Глава 4

– Заяц, здорово! Че делаешь? – хриплый голос давнего закадычного друга звучал в трубке безрадостно и даже с тоской. Яснее ясного, станет либо в гости звать, либо в гости проситься. А ему ну никак! Любаша должна вот-вот прийти. Ей тоже из дома вырваться не просто стало. Свидания сократились до минимума, и Зайцев начал понемногу тухнуть и скучать. А этого допускать было ну никак нельзя. Если его накрывала скука, то он пускался в разнос.

– И вам, Анатолий, не хворать. Отвечаю на второй вопрос: жду в гости друга. – Зайцев глянул на часы, Любаша опаздывала уже на десять минут. – Так что…

– Так что, Анатолий, идите на хрен? Правильно я понимаю? – Толик хрипло рассмеялся, не обидевшись. – А что касается друга… Это не та пухленькая брюнеточка, губки бантиком, рыжая лисичка на воротнике, белые сапожки?

– Что??? Что с ней??? – упавшим голосом прервал друга Зайцев.

Вот всегда, как только друг начинал зачитывать ему приметы все равно кого, он пугался. Почему? Да потому что друг работал в органах. Вместе они там работали, пока Зайцев не ушел на пенсию. Совсем причем ушел, подавшись в частный сыск. И деньги приличные, и хлопот почти никаких.

Какой у нас в стране сыск-то, господи! Следить за неверными мужьями и женами? Так это он запросто. Он вот одного такого выследил, жене отчет представил в виде четких фотографий и видео и вместе с гонораром ее и заполучил. Ну, захотелось обманутой Любочке отмщения, а он что? Он не против. Тем более что Любочка очень даже ему нравилась.

Потом было еще дело с пропавшим молодым человеком, искать которого органы отчаялись. Папаша подключил, еле-еле уговорив, Зайцева. И ведь нашел тот парня-то. Живого и вполне здорового нашел. Укатил, мерзавец, автостопом с подругой своей в Карпаты, и делу конец.

– Конечно! – с завистью тянул тогда Толик, накачиваясь презентованным Зайцеву дорогущим коньяком. – У тебя деньги в руках и свобода действий, в плане свобода перемещения. А мы же по рукам и ногам связаны! Как мы могли его поймать-то?

– Его не надо было ловить, его надо было просто вычислить, – скромно улыбался Зайцев, хотя удовольствие щелкнуть по носу бывшего коллегу было запредельным. – Парень полгода лыжное снаряжение собирал, ясно же, что не в Египет собрался.

– На лыжах по всему миру катаются, – огрызался Толик.

– Да, но не везде у его девчонки родня живет. А вот в Карпатах как раз и обосновалась ее двоюродная бабка. Туда они и рванули. Честно, Толян, дело выеденного яйца не стоило. И как говаривал наш прославленный коллега-классик: дело даже не на трубку. На три затяжки дело было, Толян…

– Так что с… моим другом в белых сапожках, Каверин? – немного успокоился Зайцев, услышав хихиканье друга в трубке.

Если ржет, значит, с Любочкой все в порядке.

– Друг твой не придет, Леша, – с удовольствием констатировал Толик. – Поясню почему.

– Почему?

Алексей тут же сник, с обидой окинув взглядом накрытый к романтическому ужину стол. Он так старался, так готовился, купил продуктов на команду. Какие-то даже салаты готовил сам, что-то смешивал, резал, кромсал руками, перетряхивал в большой миске, красиво укладывал на тарелки. И чего, теперь все это коту под хвост? То есть Каверину в организм? Он, конечно, любит друга, сильно уважает, но не до такой степени, чтобы заправку для салата готовить для того собственноручно. Он один хрен ничего не поймет. Ему все равно что есть: сырок плавленый или окорок, запеченный на углях.

Может, стоило убрать половину жратвы в холодильник?

– Поясняю… – начал Толик со странной одышкой. И тут же пояснил, чтобы друг не задавал глупых вопросов: – Я запыхался, потому что бегал по магазинам как заведенный, покупал нам с тобой покушать…

В этом месте Зайцев тут же застыдился и потащил тарелки из холодильника обратно на стол. Со стола исчезли только свечи и синие салфетки с белыми розочками. Без этого Каверин точно перебьется.

– А теперь я поднимаюсь к тебе, на твой чертов шестой этаж пешком. Лифт где-то наверху застрял. Ждать, что ли? – возмутился Толик и тут же спохватился. – Так вот поясняю… Друг-то к тебе шел, точно шел. И мы с ним даже в подъездных дверях едва не столкнулись. Но тут ей на телефон поступил звонок от лица разгневанного и властного.

– Что ты слышал?!

Алексей сразу напрягся. Любочкин муж, которого он в свое время выслеживал и выследил-таки с молодой продавщицей нижнего белья, вдруг начал вести совершенно здоровый, непотребный конкретно для Зайцева, образ жизни. Перестал выпивать, подолгу задерживаться после работы, пропадать на выходных. И как следствие стал больше внимания уделять своей законной супруге, у которой с частным сыщиком завязались романтические отношения. Более того, с некоторых пор законный муж начал подозревать свою законную Любочку, начал отслеживать ее звонки, ее визиты к косметологам, маникюршам и парикмахерам.

Зайцеву с Любочкой приходилось шифроваться, изворачиваться, сократить встречи до непозволительного минимального уровня. Но сегодня-то, сегодня муж – гневный и властный – должен был быть в отъезде!

– Я слышал, что он велел ей немедленно быть дома, поскольку его поездка переносится, – пояснил Каверин, тяжело дыша. И тут же потребовал: – Открывай давай, я уже у твоей двери.

Зайцев поплелся открывать.

Каверин ввалился в его чистенькую уютную прихожую со стильной этажеркой из черного дерева, такой же вешалкой и плетеным ручным ковриком-циновкой от плинтуса до плинтуса, как бандит, честное слово. Глаза вытаращенные, рот открыт, по небритым щекам струи пота. Куртка нараспашку, вязаная шапка на затылке, седые лохмы торчат во все стороны, трикотажный жилет задрался, рубашка из штанов вылезла, две пуговицы расстегнулись, обнажая волосатый бледный пупок.

– Господи! Ты как Эверест брал! – недовольно поджал губы Зайцев, наблюдая за тем, как дружище следит грязными башмаками по его плетеной циновке. – Толян, хорош топать, разувайся!

– О-оо, зажирел, зажирел, смотрю, барин, – отозвался тот беззлобно, вздохнул и уронил свой зад на изящную банкетку, обитую черным вельветом.

Тут же Каверин, не обращая совершенно внимания на то, что банкетка под ним жалобно хрустнула, скинул шапку с курткой прямо на пол, стащил через пятку ботинки, кинул их к самой двери. Один башмак шлепнулся нормально, второй приложился грязной подошвой к дверной полировке, оставив невероятно мерзкий след.

– Прости, – тут уж он смутился. – Я вытру, Леш!

– Да ладно, сиди уж, – отозвался со вздохом Зайцев, вешая куртку с шапкой друга на вешалку и вытирая салфеткой жирный грязный след на двери. – Хотя лучше проходи, а то сейчас банкетку мою развалишь, медведь.

– Нашел медведя, – улыбнулся себе Каверин в зеркало, пригладил пятерней седые власы, торчавшие в разные стороны. – Все никак не подстригусь! Уже и начальство на вид ставит… Ты вон какой холеный у нас! Барин, одно слово! И девчушку себе нашел ух ты какую! Не клиентка ли, Леша?

– Клиентка, клиентка, – подтолкнул друга в спину Алексей. – Топай в кухню. Там все готово.

Каверин поддернул штаны, заправил в них рубаху, оттянул книзу край трикотажной жилетки. Та настырно снова полезла вверх, обнажая растрескавшийся ремень на брюках. Покосился одобрительно на Зайцева. Тот даже дома, даже в легких домашних портках ухитрялся выглядеть, как на картинке.

– Это потому, друг мой, – не раз снисходительно поучал Каверина Алексей, – что портки мои стоят, сколько куртка твоя зимняя, а то и подороже. И подстригаюсь я в салоне, а не в парикмахерской при вокзале.

Поучал-то он все правильно, и Каверин в душе с ним соглашался, спорить только вот очень любил.

– Ух ты!!! – ахнул восхищенно Анатолий и с сожалением заглянул в свои пакеты. – А то у меня! Так, баловство одно.

– А ты оставь, оставь, глядишь, и твоим харчем побалуемся, дружище. А пока вот… Чем богаты, прошу к столу!

Часа через полтора, выпив и закусив, Каверин завел ставший уже привычным и обязательным нудный разговор о преимуществах.

– Вот скажи, – тряс он перед Лешкиным носом куском копченой корейки, – что за радость такая за чужими юбками наблюдать, а?

– Радости нет. Деньги есть.

Алексей сонно моргал, его всегда со спиртного в сон клонило, потому и не особо жаловал он выпивку. Вот до женщин он был азартен. Если уходил в разнос, то недели за полторы мог практически одновременно крутить роман с тремя женщинами. Но после того как у него появилась Любочка, он о подобном и не помышлял. Только бы вот муж ее теперь картины не подпортил. Приспичило ему, понимаешь, в любовь и верность поиграть.

– Деньги, деньги, одни деньги у тебя на уме! – Каверин в сердцах швырнул на стол надкусанный кусок. – А азарт! Где азарт-то, Леша?!

– Растерял я его за долгие годы службы, дружище. Просто растерял. Хочу жить удобно, сыто, ну и по возможности счастливо.

– И живешь?

– Что?

– Именно так и живешь? Удобно, сыто, счастливо?

– По возможности, – ответил Алексей уклончиво.

Не признаваться же было Тольке, что иногда нет-нет, да глодала тоска по прежним собачьим будням. Когда без премии пахали, без выходных, без жрачки путевой. Когда суррогат вместо кофе, и тому рад. И когда два кусочка сахара на весь отдел. И слипшиеся пирожки из забывшего закрыться вовремя привокзального буфета. Всяко бывало. И надоедало порой так, что биться головой о стену хотелось и послать всех к чертовой матери. Но все равно что-то в этом во всем было. Азарт, наверное. Прав Толян, сто раз прав. Азарт, желание доказать самому себе, что ты найдешь и сделаешь мразь, опустошившую чью-то квартиру или отнявшую чью-то жизнь, вот что ими всеми двигало в их работе. Вот чего сейчас временами остро не хватало.

Да, деньги были, азарта не было.

Они снова выпивали, закусывали. На удивление дружище высоко заценил салатную заправку и даже компоненты почти все угадал правильно. Алексей чуть не прослезился. Полез обниматься, свалил бутылку, залил коньяком тот самый салат, который так нахваливал Каверин. Расстроился. Но друг тут же нашелся, схватив большую ложку и начав хлебать салат вместе с коньяком.

– О, красота какая! – бубнил он с набитым ртом. – О, красотища! И пьешь сразу, и закусываешь, не надо распыляться… Не надо распыляться, Леха!!! Вот это да! Вот это коньячный салатик! Это здорово…

Салатик-то друга и сгубил. Минут через десять тот уронил голову на стол и сонно засопел, время от времени что-то выкрикивая. Это он все еще пытался перетянуть Алексея на свою сторону, пытался заставить того признать, что в его буднях радости больше, чем в Лехиных.

– Циновка у него в коридоре, понимаешь, – бубнил он, когда Алексей тащил его в комнату на диван. – А у меня палас простой, и что? Это же не делает меня проще и хуже? Нет?

– Нет, нет, иди ровнее, – вздыхал Алексей, ругая на чем свет стоит Любочкиного мужа.

Все сейчас у него было бы иначе, все, не задумай тот отменить поездку. Вместо того чтобы сейчас ласкать упругое молодое тело смуглой брюнеточки, он тащит безвольное грузное тело своего старого друга на тот самый диван, с которого у них с Любочкой все и начиналось. А еще предстоял какой-то разговор, которым не успел его снабдить охмелевший Каверин. Но состояться тот должен, он пригрозил ему даже сквозь сон, запретив смываться.

– Я немного отдышусь, и тогда поговорим, – пообещал Каверин и тут же захрапел.

Пока он сотрясал стены зайцевской квартиры диким храпом, стонами и причмокиванием, Алексей убрал со стола, вымыл посуду и с конспиративного номера позвонил Любочке. Номер этот в ее мобильном не определялся, так что звонить можно было без опасений.

Трубку взял ее муж.

– Алло? – рявкнул тот в трубку.

– Алло. Леху позови! – нарочито сильно заплетаясь языком, попросил Зайцев. – Леха, ты, что ли?

– Нет, это не Леха, – вкрадчиво и поразительно спокойно ответил Любочкин муж. – Это Юрий. Это муж той козы, которую ты трахаешь! Еще раз позвонишь или, не дай бог, дотронешься до нее, я сожгу тебя вместе со всем твоим занюханным агентством. Следопыт, мать твою!

Где-то на заднем фоне плакала Любочка. Либо он ее выследил, либо выбил из нее признание. Третьего быть не могло.

– Тронешь ее… – уже без пьяного притворства просипел Зайцев, почувствовав вдруг в районе сердца странную болезненную пустоту, – я тебя так спрячу… Без права переписки, сука…

– Не дрейфь, солдат, – заржал вдруг Юрий. – Такое шикарное тело бить грех! Ему другое назначение, так ведь?..

И он бросил трубку, а Зайцев свою размазал о стенку. Тут же полез обратно в холодильник, достал коньячный салат, не доеденный Толиком. Вылизал всю тарелку и через десять минут храпел на полу неподалеку от Толика, швырнув себе под голову подушку.

Проснулись они одновременно. Сначала, как по команде, заворочались. Потом уселись каждый на своем месте. Глянули друг на друга с пониманием, ухмыльнулись.

– Как здоровье? – первым спросил Зайцев, ему-то было паршиво. Он редко когда так напивался. – Сколько времени?

– О, сколько сразу вопросов, – поморщился Толик, видимо, тоже состояние оставляло желать лучшего. – Здоровье так себе, честно, без прикрас. А времени… То ли вечер, то ли утро, черт его знает! Темно, одним словом. А на часах семь!

Через десять минут выяснилось, что вечер того же дня. И спали друзья всего-то пару часов. Долго умывались, плескаясь под ледяной водой. Зайцев даже зубы почистил, так противно было от самого себя. Чего нажрался, спрашивается? Ну запеленговал Любочку муж, что теперь, жизнь, что ли, кончилась? Такого исхода можно было ожидать, если учесть, что ее Юрий вдруг неожиданно взялся за ум.

Толика нашел на кухне. Тот варил кофе и наскоро лепил бутерброды из всего, что еще оставалось нарезанным на тарелках.

– Я всегда с похмелья так жрать хочу, – жаловался он другу с набитым ртом. – Ну ты должен помнить…

– Помню, – вздохнул Зайцев, сам-то он пару дней с похмелья есть не мог, тошнило даже от воды. – Ты это, Толик, о чем-то хотел со мной поговорить.

– Да? – Тот удивленно замер посреди кухни с перекинутым через плечо полотенцем и с ножом в руке, наморщил лоб. – В самом деле?

– Да, говорил, что тебе совет мой нужен. Или что-то в этом роде.

– Надо же… – мотнул друг головой, быстро схватил с огня турку с вздувшейся кофейной шапкой, разлил по чашечкам. – А о чем конкретно, не намекал?

– Да… – Леша наморщил лоб по примеру приятеля. – Что-то про странный повтор какой-то. Я честно ничего не понял из твоего лепета.

Толик кивнул, поставил перед другом чашку с кофе. Приказал пить и закусывать лимончиком, будто должно было помочь болезному. Сам к кофе не притронулся до тех пор, пока не смолотил дюжину бутербродов. Потом выпил уже остывший, почесал макушку.

– А я ведь вспомнил, Леха, че сказать-то хотел.

– Ну?

Зайцев болезненно скривился от присоветанного другом лимона. Швырнул в рот щепоть сахара, захрустел, стало чуть лучше. Быстро запил кофе.

– Понимаешь, какая фигня… – Толик положил локти на стол, отодвинул подальше опустевшую грязную посуду. – Месяца полтора-два назад на моем участке произошло самоубийство.