Глава 9. Школьные роли Мали Кшесинской

Годы обучения в Театральной школе подходили к концу. В сентябре 1889 года Маля уже занималась в десятом классе. И ей вспоминались её школьные роли предыдущих лет.

О первом своём выступлении перед новым учебным годом, 31 августа 1881 года, в балете «Дон Кихот» с артистом И. Е. Хамарбергом и Машенькой Андерсон она уже писала. Номер марионеток с великаном назывался просто – «полька». Маля в то время была малышкой-второклассницей. Этот танец они с Марией исполняли на сцене несколько лет.

Когда Маля училась в третьем классе, а Маша – в пятом, с ними в паре разучили ещё один номер для балета «Конёк-горбунок», это были партии Ерша в исполнении Кшесинской и Карася в исполнении Андерсон в сцене Подводного царства. А когда Маля была в четвёртом классе, на них с Машей поставили «Танец Ману» в балете «Баядерка» с артисткой В. В. Жуковой в партии Ману.

Матильде Феликсовне вспомнилась её первая партнёрша по сцене, у которой сценическая судьба была очень короткой. Она танцевала в петербургском балете всего пять лет. Мария Карловна Андерсон была старше Матильды Кшесинской на два года, и окончила Петербургское театральное училище в 1888 году. Сначала карьера Марии складывалась удачно. Главный балетмейстер труппы Мариус Иванович Петипа разглядел в своё время в девушке комедийный дар. И назначал её на лирико-комедийные роли. За свою короткую артистическую деятельность Мария участвовала в пяти балетах в партиях: Ильки (балет

Мария Андерсон в роли Маленькой феи и её паж Любовь Рябцова в балете "Спящая красавица". 1890

«Очарованный лес»), Мухи («Капризы бабочки»), Амура («Шалости Амура»), Феи Флёр де Фарин и Белой кошечки («Спящая красавица»), Маркитанки и Чая в «Щелкунчике». Причём, в балетах Чайковского она была первой исполнительницей этих ролей. Но в конце 1893 года на сцене тетара, где она находилась на репетиции, неожиданно произошёл пожар от неосторожных возгораний. И на танцовщице загорелся лёгкий балетный костюм. Девушку удалось спасти, но ожоги были серьёзны. И о продолжении балетной карьеры не могло быть и речи. Танцовщице было всего лишь 23 года…

С Маней Андерсон у Матильды во время учёбы в Театральной школе были дружеские отношения, они часто общались и вне репетиций и выступлений на сцене, беседовали, поздравляли друг друга с днём рождения и иногда бывали друг у друга в гостях и даже ночевали.

Вот как описывала один из вечеров в семье Андерсон Маля (в воскресенье, 5 апреля 1887 года): «Когда я, Маня и Саша пришли домой, у них снова были какие-то три молодых кавалера… Эти кавалеры пели и танцевали с Маней вальс и мазурку. Я не танцевала, потому что у меня очень болела нога… Кавалеры быстро ушли, и я, Маня и сестра madame Андерсон играли в лото, а потом я с Маней в шашки. Наконец я пошла домой. Маня мне дала свою казённую шубу, потому что было холодно, и когда я её надела, все и я смеялись».

Вместе с Машей они иногда сочиняли сами танцы. Так, например, 30 декабря 1886 года Маля сделала такую запись: «Я всё время разговаривала с Маней Андерсон, и мы с ней танцевали в фойе мазурку, которую мы сочинили».

В третьем классе Маля, ученица класса Льва Иванова, участвовала в нескольких спектаклях оперы Н. А. Римского-Корсакова «Снегурочка». Номер назывался «Танцы разнородных птиц».

В январе 1885 года на прощальном бенефисе одной из артисток балета шёл балет «Своенравная жена». И Маля вместе с другими воспитанниками участвовала в сцене «Арлекинада».

Маля Кшесинская в сцене «Арлекинада». 1885 г.

Об этом выступлении Александр Плещеев в книге «Наш балет» написал: «Шумный успех имели танцы детей, отлично костюмированные персонажами итальянской арлекинады. И дальше уже о самом балете: «Вообще балет понравился и завладел симпатиями публики. Находившийся в театре итальянский посол граф Греппи, питавший большую слабость к Терпсихоре, уверял знакомых, что лучшего балетного спектакля он не видал в Петербурге». В день премьеры присутствовали на нём Их Императорские Величества.

Обычно в те дни, когда выступали дети, и присутствовала августейшая семья, то юных артистов приглашали в ложу к Царю, с ними беседовали члены Императорской семьи и угощали конфетами.

Во всех перечисленных выступлениях, до 1886 года, учащиеся Театральной школы принимали участие в спектаклях Большого (Каменного) театра. Потом театр был закрыт и перестроен под Консерваторию, а весь оперный и балетный репертуар был перенесён на сцену Мариинского театра, который продолжал славную историю Большого театра.

В пятом классе, учась у Екатерины Вазем, в репертуаре Мали Кшесинской появилась мазурка в балете «Пахита». Это был один из любимейших номеров, так как её польская натура могла проявиться в этом танце в полном блеске.

Вся их польская семья была в восторге от того, как Маля исполняет их национальный танец. 2 ноября 1886 года, после участия в балете «Пахита» в танце «мазурка», Матильда записала: «Когда я пришла домой, Филипп (сводный брат по матери) выбежал ко мне навстречу, что я прелестно танцевала мазурку, что с ним был Поль Марсеру с женой и сказали, что я прелестно танцую. Мама сказала, что в театре тоже были Стракачи. (Польская семья крёстного отца Мали). Мама и папа меня хвалили, и Юля сказала, что я очень хорошо танцевала».

Знакомый Филиппа Поль Марсеру – был французом, выросшим в Петербурге. Он окончил Академию художеств, став архитектором. На Большой Конюшенной он имел дорогой магазин по торговле предметами искусства и антиквариата.

Стали замечать младшую дочь Феликса Кшесинского в «мазурке» в то время и члены Императорского дома. 27 декабря 1886 года, у Матильды в дневнике была такая запись: «Папа вечером был на уроке у Великого князя Николая Николаевича и сказал, что обо мне говорили. Великий князь меня видел в „Пахите“ и сказал папе, что я верно буду хорошая танцорка».

В шестом классе Кшесинская была одной из исполнительниц номера «Серебряные кружева» в балете Л. Минкуса «Волшебные пилюли». Этот балет уже стал историческим, так как выдержал в Париже около двух тысяч представлений. Господин Петипа для возобновлённой феерии сочинил три хореографические картины. Он придал им тонкую художественность и своеобразие. Лучшей картиной была та, которая называлась «Царство кружев», как считал А. Плещеев. «Костюмы всевозможных кружев обличали массу вкуса и поражали великолепием, – добавлял он. – Неувядаемое вдохновение М. И. Петипа… обнаружилось в феерии в полной силе».

В декабре 1886 года, 26-го числа, Матильда писала в дневнике: «Вечером шли «Пилюли», я была занята, пришла в театр в 7 часов… Когда все воспитанницы были одеты, мы пошли вниз в фойе. Там были воспитанники, но не все. Я ходила с Верой Хамарберг, меня кто-то из воспитанниц спросил: что Титов болен? Я ответила, что не знаю, и только хотела спросить у какого-нибудь воспитанника, как в фойе вошли Трудов, Израилев и Титов, в то время я разговаривала с Верой немой азбукой… Наконец нас позвали на сцену. Израилев не стоял в той кулисе, где всегда стоял; протанцевав, мы как по обыкновению пошли назад. В театре был Государь, и потому было очень весело танцевать, но в ложу нас не звали. Когда мы стояли назаду, Федя стоял недалеко от меня, Трудов около меня, а с другой стороны М. Андерсон. Я нечаянно посмотрела наверх и увидела полёт,

Маля Кшесинская в костюме к танцу "Кружева". 1886

на котором должна была лететь ведьма, и я сказала, что полечу сегодня вместо ведьмы. Федя при этих словах на меня посмотрел, и наши взгляды невольно встретились, я сначала смотрела серьёзно, но потом не могла удержать улыбку и улыбнулась, но тотчас же оправилась и посмотрела с презрением, потом мы опять несколько раз встречались глазами, но это было непродолжительно. Андерсон сделалось худо. Я и Лёля Левинсон отвели её к классной даме. Вслед за этим мы начали танцевать коду… Сделав последнюю группу, я и все воспитанницы побежали переодеваться в последний акт, т. е. в „Кружева“. Воспитанников я больше не видела, они, вероятно как и всегда, уехали в училище… Опять пошли на сцену и простояли весь акт на сцене, было ни весело, ни скучно, смеялись мало, только над Варламовым…» (Этого пожилого артиста, который выступал в театре уже почти сорок лет – с 1948 года, в те времена называли «царём русского смеха»). «По окончании спектакля я разделась и пошла домой…» – дописала Маля.

А чуть раньше, 5 декабря, она описывала репетицию этого балета, где они танцевали с воспитанниками номер «Домино». И преподаватель Волков сделал замечание одной линии мальчиков. Тогда Маля отметила, что из всех воспитанников этой линии выделялся своим хорошим исполнением Георгий Кякшт. (И в будущем он станет выдающимся артистом Мариинского театра, и иногда они будут выступать в паре с Матильдой).

В пятницу, 26 декабря 1886 года в Благородном собрании состоялся Детский бал. На него Маля ездила с Машей Андерсон и её старшей сестрой. И вот что она записала в тот день: «Потом, как-то стоя после танцев в большой зале, Маня мне представила Ушакова. „Вы знаете, Матильда Феликсовна, – сказал он, – я вас совсем не узнал. Я вас знаю по божественной мазурке в „Пахите“, и в бенефис Минкуса после „Пахиты“ давали ещё два акта „Пилюль“. Так после „Пахиты“, в антракте, всё время говорили о вас“. „Но не думаю“, – ответила я. Ещё, когда мы стояли с Сашею и Носовым, сзади меня слышалось „Кшесинская“. Я обернулась, это были Соня и Наташа Голоушины. Тут начали звонить, потому что это был конец детскому балу».

Из этой записи ясно, что Маля Кшесинская в школьные годы отличалась своими способностями среди учениц, и её знали в училище. И уже в то время кое-кто стал пророчить ей блестящее будущее в балете. Одним из них был муж её преподавательницы Вазем Аполлон Афанасьевич Гринев, большой любитель балета. С ним соглашались и другие балетоманы.

Аполлон Гринев был своеобразным человеком. Вот как его вспоминал Иосиф Кшесинский: «Во время балетного представления названная мною кучка, т. е. Гринев, Минин, Скальковский, Безобразов, Похвиснев, Светлов восседали в первом ряду кресел. В особенности вёл себя невоздержанно Гринев – он на весь театр громко кричал: „А что, какова моя Катька“ и неистово аплодировал, а потом ловил всех и кричал: „Ну, ну подписывайтесь на подарок Катьке, ведь двадцатого её бенефис“ и т. д. в таком всё роде что-нибудь».

Однажды, в канун Нового 1887 года, Матильда с Машей Андерсон танцевали в балете «Волшебные пилюли». «Во время танца в польке мы немного спутались, – вскоре записала в дневник Матильда. – После танца мы побежали на своё место, но нас так принимали, что мы принуждены были повторить ещё раз».

На следующий учебный год Маля участвует во всех прежних своих сценических номерах в спектаклях и новом – «Виндзорские кумушки».

Интересны были не только выступления в спектаклях, но и репетиции в театре. Здесь девочки часто танцевали в парах с воспитанниками и могли свободно общаться с мальчиками. Иногда на репетициях было очень весело! Вот как Маля описала в своём дневнике одну из них – 28 января 1887 года: «Мы протанцевали два раза, и воспитанники ушли, а нам началась репетиция „Виндзорских“. На ней были балетные те, которые танцевали здесь воспитанницами, и показывали тем, которых поставили за них. Была страшная путаница, потому что все всё забыли, но мало-помалу припомнили. Мы ужасно хохотали и возились (проказничали и шалили), одним играть было очень весело. Петипа конец немного переставил, и теперь гораздо лучше. Я ужасно устала, мы только кончили репетиции в 3 1/2 часа».

Ещё одну забавную репетицию Маля описывала в своём дневнике в тот же год 6 февраля: «Была назначена генеральная репетиция, но была только репетиция в костюмах. Костюмы старые и ужасные. Особенно у „Ос“. Кустерер в них была занята и пришла на сцену в платке. Она подходила и к Л. И. Иванову, и к Ефимову, но они сказали, что костюмы не такие уж и плохие. Пришёл директор посмотреть костюмы и сказал, чтобы нам давали в спектакле тюники». Матильда была большой шутницей. У неё на голове была шляпа, к которой была привязана длинная белая нитка. И она говорила девочкам, что так и будет с ней танцевать, а если нечаянно зацепит её, то шляпа съедет в сторону. Интересно, оштрафуют ли её за это? И все воспитанницы очень смеялись!

В это время Маля переходит в класс Христиана Иогансона, и продолжает танцевать и в «Арлекинаде», и в мазурке из «Пахиты».

Особенный успех выдался на долю Матильды в пятницу, 13 февраля 1887 года. Маля тогда записала в дневнике про испанский танец из балета «Зорайя»: «Зорайю» мы танцевали в первом акте «Пахиты». Государь к началу не приехал, зато были Великие князья и видели, как мы танцевали «Зорайю». Я танцевала первая к царской ложе и очень старалась, танцевала с Израилевым. Гердт, около которого я танцевала всё время, говорил: «Хорошо, очень хорошо». Мы повторяли, и когда кончили танцевать второй раз, нам долго аплодировали».

Именно в тот день учащихся Театральной школы, тех, кто участвовал в спектакле, водили в ложу к Государю (видимо, они с Императрицей подъехали позже) и дарили коробки конфет: «Нас повели в ложу к Государю, и давали конфеты. Государыня спросила, сколько мне лет. Я ответила: „Четырнадцать, Ваше Императорское Величество“. Потом Великий князь Константин Николаевич мне сказал: „А! Это Кшесинская, я вас узнал по лицу, это вы танцевали первая в испанском па?“ Я ответила: „Да, Ваше Императорское Высочество“. „Я вас хорошо знаю“, – сказал князь К. Н. Я попросила Матвееву мою коробку конфет отнести наверх».

За кулисами к Матильде подошёл всеми известный артист Павел Гердт: «…взял меня за руку, хвалил, сказал, что я очень хорошо танцевала „Зорайю“ и что сделала большие успехи». Следующей была мазурка: «Мазурку мы тоже повторяли. Государь нам аплодировал». И закончился спектакль так: «Тут пошли все на места, танцевать коду. Я в уборную прибежала в восторге, мне сегодня было очень весело и всё удавалось. Когда я шла с Юлей домой, мне Юля сказала, что балетные говорили, что я очень хорошо танцевала, что у меня много жизни, и что лучше всех и гораздо лучше Мани Андерсон, что Маня слишком пересаливала и ломалась. Я не хотела верить, но поверила, когда мне дома Юзя сказал то же самое. Папа сказал, что меня ему хвалили, и сам меня похвалил. Я была очень рада и никогда не забуду этого спектакля».

На другой день, 14 февраля, воспитанницы и воспитанники Театральной школы вновь участвовали в балетном спектакле. Шли «Волшебные пилюли». В дневнике Мали была запись: «Я встала в одиннадцать. Папы дома уже не было. Мы с Юлей на завтрак съели блинов и пошли в театр, в „Пилюли“. Нас сегодня торопили одеваться, потому что Н. И. Волков сделал репетицию. Государь и сегодня был в театре».

Первым номером, который они исполняли, было «Домино». Затем «воспитанницы переоделись в „Кружева“ и пришли в фойе, там уже были воспитанники в обоих платьях (костюмах). Воспитанники расселись так, что многим воспитанницам не было места сесть. Александр Петрович (Фролов) пришёл и сказал воспитанникам, что если они видят, что воспитанницы стоят, то должны встать и дать им место… Нас снова повели в ложу к Государю, и, как нам раздали конфеты, Государь и Государыня с нами разговаривали».

В последние дни марта 1887 года начались репетиции к очередному школьному спектаклю выпускников. Маля Кшесинская вместе с Андерсон и Рыхляковой готовили номер «Три грации» из балета «Царь Кандавл». Первая репетиция была 30 марта, в понедельник. «Несмотря на то, что сегодня первый день последней недели Великого поста, я должна была ехать в училище на репетицию, так как меня поставили в школьный спектакль. В училище меня некоторые воспитанницы спрашивали, знаю ли я, что буду танцевать pa de graces… Раньше нам, т.е. мне, Рыхляковой и Андерсон, показал немного без музыки Л. И. Иванов. Но потом пришёл Петипа, и нам поставил всё сразу». А на другой день Маля записала в дневнике, что дома «Юзя мне сказал, что вчера на репетиции я танцевала лучше Андерсон и Рыхляковой, только сделал замечания относительно некоторых па». И в этот же день была следующая репетиция: «Мы танцевали третьи. Первый раз мы танцевали на полупальцах, а второй раз Петипа сказал, чтоб мы попробовали на пальцах. Я и Маня А. танцевали на пальцах, а Рыхлякова нет».

По записям в дневниках будущей танцовщицы видно, что ещё в детстве её способности замечали итальянские балерины и очень тепло к ней относились, а одна из преподавательниц, которая в своё время учила в театре «Ла Скала» Вирджинию Цукки и Карлотту Брианца, даже мечтала стать её учительницей. Вот строки из записи в пятницу, 10 апреля того же года: «Когда я, папа и мама выходили из театра, выходила с нами вместе Никитина. Она сказала папе и маме, что я очень понравилась Монтани, и что она сказала, что меня бы взяла учить танцевать и сделала бы из меня талант. Папа потом мне сказал, что если бы Монтани взяла недорого, то он отдал бы ей меня учить».