– Я даже не знаю, выйдет ли кто завтра на работу! – неожиданно взорвался обычно молчаливый Василёв. – Если сейчас они еще попилят да позаколачивают все это в землю, то наши медики полночи будут кровавые мозоли лечить.

Стас виновато промолчал. Он и так чувствовал себя бездельником – куда хуже итеров, которые и в первую-то половину дня работали, а уж во вторую вовсе побили все рекорды. Поэтому, когда они добрались до пилорамы, оставшейся со времен строительства в Долине, он накинулся на работу как голодный.

Опомнился он только тогда, когда все заготовленные толстые стволы были уже распущены на доски, а тонкие нарублены на жерди. В первую минуту он пожалел, что не догадался уговорить лесорубов дотащить до поселения все уже срубленные деревья, но потом устыдился: в этом случае всем точно пришлось бы работать до рассвета.

Тогда он перебежал к тем, кто все еще с отчаянием обреченности продолжал вколачивать и вколачивать доски и жерди в землю, туго перетягивая их веревками. На общее счастье, дричи еще три года назад приспособились делать веревки из лиан, росших в восточной части леса.

Призывать к дальнейшим работам Стас уже не рисковал. Теперь он просто с опаской поглядывал на работавших рядом всякий раз, когда те переставали стучать своими огромными камнями и тяжелыми молотками.

Наконец кто-то пустил по цепи клич:

– Добьем все, что заготовлено – и спать!

Стас с ужасом посмотрел на кучу всего того, что было навалено возле пилорамы, и заорал:

– Мужики, вы же подохнете к утру! Пусть каждый добьет то, что ставит сейчас – и в койку! Завтра тоже будет день, можете не сомневаться.

Спорить никто не стал, но работа тут же ускорилась.

В итоге часам к трем гора заготовок оказалась полностью изничтоженной, а поселение почти наполовину было окружено густым высоким частоколом. Народ в изнеможении поплелся по домам.

Стас ждал, пока до него добредут Зинин с Василёвым, работавшие на другом конце линии ограждения. Идти оттуда им было долго, поэтому Стас от нечего делать решил двинуться им навстречу.

Внезапно на него из темноты выскочила провидица Эмма. Стас только открыл рот, чтобы поздороваться, как она, беззвучно ахнув, закрылась краем запыленного платка и юркнула в сторону. Он недоуменно проводил взглядом ее грациозную фигуру, скрывшуюся в темноте. Из раздумий по этому непонятному поводу его вывел Василёв, беззвучно возникший из той же темноты с ружьем в руке.

– Слушай, что это было? – изумленно спросил Стас, кивнув в ту сторону, где исчезла армянская княжна.

Василёв повертел головой, пытаясь рассмотреть, о чем именно был задан вопрос, не сумел этого сделать и вопросительно поглядел на Стаса. Тот задумчиво пояснил:

– Эмма почему-то меня до смерти боится. Не здоровается, прячется… Ты не знаешь, в чем дело?

– Понятия не имею, – сообщил Василёв и покачнулся, потому что появившийся откуда-то сзади Зинин, проходя мимо, восторженно ткнул его в спину.

– Ничего себе темпы, а?

Не ответив, Василёв двинулся в сторону площади. Зинина его молчание нимало не обескуражило, и он решил просто сменить собеседника:

– Стас, Лилия прилетела? Как ей с самолета понравилось все это зрелище?

– Ты знаешь, у нас с ней как-то не было времени обсудить именно это, – с вежливым ехидством заметил Стас, шагая следом за Василёвым, и Зинин обиженно умолк.

Когда они добрались до матушевского дома, на крыльце, напряженно вглядываясь во тьму, стояла Лилия. Увидев их, она легко сбежала с крыльца им навстречу:

– Ребята, погодите. Я понимаю, что вы зверски устали, но если вы зайдете в дом, мы уже больше никуда не пойдем.

– Конечно, не пойдем. Куда нам идти? – сквозь зубы пробормотал сдувшийся, как послепраздничный воздушный шарик, Зинин.

– Буряк возится в своей мастерской с шокерами. Он слезно просил, чтобы мы дошли до него: он тоже очень хочет Стаса послушать.

– Прямо так-таки и слезно, – снова проворчал Зинин, норовя обойти неожиданное препятствие сбоку и попасть все же в дом.

Лилия элегантно сделала шаг назад, и вход на ступеньки оказался полностью закрытым. Зинин тяжело вздохнул и без сил оперся на перила.

– Пошли, – коротко сказал Василёв и зашагал в сторону буряковского дома.

Лилия проследила, чтобы Зинин отошел от крыльца на достаточное расстояние, и только тогда пошла за мужчинами.

Буряк был не менее грязен, чем строители частокола, но казался куда более воодушевленным. Мастерская была завалена металлическими и деревянными заготовками, а слева в углу лежало несколько одинаковых длинных палок – видимо, уже готовых шокеров.

– Ого, у тебя тут все на поток поставлено, – уважительно заметил Стас, беря в руки одну из палок. – Как я понимаю, с этой штукой надо обращаться осторожно?

– Вот и обращайся осторожно, – посоветовал Буряк, отвлекшийся от своего занятия и настороженно глядящий на Стасовы руки. – Там сбоку кнопочка – вот ее лучше без острой необходимости не нажимать. Нечего заряд зря расходовать.

– Ты так и будешь продолжать пилить-строгать? – осведомился Стас, осторожно возвращая шокер на место. – Мне тебя перекрикивать?

– А зачем иначе я просил бы вас сюда прийти? – резонно возразил Буряк, вернувшийся к своему занятию. – Давай рассказывай.

И Стас рассказал собравшимся про Сандипа, про странную Четвертую Землю, совсем уж загадочную Третью и про Галилея-демиурга. К концу его рассказа наступила тишина: Буряк оторвался от своих трудов и задумчиво глядел на Стаса.

Первой заговорила Лилия:

– Получается, наш Галилей – просто-таки король приоров. Как-то грустно…

Стас сочувственно глянул на нее – он и сам до сих пор пребывал в состоянии острого разочарования по этому поводу – и негромко сказал:

– Может, просто в любом человеке сидит свой приор? Стоит попасть в благоприятные условия – и он расцветает пышным цветом… Я вон тоже никогда не мечтал о роли партийного лидера, а что вышло?

– Партайгеноссе, – тихонько подсказал Буряк, снова принимаясь за работу. – «Хайль» кричать?

Зинин безжалостно уточнил:

– Скорее уж английская королева, которая, как известно, царствует, но не правит.

– Спасибо, друзья, поддержали, – тоскливо поблагодарил Стас.

– Может, Галилей просто сбросил здесь своего приора, как ящерица хвост, и отправился на Четвертую Землю без этого обременения, – неожиданно многословно высказался Василёв, и все изумленно воззрились на него, потрясенные таким ораторским подвигом.

– Резюмирую, – объявил Буряк. – На Четвертую Землю нам хода нет. А на настоящую Третью, если я правильно понял твоего индуса, мы бы и сами не захотели, даже если б могли. Тогда о чем говорить?

– Позвольте, я дополню резюме, – вмешался на редкость оптимистичный сегодня Зинин. – Мы получили огромный подарок: теперь у всех есть общая забота – причем навсегда. Значит, есть шанс, что у нас здесь что-то начнет происходить.

– Слушайте, а почему навсегда? – вскинулся вдруг Буряк. – Стас, если ты смог создать этих питеков – может, ты сможешь их и убрать?

– Еще чего! – возмутился оскорбленный до глубины своей исторической души Зинин. – Ты вообще услышал, что я сказал? Если он их уберет, здесь снова будет болото. Тебя это не волнует?

– Да в общем-то не особо, – пожал плечами Буряк, откладывая в сторону очередной готовый шокер.

– Стоп, малыши, – прикрикнул Стас на готового начать бурную дискуссию Зинина. – Спорьте, не спорьте – один черт: я все равно ничего не смогу поделать с питеками. Что-то создать я могу, а уничтожить – увы…

– Пробовал? – недоверчиво глянул на него вновь очнувшийся Василёв.

Стас молча кивнул.

– А шнур у Павла? Ты же его порвал?

Стас разозлился:

– Объясняю для тех, у кого задержка психического развития: я могу только как-то приспособиться к тем условиям, которые есть. Изменить сами условия я не могу. Еще вопросы имеются?

Лилия задумчиво протянула:

– Кстати, интересно – а почему это именно так?

– Ага, давайте пофилософствуем, – ядовито сказал Буряк. – Никаких практических забот у нас все равно нет, надо же как-то время убить…

– А чего тут обсуждать? – удивился Стас. – Все вроде решено, разве нет? Стену строим – это раз. Каждую ночь кто-то охраняет поселение с боевым ружьем и стреляет в воздух, если появляются питеки – это два. На дом выдаем один шокер – это три. Факелы они, надеюсь, сами сумеют сделать. Экспедиции в лес по разным надобностям – с тем же боевым ружьем и шокерами. Это четыре. По-моему, все. Или я что-то забыл?

– А как вы думаете, – вдруг мечтательно заговорила Лилия, – экторов-животных можно есть? А то настреляли бы какой-нибудь дичи…

Все, кроме прыснувшего Стаса, дико посмотрели на нее, как будто бы она предложила подстрелить к ужину парочку особо жирненьких итеров, и промолчали. Лилия удивилась:

– А чего вы? Почему-то же у Матушева было ружье? Вы уверены, что он этого не делал?

– А пусть вот он у своего Сандипа спросит, – Буряк хмуро мотнул головой в сторону Стаса. – Тот с Матушевым дружил, так что должен знать.

На том встреча в верхах и закончилась. Лесорубы и строители с кряхтеньем и оханьем поднялись и потянулись к двери, а Буряк продолжал сосредоточенно возиться со своими железками и деревяшками, словно и не заметил их ухода.

…Как и предполагал Василёв, утром народ на работу не поднялся. Сначала Цветана полночи лечила кровавые мозоли, рваные раны и растянутые мышцы, а потом вчерашние трудяги до полудня стонали и ворчали, лежа в кроватях.

Однако ближе к обеду в лес снова выдвинулись лесорубы, кто-то встал к пилораме, а остальные продолжили вколачивать новые жерди с обеих сторон частокола. Питеки (видимо, еще вчера насмерть перепуганные криками, стуком топоров и шумом падающих деревьев) пока не показывались.

Итеры, хоть и с большим опозданием, но все-таки выползли работать, Зинин все время курсировал вдоль работающих, так что Стасу оставалось только подключиться к строительным работам. Правда, пару раз он сбегал в лес к Василёву: тот был не слишком рьяным охранником и все время присоединялся то к одной паре лесорубов, то к другой, помогая им валить срубленные деревья. Стас тоже попытался было поучаствовать, но на него не слишком любезно цыкнули, и он вернулся туда, где от него мог быть хоть какой-то прок.

Когда неподалеку показались разносившие обед женщины, Стас вдруг смекнул, что Эмма наверняка сейчас занята тем же самым, и двинулся вдоль частокола. Заметив ее еще издали, он сделал большой крюк, чтобы не попасться ей на глаза раньше времени, и внезапно появился прямо перед ней.

Армянка опять округлила свои роскошные восточные очи и сделала попытку метнуться в сторону, но он крепко ухватил ее за рукав и отвел в сторонку.

– Ну, рассказывай, княжна, – мягко сказал он. – Чего ты от меня бегаешь? По-моему, мы не ссорились.

Некоторое время Эмма боролась с собой, потом вскинула голову и неуверенно произнесла:

– Стас, я все видела.

– Что именно ты видела? – вкрадчиво поинтересовался Стас. – Я опять кого-то пытался убить?

Та потупилась и тихо ответила:

– Я давно видела обезьян…

– И что? Они тебе сказали, что я гад? Или у них на лбу было написано, что именно я их создал?

– Нет, просто я подумала, что ты превратил в обезьян… – тут она задохнулась то ли от страха, то ли от негодования и умолкла.

– Господи, кого? – простонал Стас. – Я никого не могу ни во что превратить!

– Мы все тут тебя страшно раздражаем, я знаю, – совсем уж невнятным шепотом продолжала Эмма. – Ты ведь другого ожидал, правда? Вот я и решила, что ты превратил итеров в обезьян…

– С ума сошла? – поразился Стас. – Зачем бы мне было это делать?!

– Я не знаю… Но я очень испугалась, – призналась Эмма и беззвучно заплакала.

Это называется: приехали, распрягай лошадей. Осталось начать детей пугать гневливым и всемогущим Стасом…

Стас взял ее за плечи и несильно встряхнул, пытаясь заглянуть в ее опущенное несчастное лицо.

– Эмма, милая, ну скажи: я хоть кому-нибудь здесь делал плохое? Да, я злюсь, да, я не всем создаю то, что они просят. Только кому я навредил?!

– Ты здесь главный, и ты на нас злишься, разве этого мало? – отчаянно всхлипнула она и подняла на Стаса жалобный взгляд. – Может, если бы ты кого-нибудь наказывал, было бы не так страшно. А сейчас… Мы же не знаем, что ты думаешь, не знаем, что ты сделаешь! А что глаза у тебя почти все время злые – мы знаем. Я вообще все время боюсь, когда ты здесь…

Стас бессильно опустил руки и прислонился к задней стене чьего-то дома. Так он стоял долго, закрыв глаза и ни о чем не думая. Эмма, замерев, смотрела на него во все глаза с виноватым видом, а потом тихонько дотронулась до его руки:

– Стас, ты на меня обиделся?

Он открыл глаза и тоскливо глянул на нее:

– Нет, Эмма, не обиделся. Просто все как-то не так. Я вас сюда притащил, вы мне поверили – а я, получается, вас бросил… Я-то думал, вы здесь все сами устроите так, как захотите. Иначе я бы вообще во все это не ввязывался. А теперь…

Он с трудом собрался и устало спросил у нее:

– А сейчас что ты видишь? Что будет?

Эмма яростно замотала головой:

– Нет, я теперь больше не смотрю будущее! Не хочу!

– А если я тебя очень попрошу?

Она умоляюще потянулась к нему:

– Пожалуйста, Стас, не надо! Я очень боюсь!

– Чего ты боишься? – поразился он. – Почему ты думаешь, что впереди будет плохое?

– Я не знаю! Но будет плохо!

Страшно злясь на самого себя, Стас добавил в голос чуть-чуть металла:

– И все же?

Эмма втянула голову в плечи, глянула на него с тихой укоризной, потом закрыла глаза и затихла.

Стас, затаив дыхание, ждал, сам себя ругая за то, что спросил. Мало ему, что ли, Сандипа с его туманными объяснениями насчет многочисленных Земель? И непрошеных и неустранимых теперь питеков – тоже мало?

– Здесь приземлится большой темный самолет… – монотонно заговорила армянка. – На нем будут нарисованы какие-то золотые круги и пятна. К нему пойдет много людей, а ты опять будешь кричать, как тогда, три года назад…

Вдруг она вздрогнула всем телом, часто-часто задышала и распахнула необъятные от ужаса глаза:

– А потом я умру…

Стас тоже вздрогнул и быстро возразил:

– Ты же не можешь это видеть. Если видишь – значит, не умрешь, разве не так?

– Ты не понимаешь… – отстраненно произнесла Эмма и медленно, неуверенными шагами пошла прочь.

Самолет. И, видимо, новая волна дестабилизации. Но почему?! Можно сколько угодно хихикать над юношеским энтузиазмом Зинина по поводу объединения здешнего люда, но одно можно сказать точно: в ближайшем будущем никому здесь скучно не будет. Мало того, еще пара-тройка дней, и страха тоже не будет. Будет достроен частокол, все вооружатся шокерами, и жизнь войдет в почти прежнюю колею. При этом малые дозы адреналина все равно время от времени будут впрыскиваться: то какой-нибудь шальной питек напугает тех, кто пойдет в лес по грибы, то…

Стоп. Зинин ведь сказал: это – питекантропы, которые, согласно научным мифам, уже могли начать разговаривать. Так, может, попробовать начать с ними общаться?

В любом случае – ни страха, ни скуки не предвидится. Тогда почему?.. Или Эмма все-таки ошиблась?

Стас в беспокойных раздумьях вернулся на свое место в цепочке строителей забора. Однако оказалось, что за это время стала намечаться нехватка заготовленных жердей и досок, и он сам себя перебросил на пилораму. А там монотонный процесс полностью подчинил себе его сознание, и он вообще перестал думать о чем бы то ни было.

…Только вечером следующего дня, когда строительные работы по возведению частокола были закончены, а Лилия бережно вытащила у Стаса из ладоней все занозы, обработала все ссадины, накормила и напоила, он решился-таки рассказать ей про разговор с Эммой.

– Пойдем, посидим наверху. Поболтаем, подумаем…

Она тревожно глянула на него и спросила:

– Опять что-то случилось?

– Пойдем, – и он упрямо потянул ее за собой.

Со смотровой площадки было хорошо видно, что поселение теперь полностью защищено со всех сторон. Правда, сверху частокол, несмотря на свою высоту, выглядел довольно хлипким, но Стас знал: выворотить из земли забитые туда чуть ли не на полметра колья, натуго стянутые прочными лианами – задача не для слабаков.

Можно было, конечно, организовать ночные дежурства, но отсутствие питеков в зоне видимости на протяжении трех дней сильно ослабило страх населения Долины. Все, похоже, решили, что шум в ходе строительных работ отпугнул питеков на веки вечные, и теперь торжествовали свою полную победу.

Стас был настроен далеко не так оптимистично, но решил отдаться на волю случая: достаточно первого появления питеков у забора – и люди снова вспомнят о постоянной опасности по соседству.

Отделенный от поселения замусоренной и бестолковой полосой вырубки лес выглядел одновременно и несчастным, и угрожающим. В вечерних сумерках трудно было бы заметить питеков, если бы они вдруг решили побродить среди свежих пней, щепок и обрубленных мелких веток. Тем не менее ожидания их появления было вполне достаточно для того, чтобы пребывать в постоянном напряжении.

Стас покосился на Лилию, которая с горечью оглядывала некогда прекрасные окрестности.

– Знаешь, у нас в автопробеге была примета, – не слишком естественным оживленным тоном начал он. – Как только пейзаж начинает паршиветь – значит, рядом люди. Никаких конкретных примет еще нет – ни домов, ни мусора, ни рекламных щитов у дороги, – а все уже понятно. Так что мы продолжаем славные традиции родной Земли.

Лилия никак не откликнулась на его слова, и он огорченно замолчал.

Только спустя несколько минут Лилия вернулась из своего забытья и испытующе посмотрела на Стаса:

– Так о чем ты хотел мне рассказать?

Вот уже три года Стас никак не мог решить, нравится ли ему, что Лилия понимает его лучше, чем, на его взгляд, один человек способен понимать другого. Чаще всего это вызывало у него досаду – но только потому… Впрочем, он и сам до сих пор не мог с уверенностью ответить, на что именно досадует. Возможно, просто на то, что она отнюдь не всегда бывала для него такой же понятной.

– Эмма говорит, что в будущем сюда прилетит большой черный самолет, многие люди отсюда уйдут, а она сама умрет. А еще она говорит, что давно знала о питеках, но думала, что это я превращу итеров в обезьян. Оказывается, она меня до смерти боится. Говорит, что у меня все время злые глаза, когда я здесь. У меня что – и правда злые глаза?

Лилия прижалась к нему и прошептала на ухо:

– Когда смотришь на меня – нет. А про остальное не знаю, я же не Эмма…

– Да черт с ними, с глазами! Что ты думаешь по поводу ее видéния?

– Насколько я помню, она не ошибается в том, что видит. Может ошибаться, когда интерпретирует то, что увидела – это да. Но тут она ничего не интерпретировала. Видела – значит, будет, – пожала плечами Лилия.

– Тебя это не беспокоит?

Лилия вздохнула, села на пол и потянула Стаса за руку, чтобы он тоже сел рядом.

– Меня больше беспокоит другое. Я не хотела тебе говорить, пока вы вкалывали, как проклятые, но сказать надо.

Стас насторожился:

– Что-то случилось на Равнине?

– Да вроде бы пока ничего не случилось… Но мне все равно тревожно. Там Тимофей что-то затевает, а я не могу понять, зачем ему это. Он у нас, видишь ли, пытается стать духовным лидером Равнины.