Жил лебедь белый – дивной сказки птица.
Он полон грации, он чист – перо к перу.
Хрустальной флейтой песнь его струится
И белым пухом тает на пруду.
В лесу нет птиц, кто б не был очарован
Изысканной манерой гордеца.
Суровый нрав меж тем ему дарован.
Всех неугодных гонит он в сердцах.
Но кто же неугоден дивной птице?
Вот серый гусь явился на поклон.
Но лебедь лишь изволил покривиться
И отослал крылом беднягу вон.
Журавль нанес ему визит любезный,
И ароматный хлеб принес он в дар.
Но вновь – лишь жест презренья бессловесный
И взгляд на красный чепчик – как удар.
Журавль с гусем убрались восвояси,
А утка-мандаринка, на беду,
Подплыть решила с пожеланьем счастья.
Но высмеял лишь лебедь утку ту.
Ее цветастых перьев переливы
Взбесили лебедя, как, впрочем, все вокруг,
Что белые наряды не носили.
Лишь в белом может быть достойный друг!
Язвительный, холодный и жестокий,
Прекрасный лебедь оттолкнул друзей.
И в час, когда навел ружье охотник,
То не вмешался даже воробей.
Рубить с плеча, совсем людей не зная…
Таким путем друзей ты не найдешь.
Коль важно только внешнее, едва ли
Душевной эту дружбу назовешь.
Как-то раз зимней ночью суровой
Мама-мышка на складе зерна
Разродилась. Мышонок здоровый
Новый мир изучает сполна.
Жизнь на складе тревожно-опасная —
Воровством промышляет семья.
В деле этом нередки препятствия,
В этом мире каждый сам за себя.
Так и рос наш мышонок, со временем
Ясно понял, что ждет впереди.
Жизнь короткая, мало везения,
Кошка словит, того и гляди.
Кроме кошки, угрозы оправданной, —
Мышеловки с приманкой внутри.
Даже их избежав, еще надо бы
Ухитриться прокрасться к норе.
Неужели вся жизнь многогранная
Так в амбаре с зерном и пройдет?
Нет! Решился мышонок, что завтра он
Новый путь непременно найдет.
Он простился с семьей, с жизнью прошлою
И шагнул в бесконечный простор.
И мгновенно сердечко зашлось его,
Не сдержав впечатлений напор.
Он раскрылся навстречу весеннему
Ветру свежему с запахом трав.
Он смеялся, танцуя под сенью
Изумрудно-зеленых дубрав.
Целый мир заключил он в объятия,
Пил он солнце из капель росы.
И смотрел, не имея понятия,
Как впитать все. Гореть, не остыв.
Лес накрыли притихшие сумерки.
Как же он одинок, наш малыш.
Но, постойте, внезапно в лесу во тьме
Он увидел летучую мышь!
Прежде тени мелькали неясные,
Но потом различил он мышей.
Они, крылья расправив прекрасные,
Обучали летать малышей.
Наш мышонок примкнул к их колонии,
Умолял и его обучить.
Эту жажду летать мыши поняли.
Как прекрасно с мышами дружить!
Ох, не ведал мышонок, что трудности
Поджидают на каждом шагу!
Ведь помимо полетных премудростей,
Что хранил он в мышином мозгу,
Он учился полетам на практике!
Столько ссадин и шишек набил!
А однажды прыжок невнимательный —
И он череп едва не пробил!
Уж сова насмехалась над крошкою,
И хорек недовольно ворчал,
Но мышонок друзьями хорошими
Обзавелся – и зла не держал.
У друзей крошка взял только лучшее.
Каждый друг преподнес ему дар.
Кролик, вот, одарил его ушками —
От опасностей лучший радар.
Олененок настраивал зрение,
Чтоб увидеть тропу сквозь туман.
Чтоб облегчить по скалам движение,
Соболь когтя четыре отдал.
Годы ми́нули, долго ли, коротко,
Вновь сменяла жара холода.
Изменился мышонок и мордочкой,
И повадки сменил он не зря.
Взял он крылья, что были предложены,
Перепонки меж лап отрастил,
Хвост пушистый носил он восторженно,
И прибавилось в мускулах сил.
Все же хвост – это вещь уникальная.
Самый лучший для всех инструмент:
В холода и в жару оптимально он
Регулирует теплообмен.
От дождя защитит, ну а главное:
Влево взмах – вправо быстрый полет;
Вправо взмах – что считаете? Правильно!
Влево тело само поведет.
Значит, хвост для него инструмент, поди.
Это, кажется, летный штурвал!
Сам мышонок теперь удивительный.
В жизни кролик таких не видал!
Празднуй, лес, у тебя новый житель есть!
Будешь белку-летягу встречать.
Нет, она никому не привиделась.
И мышонка теперь не узнать.
Динозавр, скажи, откуда
Взялся твой гигантский рост?
В детстве ел какие блюда,
Что до потолка дорос?
Может быть, все дело в сладком?
Вдруг на завтрак и обед
Ел одни ты шоколадки,
Горы булок и конфет?
Ты огромный, как корабль.
Где твой дом, где ты жилец?
Лес срубить, должно быть, надо,
Чтоб построить твой дворец!
Можешь смирным ты казаться.
Неподвижность лишь обман!
В мире все тебя боятся —
Даже сам Царь обезьян[1]!
Панды в мире нет ценнее —
Уникальнейший реликт!
«Что захочет, вмиг имеет», —
Так мой папа говорит.
Нет забот у панды вовсе —
Целый день жует бамбук.
Ни о чем людей не просит,
Даже не глядит вокруг.
Что хорошего в бамбуке?
Он несладок и колюч.
Хочешь, стану твоим другом
И найду от клетки ключ?
Будешь странствовать на воле
В роли панды цирковой.
Приключений, фруктов вдоволь.
Ну давай, пойдем со мной!
Как надумаешь бежать ты,
Чтоб иной судьбой зажить,
Не забудь: есть в мире мальчик,
Что готов с тобой дружить.
В музее тигр очень страшен:
Стоит недвижно на холме.
Мех полосками украшен,
Взор холодных глаз на мне.
Грозный тигр, царь гор свирепый,
Из каких лесов твой род?
Как давно в музее этом
Мрачный твой двойник живет?
Вижу я оскал твой злобный.
Мне тебя легко понять.
Как, должно быть, неудобно
Без движения стоять?
Кто такой – живой, но камень.
Словно камень, но живой.
Он на солнце тихо замер —
Лишь качает головой.
То большая черепаха!
Тяжела судьба твоя.
Я слыхал, ты можешь плакать,
Слезы-капли не тая.
Камень что растрогать может?
Что за тайну ты хранишь?
Сердце что твое тревожит?
Погляди! Да там малыш!
Мамой стать – для всех в природе
Радостней момента нет.
Матери всегда в почете,
Их любовью мир согрет.
Утро, крылья расправляя,
Сыплет звезды в океан.
Их, ладони подставляя,
Соберут русалки там.
И в воде, смеясь, играя,
С ними водят хоровод,
А потом волна морская
Их на берег принесет.
Там уж я в свои ладони
Соберу тихонько их.
Мои пальцы нежно тронет
Мягкость чудных звезд морских.
Поднесу к глазам звезду я —
Пять лучей сойдутся в центр.
Вместе с ними я тоскую
О хрустальном их дворце[2].
Звезды в небе вам мигают.
Но́чи слышите вы зов?
Я ладони раскрываю —
Проститься с ними я готов.
Мама просит, отец убеждает.
На три короба хватит их слов.
Только бедной Я-я не хватает
На пол-ложки – не нравится плов.
Рыбный суп и сушеное мясо
Ей не нравятся – грустно жует.
Пибимпап[4] ароматный и сладкий
Тоже радости не придает.
Я-я ест, будто пули глотает.
Точно плов ее может убить.
И как только терпенья хватает
У родителей дочку кормить?
Ложка в плове проводит раскопки,
Мама ждет, все на свете кляня:
«Что, трудны сычуаньские тропы[5]?
Где там! Вы покормите Я-я!»
У Чжэн-чжэна красивая обувь.
Ее много, она новая вся.
Пара к паре стоит в гардеробе,
Точно красные лапки гуся.
Здесь сандалеты из кожи, ботинки,
Здесь кроссовки известнейших фирм!
Все они как с рекламной картинки,
Но Чжэн-чжэн их не тронет. Что с ним?
У Чжэн-чжэна на жизнь свои взгляды,
У него очень много причуд.
Дети все новой обуви рады,
А ему все не нравится тут.
Почему? Он в поношенной ходит,
Чем страшнее, тем лучше ему.
Помнит древний он стих и мелодию,
Где Цзигун шагал чрез страну[6].
И, тогда встречая пророка,
Люди видели: изношен наряд.
И Чжэн-чжэн верит в то, что с порога
Ботинки наши за нас говорят.
Фэй-фэй очень любит купаться.
Начнет – пропадет на полдня.
Сперва ищет, чем вытираться,
Потом ищет таз для мытья.
Затем потеряется мыло,
И он новое тащит с собой.
Когда наконец все остыло,
Сядет он играть в морской бой.
Вот мыльница – судно морское.
Фэй-фэй – капитан корабля.
Поднимется шторм, громовое
Кричит Фэй-фэй: «Право руля!»
Вдруг кит-полотенце всплывает,
Корабль не удержит волна.
Фэй-фэй судно не покидает.
Ура капитану, ура!
Фэй-фэй очень любит купаться.
В нем дух приключений живет.
Чем дольше он будет плескаться,
Тем дальше игра заведет.
Лян-лян – девчушка светлая,
И все прекрасно в ней.
Лишь складка незаметная
Легла между бровей.
Звук пианино здорово
Игрой наполнит дом.
Под пальцами проворными
Звучит «дин-дон, дин-дон».
Лян-лян, сверяясь с нотами,
Мелодию ведет.
Лишь отвлеклась – и вот, она
Уж миг свободы ждет.
Летают в парке бабочки,
Цветут сады давно,
Присесть в тени на лавочке
Зовут через окно.
Лян-лян гуляет мысленно
Дорожками в лесах.
Мечты мелькают быстрые
О птицах и зверях.
О сказках, приключениях…
И тишина кругом.
Лишь только по коленям
Слезинок стук «дин-дон».
Одеяло слишком тонкое —
Мы расстелем сверху плед.
Что, матрас набит иголками?
Как же это все терпеть?
И подушка слишком мятая,
Голова вдруг ниже ног!
До чего же лампа яркая.
Нет, терпеть Фэн-фэн не смог!
Шумно он сопит, ворочаясь,
Когда вдруг пришел отец.
Нервы проверять на прочность
Утомился наконец.
Ведьму он привел, уродство всё:
Вот копна седых волос,
Круглый глаз зеленым отсветом
Засверкал. Горбатый нос,
Когти длинные и острые
По столу едва скребут.
Этот звук, хоть веки сомкнуты,
Говорит, что ведьма тут.
У Фэн-фэна сердце замерло:
Как же тут прикажешь спать?
Но глаза открыть боится он…
Ночь дрожал, а вместе с ним – кровать.
О проекте
О подписке