Он на гитаре играет здорово. Хотя у него двух пальцев на руке не хватает. Клешня только страшная. Он клешней струны ловко зажимает, а правой рукой музыку играет. Цыганскую. Я так эту музыку люблю! Даже мурашки бегают, и слезы на глазах. И дедушка плачет, когда романсы поёт…Почему, интересно, он плачет? Наверное, домой, в Вязьму хочет. Я бы тоже в Вязьму хотела. Там у дедушкиного папы – Семёна – глубокий пруд был с карасями. И дом был красивый, двухэтажный, каменный. И лошадей много. Давно еще, до революции. Только я лошадей не люблю. Боюсь очень. Они большие потому что. А вот пруды я люблю.

И речку нашу люблю тоже. Я бабушку уговариваю на пляж сходить. Бабушка не хочет, конечно. Потому что – жарко, и идти далеко. А вот папа ходит. Он загорать очень любит, и я тоже люблю. Только мне скучно загорать. Мне купаться интересней. У нас два пляжа есть. Один – перед речкой, где дачи стоят и пионерский лагерь «Высота». Там здорово. И идти удобно – по тенёчку. Второй пляж – у самой маминой деревни, в Ботаково. Это – уже через речку идти надо. Мы по мосту подвесному идем. Мост старинный, красивый. Только качается очень. Не люблю, если мост качается. Боюсь немножко. А на высокой горке над пляжем – кладбище старинное. Там мои прабабушка и прадедушка похоронены. На самом краю. Под березами большими. Их с пляжа видно.

В Ботаково моя бабушка родилась. В доме на углу. У меня там много родни. Но я не знаю никого. Только бабушку Нину знаю, и тётю Зину. У бабушкиного папы кузница тут была. До революции. И лошади были, и конюшня. Почему-то тогда у всех лошади были, и дома большие. А сейчас – нет ни у кого. И кузниц нет. И домов нет больших, каменных. Почему так?

Я бы хотела, чтобы у меня дом был. Двухэтажный, каменный. Как в «Мисс Марпл». Уютный такой. Плющ вьется, и цветы под окнами. И чайная на первом этаже. Это где люди приезжают, и чай могут попить. У моей прабабушки в Былово чайная была. Только не в самом Былово, а рядом. В Полянах. И постоялый двор был. Это, например, едут какие-нибудь люди по своим делам. Издалека едут. И устают очень. Им кушать и спать хочется. Потому что ночь на дворе. Они на постоялый двор заворачивают, чай пьют, и спать ложатся. Удобно очень!

А сейчас постоялых дворов нет, и чайных нет тоже. Жалко. Мы иногда в гости к тёте Тане едем, в Болшево, и я устаю очень. Потому что сначала – на автобусе до Москвы ехать надо, потом – на метро, и на электричке еще час. Далеко. И мне хотелось бы чаю с пирожными где-нибудь попить. А – негде. Только кафе одно на вокзале попадается. Грязное такое, и на обед всегда закрыто. Или на учёт какой-то… Очень неудобно! Вот раньше удобно было. До революции еще.

Мы, когда в городке эту революцию празднуем, всегда на парад с институтами идём. Мне нравится на парад ходить. Весело и народу много. Все с цветами идут, флажками размахивают. Цветы-то, конечно, не настоящие. Из бумаги разноцветной сделаны, и на палку деревянную примотаны. Но все равно красиво. А если парад долго идет, я замерзать начинаю. Ведь зима почти, и холодно. Я на парадах на машине ехать люблю. Машины грузовые досками обвешивают. С картинками разными. И в кузов люди забираются. Только туда не всех пускают. А только сотрудников. Кто в институте работает. Или передовиков производства. Меня папа на такую машину сажает. А сам рядом идет. Мало ли, я упасть могу.

К нам в квартиру на праздник революции вся родня собирается, и на полу ночует. На матрасах с кровати. Потому что места нет. И мне не нравится. Не люблю, когда людей в квартире много, и мне на полу спать не дают. И дети их наши игрушки ломают и разбрасывают. А потом собирать не хотят. Всегда мне собирать приходится. Потому что я – старшая. Тётки после еды песни петь начинают. Народные. Страшно очень. Как гуси на речке кричат. И мама моя с ними. А мне убежать сразу хочется, и спрятаться. Не люблю русские народные песни. Некрасивые они, глупые и крикливые какие-то. Я органную музыку только люблю. Инструмент такой красивый – орган называется. И музыка там прекрасная, я ничего лучше в жизни не слышала! А еще Челентано люблю, и Бониэм. Это певцы иностранные. У папы на магнитофоне записаны. И Бах записан. Папа тоже мою музыку любит. А мама – нет. Она громко петь любит. И тётки все тоже. А мне и пойти некуда. На кухню не пускают. Там мужчины стоят, курят. И дверь закрыта. Только запах все равно в комнаты идет. Мне не нравится.

Дядя Ваня наш тоже курит. И не в праздники курит даже. А когда к нему в гости дядя Миша соседский приходит. Из соседней квартиры. Страшный, большой такой. На руках картинки синие нарисованы. Он в каком-то штрафбате в войну воевал. И ему там картинки нарисовали. Только я его не боюсь. Потому что он добрый. Хоть и говорит страшно. Рычит, как будто…

Дядя Миша – молодец. Он балкон свой остеклил, когда мы все в новый дом на Солнечной заселились. Окошко стеклянное на балконе сделал. И нам тоже остеклил. Потому что папа не умеет балконы стеклить. А дядя Миша – умеет. Только пахнет от него всегда плохо. Потому что пьет много. Так мама моя говорит.

У дяди Миши жена есть, тётя Тоня. Тоже хорошая. Она меня крючком вязать научила, и спицы подарила. Длинные. С красивыми наконечниками. А детей у них нет.

И у тёти Вали нашей тоже детей нет. Муж есть, а детей нет почему-то. Зато машина у них есть, «Москвич» называется. Тёмно-синий. Блестящий. Они на нём в Крым на всё лето уезжают. Потому что дядя Володя – фотограф. Он красивые фотографии делает. У меня тоже фотографий много цветных. Это он фотографировал. А еще серёжки у тёти Вали есть красивые, золотые. С камнями разноцветными. Она мне их потом подарит.

Мы однажды тоже в Крым поехали. К тёте Вале, в Николаевку. Я с мамой, и тётя Таня с Женей и Пашей. Это мои двоюродные брат с сестрой. Мы на самолете ночью летели. Только мне аэропорт не понравился. Ждать очень долго, и стульев нет. А в машине меня укачало. И где мы жили – не понравилось тоже. Комнатка малюсенькая, пол кривой. Окошко на сарай выходит. И запах, как в деревенском туалете. А Жене, когда она заболела, золотую цепочку с подковкой подарили. Тётя Валя на пляже нашла. А я ничего не нашла. Только крестик какой-то старый под лавочкой. Ничего хорошего. Лучше бы это я заболела.

Мне только море в Николаевке понравилось, когда шторма нет. И медуз нет кусачих. Эти медузы хитрые такие! Маленькие, прозрачные, их в воде и не видно вовсе. А как подплывёт и ужалит – так ого-го! Зато я стёклышек цветных в песке насобирала, от бутылок разных. Стеклышки не острые совсем. Их водой обточило. И они как галька стали. Как камешки обычные, только прозрачные, разных цветов. А еще мы дельфинов видели. Вечером. Они вдоль берега в воде прыгали.

Бабушка с дедушкой раньше тоже на море ездили. В санатории. Им полезно. А сейчас всё дома сидят. И хорошо. Потому что я могу у них на поселке с ночевкой оставаться. У меня тут любимые ботинки есть. Старые, малы мне уже. Титимбы называются. Я их так назвала, когда маленькая была. И «ботинки» говорить не умела. Поэтому – титимбы. Я в них по дому на поселке хожу. Потому что пол холодный. Мама говорит, что их выбросить пора. А я не отдаю. Мои потому что. И жалко.

Мне дедушка книжки детские читает. Про трех дураков, которые на облаках прыгали, или про Крепышку, Перинку и Сладушку. Одна бабушка хитрая таких дочек себе придумала, когда её волк в лесу съесть хотел. А она его перехитрила. Сказала, пусть он придет лучше, и съест ее дочек. Которых у неё на самом деле и не было. Волк поверил, и отпустил старушку домой. А вечером пришел, и встал под окном. А старушка сказала, что заперла все двери крепко-накрепко, взбила себе перинку пуховую, и уснула сладко-пресладко. Это и были как будто дочки. Такая эта старушка молодец!

Только мне больше сказка про принца-ужа нравится. Эстонская сказка. Там картинки красивые. Три девушки стройные нарисованы, с большими глазами. И наряды у них красивые. А ужик – ну, такой разборчивый попался! Он себе в жены самую-самую красивую выбрал. На её одежду улегся, и не отдает. Красавице пришлось замуж за него выйти. И очень хорошо. Потому что ужик на самом деле принцем оказался. Он просто так прикидывался, чтобы невесту найти.

Я ужей боюсь, и змей всяких. Если на поселке в подпол спускаюсь, для любопытства, всегда жду, что сейчас кто-нибудь из угла выползет. Подпол у дедушки хороший, сухой, банки с огурцами стоят, и с яблоками мочеными. Только я их не люблю, я просто в погребе стоять люблю. Но мне не разрешают. Опасно потому что. Даже рядом с подполом стоять нельзя, если папа за картошкой полез. Все взрослые сразу в коридоре собираются, и меня отгоняют. А бабушка такую картошку вкусную жарит! С корочкой румяной. Запах на весь дом стоит. Только туалет у них на улице.

У бабушки с дедушкой яблок всегда много. Мне грушовка «Крымская» нравится. Желтая, яблоки длинные. И сладкие, как настоящая груша. Ни у кого таких яблок нет. Только у дедушки моего.

В маминой деревне тоже яблоки есть. Но они не вкусные все, кислые. И трогать нельзя. Потому что дедушка Иван, мамин отец, ругаться будет. И жена его ругаться будет, тетя Нюра. Она некрасивая вся, толстая, страшная очень. Трясется всегда. Только дядя Ваня, мамин брат, все равно в деревню на целый день уезжает. Потому что там родился. Папа мой в городке дядю Ваню к «Запорожцу» в колясочке специальной выкатывает. Инвалидной. Передние колеса – большие, блестящие. А задние маленькие совсем. И сиденье упругое, кожаное. И мне не разрешают трогать. Папа дядю Ваню на руки берет, и в машину сажает. Потому что дядя Ваня – инвалид. Не ходит совсем. Только на машине в деревню уезжает часто.

Я с прогулки домой прихожу, а в квартире нет никого! Очень мне грустно становится. Не люблю одна дома быть. Страшно потому что одной. Особенно – если похороны на улице, гроб несут, и музыка громкая. А когда дядя Ваня дома – не страшно. Даже если мама с папой в кино ушли. Хотя лучше бы они дома телевизор смотрели.

Иногда дядя Ваня не едет никуда, потому что бензин из нашего «Запорожца» ночью слили. Своровали, то есть. И машина – на приколе. Так папа мой говорит. Это мальчик из соседнего подъезда по ночам бензин из машин сливает. Для своего мотоцикла. Мальчик этот днем с собачкой белой гуляет, болонкой пушистой, а ночью канистру железную берет, и трубочку гибкую резиновую. И к дяди Ваниной машине подкрадывается. Крышку круглую у бачка бензинового откручивает, и трубочку туда опускает. Бензин сразу к мальчику в канистру утекает. А утром папа ругается.

У меня подруги в нашем доме есть, Марина, Наташа, Оля. Мы все вместе гуляем. Только они вредничают иногда. Мячик мой отбирают. Но я все равно с ними дружу. Потому что я – добрая. Мы около дома в «почекашки» прыгаем, или в «резиночку». Еще мячиком в «козла» играем. Надо мячик об стенку стукнуть, а потом его перепрыгнуть. Когда он о землю ударится. А для «почекашек» асфальт сухой нужен, чтобы «классики» мелом расчертить. И на одной ноге надо прыгать, и баночку круглую из-под гуталина ногой толкать. Из одного квадратика – в другой перепрыгивать. Сложно очень. Потому что на одной ноге ведь прыгаешь. А еще и баночка эта…

Если нас много гуляет, мы прыгалки связываем, и в «вылеталы» играем. Друг за другом под скакалкой стоим, и перепрыгиваем, когда она земли касается. Кто застрял – тот встает прыгалки крутить. Еще в «вышибалы» мячом можно. Только – подальше от дома. Чтобы в стекло не попасть.

Нам однажды стекло в квартире разбили, в большой комнате. Там – лес, и не видно, кто сделал. Очень холодно было. Потому что – зима, и Новый год. Мама окно одеялом заткнула, и подушкой тоже. Я Новый год люблю очень. Мишура, игрушки блестящие, и подарки под ёлкой всегда. И конфеты есть можно. Только в Деда Мороза я не верю. Раньше верила, а потом подарки в шкафу нашла. Случайно. Обидно было. Только я все равно на Новый год наряжаюсь, как принцесса.

Я вообще наряжаться люблю. В ночнушку мамину шелковую, к примеру. Она – до пола, в рюшечках вся, и переливается здорово. Платье нарядное, как будто. У меня нарядных платьев нет, и я сама их себе придумываю. Я даже штору старую тюлевую могу на себя навертеть, и уже как королевна с картинки. Жалко, у мамы клипсов мало. Раньше много было. Только я все растеряла. Зато у мамы бигуди есть. Тяжелые, черные, пластмассовые. Я их на себя нацепляю, когда мама не видит. Но они с резинками тугими, и держатся плохо. Уши задеваю, и неприятно.

По утрам мама бигуди в миске варит, а потом на волосы накручивает. Она по кухне в них ходит и за супом на плите следит. На работу собирается. Потом снимает, конечно. Потому что на них шапка зимняя не налезает.

У мамы шапка зимняя – меховая, блестящая, только не пушистая совсем. Из ондатры сделана. Я этих ондатр в Болшево видела, у тёти Тани и дяди Лёни. Ондатры – это такие выдры. Только не в воде живут, а в сарае. В клетках огромных. И подходить нельзя. Потому что ондатра прутья может перегрызть и покусать больно. Очень эти ондатры злые. Поэтому из них шапки делают, наверное.

Шапки из ондатры – очень красивые. Я в маминой дома хожу и песни пою. Шапка уши закрывает, и песня громче получается. Я много песен знаю. У меня пластинки и проигрыватель есть. Там песни разные. И просто так песни, и из мультфильмов. Про «Бременских музыкантов» есть, и про Ухти-Тухти. Это Ежиха такая, которая всегда платочки стирала. А еще у нас взрослые пластинки есть, про «Синий-синий иней», и про «Вдох глубокий, руки шире, не дышите, три-четыре». Это я знаю, это Высоцкого песни.

Мне папа иногда такие колыбельные поёт. Редко, конечно. Потому что стесняется. Он детских песен не знает совсем, и Высоцкого поёт. Про то, как «если я заболею, к врачам обращаться не стану-у-у–у….обращуся к друзьям». Мне в конце нравится очень, где «в изголовье повешу ночную звезду». У меня над кроватью тоже ночничок висит. Лилия фиолетовая, блестящая, с прозрачными лепестками. Как звезда прямо.

Мама, конечно, больше песен знает. И тоже поёт, если я попрошу. Только она все грустные песни поёт. Потому что народные. Про молодую пряху, которая у окна сидит. Или про тонкую рябину. Она к дубу перебраться хочет. А дуб через дорогу растет. Как же она доберется, если ходить не может? Неинтересные какие-то песни. Тоскливые.

Я маму прошу лучше детские песни петь. Мне про Умку песенка нравится. Это где «ложкой снег мешая, ночь идет большая». Очень хорошая песня. Из мультфильма красивого. И мультфильм мне тоже нравится. Мне вообще все мультфильмы нравятся. Не кукольные которые. Кукольные – совсем не интересные. Там ручки и ножки отдельно, и верёвочки видны, на которых бабочки подвешены. Я про кротика мультик люблю, и про Кржемелика с Вахмуркой. Или про Лёлека и Болека, к примеру. Это два мальчика. Они всегда что-нибудь интересное придумывают.

А Кржемелик и Вахмурка – гномики лесные. В уютном домике из дерева живут, и всегда всем помогают. Я много мультиков смотрела. Про аленький цветочек, про гусей-лебедей, и про снеговиков разных. Но про кротика и Кржемелика с Вахмуркой – мои любимые. Потому что домики там уютные. А в других мультиках – волшебники страшные, или звери какие-то неправильные с птицами. Мне не нравится.

И фильмы детские мне не все нравятся. Некоторые – глупые совсем. Про Олю и Яло, например. Зачем у девочек усы? И форму они школьную носят, хотя и не в школе. Отличницы, наверное. Или вот кино «Морозко» тоже. Почему Настенька – рохля такая? Мачеха её обижает, обзывается по-всякому и за косу дергает. А та в ответ боится даже нагрубить немножко! Не может за себя постоять. Глупая такая! Мне больше фильм «Три орешка для Золушки» нравится. Очень сильно нравится! Золушка там красивая, боевая вся. И одежда у неё вся чудесная, иностранная. И принц там красивый, и замок с каретами. Вообще всё в этом фильме замечательное! Хочу там жить.

Иногда я взрослые фильмы смотрю. Мне разрешают, если это про войну. Или «Клубкино-путешествий». Как люди в других странах живут. Мне бабушка с дедушкой часто разрешают телевизор на посёлке смотреть. Только они концерты одни смотрят. И мне не интересно. А если про майора Земана кино – тогда другое дело, конечно. Там шпионы плохие всегда в болоте тонут.

Если дедушка скучный концерт смотрит, то я в сад иду гулять. Там гамак висит, и одеяло толстое бабушка уже постелила. Чтобы удобней было качаться. И я качаюсь себе, и песни пою. «Здесь вам не равнина, здесь климат иной, идёт лавина одна за одной, и здесь за камнепадом ревет камнепад». Очень мне эта песня нравится. Как будто про войну, но не про войну вовсе. Я красиво петь стараюсь. Чтобы громко было. Мне даже соседская Светка говорит, что я как радио у них. Значит, я хорошо пою.

У Светки в саду сарай есть. Хороший сарай. Стол стоит, и диван старый с пружинами. Уютно в дождик сидеть. Капли по крыше барабанят резко. Гром гремит. А мы сидим себе, и здорово! Только пахнет в сарае плохо. Кошками старыми.

У дедушки тоже сарай есть. Только там вещи навалены. Журналы, одежда старая. Перчатки боксерские висят большие, кожаные. Это папа мой занимался в молодости. Шлем еще боксерский висит, смешной очень, в дырочку. Верстак в сарае есть, широкий такой. Очень в сарае тесно и неудобно.

Зато весной тут здорово в окно смотреть, как папа с дедушкой на улице дрова пилят. В сарае не холодно совсем, солнце в окно припекает. Я у окна стою и смотрю. Папа бревно толстое на кОзлы кладёт, и они с дедушкой пилить громко начинают. Козлы – не животные, у которых рога. Это подставка такая специальная, для брёвен. Стружки душистые из-под пилы веером разлетаются, блестят на солнце. В ручейки забиваются. Вода из сада на дорожку перед домом течет, и сосульки капают громко. Прямо в лужи. А в саду еще сугробы огромные. И в огороде тоже. Опилки так вкусно пахнут! На солнце нагреваются, и ароматными становятся. Потому что – березовые. А мне жарко в шубе. И я ныть потихоньку начинаю. И меня в дом отправляют, обедать.

Я вообще покушать люблю. Особенно – картошку жареную. Только у меня живот всегда болит, если пережарок много съем. Или когда назавтра – утренник в садике. Ну, это от волнения уже. Я всегда на утренниках выступаю. Потому что лучше всех стихи рассказывать умею. Громко и с выражением. Меня воспитатели всегда хвалят. Очень мне нравится, когда хвалят. А если живот болит – не нравится, конечно. Один раз ночью он разболелся. Перед утренником как раз. Мама сильно испугалась. Вдруг это аппендицит какой-то? Мне тоже страшно стало, потому что мама испугалась. И мы в больницу нашу побежали, на другом конце городка. Потому что телефона в квартире нет, а на улице телефоны сломаны. И врача вызвать не можем. Мы долго с мамой бежали, до Пионерской, где больница наша большая, красивая. С колоннами старинными, дворец как будто. Такие раньше у помещиков были. А доктор сказал, что ничего страшного, если живот болит. Это все – от волнения и нервов. Надо в ванночке теплой по вечерам сидеть. И экстракт хвои добавлять.