, что могло бы как-то противоречить его словам.

Прошло уже почти три часа, как я погрузилась в материалы этого дела, но я только успела лишь немного копнуть поверхность. Похоже, что из них двоих Фрея раньше присоединилась к Фейсбуку. Она создала себе там страничку, когда ей было одиннадцать лет. Робин сейчас почти такого же возраста. Я подавляю возникшую нервную дрожь. До сих пор мне удавалось держать Робин подальше от любых социальных сетей. Ей разрешались только сообщения в телефоне и общение в мессенджерах. Но я знаю, что остальная социализация в Интернете – это лишь вопрос времени.

То же было и с Фреей. К тому моменту, когда ей исполнилось тринадцать, у нее помимо Фейсбука уже были странички и в Твиттере, и в Инстаграме. Хотя Твиттер, похоже, не представляет большого интереса для подростка – распечатка страницы профиля Фреи показывает, что в этой соцсети она подписана всего на несколько страниц, две из них принадлежат каким-то поп-звездам, есть еще пара электронных подростковых журналов, а также служба новостей Би-би-си.

Еще Фрея – активный пользователь Снэпчата, социальной сети, в которой можно обмениваться фотографиями и короткими видео, полностью исчезающими через двадцать четыре часа, что, безусловно, является главной привлекательной особенностью этого сервиса. Хотя я знаю, что изучение Снэпчата вряд ли даст нам какую-нибудь полезную информацию из-за функции автоматического удаления контента, я все же начинаю просматривать ее профиль и записывать даты и время публикации медиафайлов.

Незаметно подошло время забирать Робин из школы. Я достаю из коробки и кладу себе в сумку первую попавшуюся папку с материалами дела, чтобы поработать над ними позже вечером.

Вот я уже жду Робин у школьных ворот, опустив голову в воротник пальто и ссутулив плечи, не знаю даже от чего больше – от промозглого холода осеннего вечера или доносящихся насмешек других матерей.

Я все это время размышляю об этом запутанном случае, гадая, насколько испорчены, должно быть, отношения у Фреи со своей матерью, раз она начала вести свои личные странички во всех социальных сетях в таком юном возрасте.

Вдруг я спохватываюсь и упрекаю сама себя. Я не имею права никого осуждать. Насколько я знаю, моя дочь уже сейчас зарегистрирована по крайней мере в половине из них. Я вспоминаю, что уже несколько месяцев не проверяла телефон Робин.

Я все еще глубоко погружена в свои размышления, когда чувствую, что кто-то дружески хлопает меня по плечу. Я оборачиваюсь с улыбкой, уверенная, что это моя дочь. Но это не Робин. Это одна из мам. Я моментально напрягаюсь и почти инстинктивно меняюсь в лице. Но как только я замечаю, что эта женщина улыбается мне, мои скулы немного разжимаются и мышцы расслабляются.

– Я думала, это Робин, – говорю я.

– Извини за беспокойство. Просто ты была занята своими мыслями, а мне хотелось познакомиться с тобой поближе. Я видела тебя сегодня утром в кафе, но у нас не было возможности поговорить.

Я смотрю на нее более внимательно и узнаю в ней ту темноволосую женщину, которая ела круассан. На вид она самая нормальная среди всех этих мамашек. Довольно низкого роста, не слишком худая, кое-где в волосах виднеются следы седины. Я чувствую, как мое напряжение немного слабеет, но настороженность и нервозность меня не покидают.