– Что ты тянешь тут, как тесто на лапшу! – воскликнул Кадашов, хватая со стола пустую чашку и наливая в нее ледяной воды из кулера. – Говори!

– В общем, соседка парня-то не разглядела, Гошу этого самого. И машины его не видела. Но хорошо разглядела его брелок, который он на пальце накручивал. Удивительный брелок. Такие, уверяет она, не продаются с прилавка. Такие, с ее слов, на заказ делаются.

– Ты будешь говорить или нет?! – взревел Кадашов, запуская чашкой в повара. – По слову из тебя тянуть, что ли?!

Чашка пролетела над головой повара в пяти сантиметрах и благополучно приземлилась в кастрюлю с бульоном, булькнула, утопая. Повар, проследив за ней, со вздохом полез в бульон черпаком, который все еще держал в руках.

– Игоря Забузова это брелок, Павел Сергеевич. Три дельфина из янтаря, инкрустированные золотом, на золотой цепочке. Я, кстати, тоже такого брелока больше ни у кого не видел. А живу давно.

– То есть ты хочешь сказать… – Взгляд у Кадашова застыл, сделался страшным. – То есть ты хочешь сказать, что Лиля встречалась с Игорем?! Моим охранником? Моим помощником в самых важных делах?

– Выходит, так.

Повар выудил чашку из кастрюли, швырнул ее в раковину, помешал бульон. Поморщился. Воды в бульон попало граммов сто пятьдесят. Лишней воды. Он не любил нарушать пропорции. В этом крылось его мастерство. Придется бульон выливать. Или упаривать, чего он тоже не любил.

– Поначалу подумал, что она с ним здесь познакомилась, и закрутилось у них, – проговорил он, подхватывая кастрюлю с плиты. – Только не выходит, Павел Сергеевич.

– Что не выходит? – слабеющим голосом спросил Кадашов, пятясь с кухни.

– Лиля пришла к нам работать в начале лета, так?

– И что?

– А соседка видела ее парня давно. Может, месяцев шесть, говорит, назад. Получается, они давно знакомы. А здесь никогда даже не здоровались. Притворялись. Странно как-то.

– Да, странно. – У него вдруг онемели губы и левая сторона лица. Он еле услышал себя, когда произнес: – Врали. Они оба врали. Зачем? Чтобы работу получить?

– Это тоже вряд ли, Павел Сергеевич. – Повар выкатил нижнюю губу валиком. Помотал головой, высокий колпак закачался. – Не нужна была этой девушке такая работа.

Он повел правой рукой вокруг себя, указывая на кухонную утварь.

– Соседка удивилась, когда мой человечек сказал, кем Лиля у нас работает. Будто образованная она очень.

– Кто? Соседка? – не понял Кадашов.

Голове сделалось горячо от множества мыслей. Страшных мыслей! Игорь мудрил. Путал следы. Ездил к какой-то шлюхе в стриптиз-клуб, а сам тайно встречался с Лилей. Начал менять маршрут, намекая на слежку, которой никто, кроме него, не заметил.

Слова повара едва доходили до него.

– Лиля, Павел Сергеевич. Лиля, со слов соседки, имеет высшее образование, и не одно, знает несколько языков. И родители у нее очень образованные. За границей живут, преподают там. Зачем ей работать помощницей повара? Бред же, Павел Сергеевич.

– Ты когда?.. – Кадашов вцепился в дверь, принявшись ее раскачивать. – Ты когда, паскуда, собирался мне об этом рассказать?!

– Сразу после обеда, Павел Сергеевич. – Повар виновато двинул носом. – Сам узнал час назад.

Час назад. Час назад. Час назад он мог все еще отыграть обратно. Мог вернуть Ивана с маршрута. Мог не заставлять его ехать до конца. До последней точки, которая так паршиво расположена. Сколько? Сколько прошло времени с тех пор, как он говорил со своим охранником?

Кадашов полез в карман штанов за мобильником. Посмотрел вызов, сверил время. Господи! Да целых полчаса же прошло, пока этот недотепа повар цедил по слову! Почему тишина?! Почему Иван не звонит? И никто не звонит ему почему?!

Он тут же набрал сына. Вызовы шли, но он не отвечал. Набрал охранника, отвечающего за информацию. Недоступен! Что за ерунда?! Он снова и снова набирал номер сына. Слушал, холодея, длинные гудки и снова набирал.

Все. Это конец. Что-то случилось, понял он, когда набрал его номер в десятый раз. Иван не отвечал. Так не могло быть, так не должно было быть.

Кадашов полистал телефонную книгу. Нашел охранников сопровождения. Принялся поочередно набирать каждого. Ответил только один. Он его плохо помнил. Он был из новеньких. Пришел всего две недели назад.

– Да, да, Павел Сергеевич! – заорал в трубку не своим голосом охранник.

– Что там у вас?

Он очень старался, чтобы его голос звучал твердо, властно, авторитетно. Но сам себя не узнал.

– У нас тут жопа, Павел Сергеевич! – заорал снова охранник.

И Кадашов отчетливо услышал несколько выстрелов. Подряд несколько выстрелов. Точнее – очередь. Автоматную очередь.

– Что у вас?! – повысил он голос. – Говори, сволочь, не молчи!

– На нас напали. Когда ваш сын вышел с сумкой из здания, началось такое! Стреляли… Стреляли сразу с трех точек. Наших троих сразу положили. – Голос охранника, устроившегося всего пару недель назад, зазвенел страхом. – Двое ранены. Четверо нас осталось.

– Иван? Где Иван? – спросил он.

И скорее угадал, чем услышал:

– Его больше нет, Павел Сергеевич! Его срезало сразу! В грудь очередь. Грудь в месиво! Да что же это? А-а-а-а-а-а! – заорал парень, принявшись отстреливаться. – Они с «калашом», а у нас «пукалки»! А-а-а-а, твари!

Видимо, охранник уронил телефон. Или просто отшвырнул его, забыв выключить. И Павел Сергеевич все слышал. Крики, топот, ругань, стоны, перекрываемые автоматными очередями. Он стоял, окаменев, в темном узком коридоре между кухней и столовой. Стоял, плотно прижав трубку к уху, и слушал. Слушал жуткую симфонию, под которую умирал его сын. Или уже умер! Вспомнилась его улыбка. Он так грустно улыбнулся ему, уезжая. Почему? Что-то почувствовал? Увидел какой-то знак свыше? Покойная мать ему с небес рукой махнула?

Ванька! Ванька, неужели тебя больше нет?! Сын! Оболтус ты эдакий! Как же ты мог так подставиться?!

– Павел Сергеевич! Павел Сергеевич! – заорал ему на ухо тот самый охранник, которого он лично принимал на работу пару недель назад. – Они уходят! Уходят с деньгами! Что делать?!

– Ты видел их? Ты знаешь, кто это?!

Он задыхался. Страшный звериный крик рвался наружу. Беда! В его доме снова беда! И это он, он виноват! Нет…

Нет, это не он. Это те, кто посмел напасть на его людей. Посмел убить его… его единственного сына.

– Я видел только девку, – срывающимся голосом произнес парень. – Она побежала во дворы. Остальных не заметил. Они угнали две наши машины. На третьей бак пробит.

– Девка… Девка побежала во дворы… Что за девка?

– Я ее не знаю. Не видел никогда. Но ребята говорят, что она у вас на кухне повару помогала.

– Догнать! – продавил он сквозь стиснутые зубы. – Догнать! И мне ее сюда! Сюда мне… Буду пальцами рвать ее. Зубами!

Последних слов охранник не слышал. Он их не произнес. Он их простонал. Душой, разбитым сердцем.

– Понял, Павел Сергеевич. Нас четверо и…

– Трое за ней. Один пусть с Ваней останется. «Скорую» вызвали?

– Да всех вызвали, Павел Сергеевич. И ментов и врачей. Только не торопятся они. Не дураки под пули за чужое бабло подставляться. Все, я побежал…

И Кадашов побежал. Неуклюже припадая на обе ноги, как старый медведь, он побежал в гараж. На ходу отдавая распоряжения оставшейся в доме охране, он набрал тут же своего приятеля, с которым рыбачил, охотился, в бане парился, и которому из месяца в месяц щедро платил. Коротко рассказал ему, что случилось. Пропустил мимо ушей его вздох со словами: «А я ведь тебя предупреждал». И обронил напоследок:

– Найди мне их, брат! Найди.

– Хорошо. Понял. Я сейчас сам туда выеду. Сигнал на пульт о стрельбе в том районе уже поступил. Объявлен план «Перехват».

Никакой ваш план «Перехват» не сработает! Поздно. Слишком поздно. Грабители ушли на двух его машинах. Наверняка уже скинули их где-нибудь. И узнать, кто там был, кто посмел напасть на его людей, кто посмел убить его единственного сына, ни черта не получится. Полиция не станет рваться из-за его «черного нала». Убиты люди? Так люди приехали за его неправедными деньгами. Знали, на что шли. Обычные бандитские разборки, пожмут плечами опера и втиснут папку с делом куда-нибудь подальше. А то, что погиб его сын, его невинный ребенок, никогда не проявлявший желания участвовать в его бизнесе, никого не взволнует. Никого, кроме него.

– Мы готовы, Павел Сергеевич.

Двое охранников, всегда отвечавших за периметр, стояли возле его машины, вооружившись его охотничьими ружьями. Он так распорядился. Другого оружия он не имел. Все в прошлом. Только охотничьи ружья и пистолеты охраны, на которые была лицензия и которые оказались бесполезными против автоматов грабителей.

Кадашов влез на заднее сиденье, захлопнул дверь и скомандовал:

– Поехали.

И вдогонку подумал, что ружья были ни к чему. Там все уже закончилось. Некого было расстреливать. Только собственную боль, которая терзала все его тело. Он бы и попросил кого-нибудь сделать это, и страха бы не испытал. Зачем ему теперь жизнь? Ради чего? Он бы с радостью ушел следом за Ваней, только…

Только прежде он должен найти их. Всех найти! Плевать на деньги, он заставит грабителей их жрать. Он затолкает пачки денег в их алчные глотки! Он собственными руками вытащит из их груди их черные сердца! Он…

Он отомстит! Он жестоко отомстит всем им, их семьям! Он заставит их всех страдать так, как сам сейчас страдал. А потом уйдет следом за Ваней. Так он решил, пока ехал на место перестрелки. Туда, где погиб его невинный ребенок, грустно улыбнувшийся ему на прощание.

За пару кварталов до места он снова набрал охранника, который недавно устроился. Тот ответил сразу.

– Да, Павел Сергеевич! – прокричал он в трубку запыхавшимся голосом.

– Вы взяли ее?

– Уходит! Уходит тварь! Резвая больно. Одному нашему руку вывихнула, когда он ее схватил. Она спортсменка, что ли?! А говорили, что помощница повара.

– Не упусти, парень. Не упусти ее, озолочу! – скрипнул зубами Кадашов и прикрыл глаза, их жгло от невозможности смотреть на мир, в котором не было больше Ваньки. – Живой… Живой ее мне…

– Уходит в сторону больнички, Павел Сергеевич! – заорал малый и принялся громко с кем-то переговариваться. – Районная больничка. Три корпуса, пять этажей. Потеряем!

– Слушай сюда, парень, – прошипел Кадашов. – Я запрошу сейчас еще людей. От полиции. Больничку возьмут в кольцо. Она не уйдет. Не упускай ее из виду, парень. Контролируй территорию. Внутрь пока не входите. Просто контролируйте периметр. Там наверняка все в камерах. Она не уйдет. Возьмите ее! Она не должна уйти…