Леонардо

Памяти Л. А.

Однажды мне понадобилась архивная справка из института, где я проучилась несколько семестров. Прошло два десятилетия, но институт располагался на том же месте. Это оказалось удачей. Многие вузы переехали, построив новые корпуса. Я вошла внутрь здания. Как все изменилось здесь! Вахта, стены и сами студенты выглядели иначе, чем тогда.

Был перерыв между лекциями. В коридоре стоял разноголосый шум. Студенты бурлящим потоком омывали меня, как река – застрявшую посреди русла корягу. Прозвенел звонок на лекцию, и коридор вмиг опустел. Теперь я увидела, насколько он стал ýже и темнее того, который сохранила моя память. Закопченные окна, идущие чередой вдоль одной стены, почти не пропускали свет: они выходили в закрытый двор какого-то предприятия.

Мимо пробежал опоздавший студент. Он подсек мой неспешный шаг и прямо перед моим носом свернул в дверь ближайшей аудитории. Я покачала головой, но обиды на летящую без оглядки юность не было. Машинально отметила его странный свитер, связанный из двух контрастных полотен: половина была белой, половина черной. И вдруг слепящая вспышка памяти озарила полутемный коридор.

Он снова стал светлым, широким и бесконечным. Я услышала позади себя торопливый перестук женских каблучков. Я не оборачивалась, но знала: за мной спешит стройная студентка с гордо откинутой головой. На макушке ее кокетливо раскачивается из стороны в сторону темно-вороной «лошадиный» хвост. Я слышала частое, прерывистое от быстрого бега дыхание девушки. Я не видела ее лица, но знала, что этой девушкой была я. Краем глаза я заметила розовый, в белый горошек воротничок ее блузки. Он наивно выглядывал из темной, старомодной по моим теперешним понятиям кофты. Эту нелепую кофту я напрочь забыла. Зато розовая блузка сохранилась в моем чемодане на антресолях. Только сейчас, спустя много лет, разрозненный комплект соединился вновь.

– Пропустите меня, я тороплюсь! – не очень вежливо буркнула студентка.

Но обогнать меня она не решалась. Я посторонилась сама. И тут мы увидели его – высокого, широкоплечего парня в черно-белом свитере. Его, прозванного ребятами за разносторонние таланты именем Леонардо.

Юноша стоял, как обычно, в окружении сокурсниц. Русые пряди небрежной челкой спадали на его полудетское, смешливое лицо. В опущенной руке он держал свиток ватмана – чертеж курсового проекта. Эта картинка впечаталась в мою память, как крепко выученная теорема: и шрифт, и рамка, и место на странице учебника.

Леонардо увидел меня и приветливо кивнул:

– Хелло, Анюта! Твой курсовик почти готов. – Он помахал свитком, как гигантской дирижерской палочкой. – На, держи.

Я покраснела, но чертеж взяла. Его помощь была так неожиданна. Я провалялась два месяца в больнице, и сейчас, накануне экзаменов, у меня не было ни одного зачета. Я просила только объяснить мне пропущенную тему. Чертеж, сделанный за меня Леонардо, оказался спасательным кругом. Теперь я сдам сессию, успешно закончу первый курс. И буду дальше учиться со своими ребятами и Леонардо.

Подошли остальные студенты нашей группы, и мы гурьбой высыпали на улицу. На чистом ярко-синем майском небе вовсю жарило солнце – такая же редкость для Питера, как студент, посещающий все лекции. Мы шли по проезжей части, поскольку места на тротуаре для нашей компании было недостаточно. Но машины здесь почти не появлялись. Привычный маршрут нашей прогулки после занятий пролегал по маленьким, тихим улочкам старого Петербурга. Наш смех и громкий разговор будил тишину сонных домов. Мы сами недавно проснулись от долгого детства.

Мы вышли на оживленную Театральную площадь. Здесь наши пути расходились. Каждый садился на свой автобус или трамвай и ехал домой уже один или с попутчиками. Мой дом находился здесь же, на углу площади. Последний раз я шла с ребятами этим маршрутом два месяца назад, перед тем как попала в больницу. Тогда на тротуарах еще лежал плотный коричнево-бурый снег. В тот день Леонардо проводил меня до моей парадной и в нерешительности остановился. Почему я не позвала его тогда к себе?

Сегодня Леонардо остался с ребятами на остановке. Идти дальше он явно не собирался. Я поблагодарила его еще раз за чертеж и с независимым видом, будто меня совершенно не трогало отсутствие провожатого, направилась к своему подъезду. Я чувствовала, как мой собственный перевязанный тугой резинкой хвост горделиво хлещет меня по плечам.

Наконец я вошла в свой подъезд и перестала ощущать на себе взгляды сокурсников. (Возможно, никто и не смотрел мне вслед?) Я быстро понеслась по ступеням вверх, на последний этаж. На площадке перед окном остановилась. Мой взгляд был сейчас прикован к зданию театра, у которого дожидались своего транспорта пассажиры. Почти все наши студенты уже разъехались. На остановке осталось только двое – ты и она, широкоплечая спортсменка, чемпионка курса по плаванию. Она крепко держала тебя под руку. Ты наклонился и что-то шепнул ей на ухо. Она рассмеялась. Мне казалось, что вы смеетесь надо мною. Подошел ее автобус. Раньше она уезжала на нем одна. Сегодня ты, придерживая мою соперницу под локоть, подсадил ее на ступеньку автобуса. Следом поднялся сам. Двери салона захлопнулись. Автобус, выпустив клубы черного дыма, тронулся с места и скрылся за поворотом.

Когда дым рассеялся, я снова оказалась в институтском коридоре. Мне опять было почти сорок лет, и я никуда не торопилась. Моя юность – девушка с «конским» хвостом – по-прежнему была рядом, но Леонардо и другие студенты остались там, на Театральной площади. Я с грустью посмотрела в даль коридора. Тут я заметила сгорбленную фигуру старухи в темном платье. Она двигалась навстречу. На голове ее была нелепая панама, в руке ветхая сумка. Типичная городская старуха. Она щурилась, пытаясь разглядеть нас: меня и девушку в полутьме коридора. Перед ней весь мир теперь был в легких сумерках. Старуха приблизилась к нам и остановилась. Я посмотрела на ее лицо. Оно было похоже на мое, только казалось заштрихованным рукой неразумного шалуна. Нет, такой старой я никогда не буду!

Старуха остановилась рядом с нами и положила на подоконник мешковатую, бесформенную сумку. «Таскаю с собой всякий хлам», – ни к кому не обращаясь, сказала она и с трудом открыла заржавевшую застежку-«молнию» на своей торбе. Затем долго копошилась в ее недрах, выкладывая наружу какие-то тряпицы и баночки. Наконец достала то, что искала: розовый, в белый горошек носовой платок. Смятый лоскуток был мне знаком. Неужели пошла в ход блузка, истлевающая на моих антресолях? Старуха деликатно высморкалась. Зачем эта странница явилась в институтский коридор?

– Вечно этим старикам не сидится дома! – озвучила мою мысль студентка с легкомысленным хвостом. Ее недовольство было определеннее моего.

– Простите, девушки, – старуха обращалась к нам обеим, – не подскажете, где найти профессора А.?

– У нас нет профессора по фамилии А., есть лишь В. и С., – отрывисто и с досадой ответила студентка.

– Профессор А., случайно, не тот студент, который был прозван сокурсниками Леонардо? – неуверенно высказала я догадку.

Я не знала дальнейшей судьбы моего Леонардо, но он был талантлив и вполне мог стать профессором!

В темно-вишневых глазах студентки вспыхнуло недоумение, а блеклые, болотного цвета глаза старухи застыли в напряжении. Она явно пыталась вспомнить что-то известное, но позабытое за давностью лет.

Студентка с хвостом воскликнула:

– Вряд ли Леонардо мог остаться работать в этом институте. Наверняка он женился на пловчихе и уехал. Та девица была из Прибалтики.

– Ничего подобного, милая, – возразила старуха. – С той латышской девушкой у него ничего не вышло. Я не знаю всех обстоятельств, только скажу одно: женился он на другой. – Старуха снова порылась в своей сумке и достала альбом с фотографиями. Туманно-серый групповой снимок был приклеен к первой странице. Вот на этой сокурснице! – Она ткнула заскорузлым пальцем в белесое пятнышко.

Для меня сообщение старухи не было новостью – слухи о женитьбе Леонардо окольными путями успели дойти до меня. Но стоящая рядом студентка не могла разглядеть свое будущее. Она расстроилась и сразу показалась старше на несколько лет. «Конский» хвост потерял свой задорный вид и уныло обвис за ее спиной.

– А я и не знала, что так будет, – с сожалением, растягивая слова, произнесла девушка. – Выходит, зря я поспешила нынешним летом: отступилась от Леонардо, выскочила замуж за другого, ушла из института.

– Вы всегда так, молодые, – укорила старуха. – Все наскоком, все вам сразу подавай. Не ведаете, что творите, а потом расплачиваетесь.

– А то вы такие умные? – Девушка с обидой поджала губы и присела на подоконник. Сумку старухи она небрежно отодвинула в сторону. Утомленная разговором старая женщина опустилась прямо на пол, у ног студентки. Девушка покачала парящей в воздухе ножкой, почти задевая странницу, и высказала новое соображение: – Если вы, старые, все знаете о жизни, то чего же вы по институтским коридорам бродите? Кого ищете?

Девушка отвернулась от старухи (ответ явно не интересовал ее) и уставилась на меня. Я тоже почувствовала себя нежеланной гостьей в институте, хотя и пришла сюда по делу. Старуха невозмутимо сидела на полу и покачивала головой. Слова девушки ее не обидели.

– Да, милая, прихожу. И ты будешь сюда возвращаться еще долгие годы. А кого я ищу, и сама уже не знаю. Все в моей старой голове перепуталось. То ли студента Леонардо, то ли профессора. Да и с вами двумя я давно не общалась.

Мы с девушкой посмотрели друг на друга. Старуху никто из нас не знал. Зато странница знала и помнила нас, ведь мы были ее юностью и зрелостью. И вещественным доказательством ее связи с нами был розовый, в горошек платочек. Она крепко сжимала его в пегом от старческих веснушек кулаке.

Внезапно около нас остановился представительный мужчина профессорского вида. Он рассеянно спросил:

– Не скажете, милые дамы, какое сегодня число?

Но мы не знали даже, какой был ныне год.

Мы впервые видели эту личность. Седоватый, высокий, слегка располневший. Редкая бородка соломенного оттенка закрывала половину лица. Но его добрые серые глаза показались нам знакомыми – искорки ума привычно играли в них. Леонардо! Мы, все трое, узнали нашего кумира!

Профессор сделал шаг, чтобы продолжить свой путь. Но старуха приподнялась с пола, кокетливо поправила панамку и широко улыбнулась. От улыбки морщины на ее лице провалились еще глубже.

– Леонардо, ты меня не узнаешь? – прошамкала она.

Профессор Леонардо равнодушно посмотрел на пожилую особу, которая случайно забрела в этот коридор. Он виновато развел руками. Тогда, заслонив старуху, выступила вперед я. Лицо мое вспыхнуло забытым румянцем.

– Леонардо, ты помнишь, как сделал за меня курсовик? – Недавняя картинка мальчика со свитком в руке вновь ожила. – Курсовой, по начерталке, на первом курсе, – уточнила я.

– Что-то припоминаю, – неопределенно ответил профессор. – Вы пришли теперь за своего сына просить. В какой он группе занимается?

– У меня нет сына. Я думала, ты… вы вспомните меня. Мы вместе учились, но потом я ушла из института…

В глазах Леонардо мелькнул голубоватый свет воспоминаний.

– Да-да, припоминаю. Ваше имя Аля?

– Аня, – тихо поправила я профессора. Он забыл меня или не узнал… Румянец схлынул с моих щек. Наверное, я сильно побледнела.

Старуха, заметив, что я близка к обмороку, подхватила меня под руки. Но разве ее поддержки я ждала? Девушка не обращала на нас внимания. Она, сидя на подоконнике, непроизвольно помахивала ножками. Нейлоновые колготки искрились розоватыми бликами на ее безупречных икрах. Нарядные туфельки едва держались на кончиках пальцев.

Почтенный профессор приосанился и погладил бородку. Мы с Леонардо – ровесники, но что для мужчины сорок! А студентка была так свежа и непосредственна, и прикосновения юности всегда приятны.

Профессор опять с недоумением перевел взгляд на меня: он догадывался, что мы с девушкой как-то связаны. На этот раз тень истинного узнавания оживила его серьезное лицо.

– Аня К.? – Он назвал фамилию, которая в то далекое время была моей.

У меня снова закружилась голова. На этот раз от счастья. Я поняла, что профессор тоже вернулся в свою юность. Я впилась глазами в его распахнутые зрачки. Но добрый, задумчивый его взгляд был направлен вдаль, мимо меня. И тут же, как в кино, я увидела картины его воспоминаний. Застенчивая Аня – одна из многих студенток, окружающих его в то время. Она была неплохим товарищем по лабораторным работам, но девушку в ней сокурсники не замечали. Мысли Леонардо все глубже уходили в то прекрасное время. Первый курс, наша группа, совместные прогулки до Театральной площади. Теперь рядом с ним, я знала, была чемпионка по плаванию.

Как грустно вспоминать разное!

– Черт побери! Жаль, что она оставила меня, – произнес вслух Леонардо.

И сожалели мы тоже о разном!

Резкий звонок заставил меня очнуться. Рядом не было ни милого Леонардо, ни девушки в розовой блузке, ни старухи в панаме. На подоконнике лежал кем-то забытый, свернутый в трубку чертеж. Я аккуратно развернула плотный ватман. Непонятные черточки, кружочки, зигзаги испещряли белый лист. Трудно было определить, для какого проекта, по какой дисциплине была сплетена паутина тонких линий и загадочных крючков. Мне показалось, что на листе начертаны тайные знаки моей жизни. Если бы я умела прочитать их раньше. Прочитать в том, первом чертеже! Но в институте не учили разбирать запутанный пунктир нашего будущего. Мне предстояло овладеть этим искусством самостоятельно.

Коридор вновь наполнили высыпавшие из аудиторий студенты. Я ускорила шаг, нашла дверь с надписью «Архив», толкнула ее. Здесь мне выдадут справку, выписанную на студентку с легкомысленным хвостом. И я буду перечитывать ее бесконечное число раз!