Маргарита Николаевна оказалась единственным транзитным пассажиром на маленькой пересадочной станции, куда вихрем ворвалась Настя. До отправления очередного автобуса, который должен был доставить ее в конечный пункт путешествия, оставались считаные минуты. Порадовавшись в который раз полному отсутствию очередей, она подлетела к кассе и, сунув в окошко деньги, скороговоркой пробормотала:

– Один, до конечной…

Кассирша с любезностью цербера выхватила у нее купюру и принялась записывать что-то в путевом листе.

– Послушайте-ка, милочка, – раздался вдруг скрипучий голос за ее спиной. – Ваша очередь за мной!

Недоуменно оглянувшись, Настя захлопала ресницами, обнаружив позади себя воинственно настроенную даму средних лет. В трикотажном костюме цвета прелых листьев, с ридикюлем, купленным в шестидесятых и героически пронесенным через всю ее зрелую жизнь, женщина неприязненно оглядывала девушку с головы до пят. Ее собственная голова, увенчанная шиньоном из каштановых волос, слегка подрагивала, надо думать, от негодования. Тонкие губы в ярко-вишневой помаде скорбно поджались. А необъятная грудь тяжело вздымалась.

– Вы мне? – Настя приветливо улыбнулась. – Извините, я вас не заметила…

– Еще бы!!! – возмущенно фыркнула дама. – Я пока вещи ставила на скамейку, ты тут как тут!

– Ничего страшного, – попыталась урезонить ее девушка. – Билет я уже купила, так что – подходите, пожалуйста. Проблемы нет…

Она скомкала протянутый ей кассиршей билет и поспешила к выходу. Будучи по натуре миролюбивой, Настя совершенно не хотела ввязываться в скандал, которого явно жаждала эта дама.

Зайдя в автобус, Настя вновь подивилась полному отсутствию пассажиров, заняла место у окна позади водителя и принялась рассматривать станционную площадь.

Маленькая территория с чахлыми кустиками была заплевана и засорена отъезжавшими и прибывающими пассажирами до помоечного состояния. Растительность в виде жухлой, побитой первыми морозами травы сиротливо жалась к кустарнику, словно ища защиты от человеческого вандализма.

Девушка тяжело вздохнула. Возглавляя в институте движение «Гринпис», она с горечью наблюдала, как люди занимаются самоуничтожением на планете. Эту бы площадку да заасфальтировать. Поставить урны по периметру. Окопать кустарник…

– Ну-ка, милочка, подвинься-ка!!! – вторглось властное восклицание в плавное течение ее благородных мыслей. – Ишь, расселась!!!

Пока она предавалась несбыточным мечтаниям, автобус, очевидно, был оккупирован пассажирами. Но, оторопело заозиравшись, Настя обнаружила все те же пустующие пыльные дерматиновые сиденья.

– Простите?! – начало поднимать в ней голову попранное чувство справедливости. – Что вам от меня надо?!

– Ах ты, шалава!!! – взвизгнула пожилая мымра. – Мне от тебя надо?! Да на какой черт ты мне сдалась?!

Вот как раз в этот самый момент сердце Настены тревожно заколотилось. То ли лихорадочный блеск глаз ополоумевшей от возрастного маразма бабы привлек ее внимание, то ли судорожно вцепившиеся в баулы пальцы дамы натолкнули ее на эту мысль, может быть, просто кто-то свыше шлепнул ее перстом по темечку, но у нее в душе проклюнулась твердая уверенность, что встреча с этой перезревшей стервозиной имеет для нее судьбоносное значение.

Настя мгновенно внутренне сжалась в комочек. Отодвинулась к самому окну и затихла. Желание раскрыть глаза соседке на то, что в автобусе полно свободных мест, пропало у нее, едва зародившись. Пусть себе сидит, раз ей так хочется. Вдруг она заведующая районо или, что еще хуже, новая директриса их малюсенькой школы. Предыдущая вышла замуж и уехала с молодым супругом в неизвестном направлении. И люди сведущие шепнули, что на смену молодой и приветливой ждут какую-то пенсионерку с жутким характером. Что касается характера, то Настя не питала никаких иллюзий в отношении дамы с шиньоном. Было видно, что эта женщина знает толк в хорошей доброй ссоре…

– Куда едешь? – неожиданно толкнула ее в бок скандалистка.

– К тетке, – пискнула Настя, едва не охнув от ощутимого удара.

– Откуда? – не унималась дама и, достав из баула пакет с домашними котлетами, принялась их наворачивать.

– Из дома…

– А мать дома осталась?

– Матери нет, – пояснила Настя и сглотнула слюну. Аппетитный запах специй и чеснока поплыл по салону. – Никого нет, кроме тетки. Она старенькая уже. Еле ходит. Болеет все…

Дама вдруг перестала жевать и, резко крутанувшись на сиденье, уставилась во все глаза на девушку. Смотрела она на нее минуты три-четыре, и за это короткое время взгляд ее претерпел разительную метаморфозу. Из маленьких глубоко посаженных глазок исчезла вдруг всякая неприязнь, и оттуда на Настю полились флюиды благосклонности.

– Котлетку хочешь? – разулыбалась дама, протягивая ей промасляный пакет. – Домашние. Андрейка нажарил. Меня Маргарита Николаевна зовут, а тебя?

– Настя, – потупила девушка глаза, взяв протянутую котлету.

– Работаешь?

– Да. Учителем.

– Да?! – Изумленная дама дважды икнула и, забыв извиниться, продолжила допрос: – Где живешь?.. Сколько получаешь?.. Какая квартира у тетки?..

Вопросы просто градом посыпались на бедную Настену. Уйти от ответов не представлялось возможным. Перво-наперво потому, что в очередной раз скандалить с мегерой, отказавшись отвечать, было смерти подобно, к тому же вторая котлета, появившаяся в руке девушки, как-никак обязывала продолжать разговор. Во-вторых, Настя, заведомо зная судьбоносное значение подобных столкновений с человеческими индивидуумами, уже была готова к дальнейшему продлению знакомства с этой женщиной. Она еще не могла предположить, во что выльется эта встреча, но в том, что выльется обязательно, была уверена на все сто процентов…

– Хорошая девочка. – Маргарита Николаевна ласково погладила ее по волосам сальной, пахнущей котлетами ладонью. – Адрес мой запомнила? Вот и умница. Если что-то не так, обязательно разыщи меня. Вернее, нас…

С легкостью тяжелоатлета женщина подхватила с земли свои баулы и, высоко неся сверхобъемную грудь, двинулась к стоянке такси. Несколько минут простояв в оцепенении, Настя решительно направилась в противоположную сторону. До дома тетки было три автобусные остановки, но она все же пошла пешком. Погода благоприятствовала прогулке. Да и не прятать же столь неожиданно свалившееся на нее убранство в автобусе, среди толпы уставших и обезумевших от толчеи горожан.

Мужское внимание приятно любой женщине любой возрастной категории, а когда тебе слегка за двадцать и основной контингент твоего населенного пункта составляют незамужние учительницы, доярки и убеленные сединами старцы, то продефилировать по улицам города, чеканя шаг точеными ногами, сам бог велел.

Настена стремительно продвигалась в сторону улицы Лемешева, на ходу отмечая, с каким интересом скользят по ней взгляды представителей сильнейшей половины человечества. Кривая ее настроения, немного подпорченная навязчивой попутчицей, вновь стремительно поползла вверх. Длинные пряди волос развевались от легкого ветра. Яркий здоровый румянец окрасил тугие щечки, а глаза заискрились от радостного предвкушения. Она вошла под арку дома, ведущую во двор, и остановилась, немного переводя дыхание.

Теткин дом стоял между двумя другими домами, тесно с ним соприкасающимися и образующими букву «п». Жильцы этих трех домов беззлобно называли сей архитектурный излом «пентагоном». В центре п-образного бетонного монстра вполне мирно и беззаботно существовал весьма и весьма уютный дворик. Множество дикорастущих слив и вишен, хаотично разбитых клумб. Кое-где виднелись возделанные участки с угадывающейся даже в теперешних сумерках белокочанной капустой. Не совсем по-городскому, но зато по-домашнему.

Настя прошла через двор к центральному подъезду среднего дома. Тетка ее жила на втором этаже в огромной четырехкомнатной квартире и слыла среди жильцов дамой суровой и неразговорчивой. Но племянница-то прекрасно знала, что добрее и отзывчивее человека вряд ли можно было сыскать. А суровость и неразговорчивость всего лишь внешние атрибуты, жизненно необходимые, по мнению ее покойного мужа, подруге работника Комитета государственной безопасности. Не дай бог ей улыбнуться соседке или посидеть на лавочке у подъезда. Следовала мгновенная проповедь о кознях врагов государства, которые не дремлют и умело используют таких вот наивных дурочек в целях преступных, на благо вражеских контрразведок. Именно этот фактор и сыграл главную роль в выборе Настей места проживания. Как ни билась тетка с ней, как ни просила, Настя была неумолима и все то время, пока училась в институте, и после его окончания скиталась по общагам. Выносить ежедневные нотации кагэбиста, правда, к тому времени уже отставного, было выше ее сил.

На пятом году Настиного студенчества супруг ее тети неожиданно слег и, проболев пару месяцев, скончался. Тетка осталась одна в огромной – более ста метров – благоустроенной квартире с добротной старинной мебелью. Она было вновь обратила свой взор в сторону несговорчивой племянницы, но та к тому времени дала слово декану, что поедет работать в одну из самых малоперспективных деревень, и заставить ее свернуть с этого пути не смогли бы даже силы небесные. Вот и коротала свой век одинокая женщина, живя короткими и нечастыми встречами с Настеной. Вязала красивые ажурные шали, скатерти и салфетки, коими потом забивались ее многоярусные шкафы. Сиживала долгими зимними вечерами с книжкой в обществе здоровущего черного кота, прозванного Магистром. И описывала в длинных и подробных письмах к племяннице свое одинокое времяпрепровождение. Из этих писем Насте было доподлинно известно, кто и когда в «пентагоне» родился, кто женился и умер. Как назвали первенца молодожены с площадки на четвертом этаже соседнего подъезда. Каким образом удавалось пожилой женщине, практически не выходившей из дома, узнавать все эти подробности, для Насти оставалось загадкой…

В радостном предвкушении встречи, подняв глаза на окна второго этажа, она неожиданно почувствовала, как внутри у нее что-то тихонько и тревожно заныло. Час был не ранний – половина седьмого вечера. Уже достаточно успело смеркнуться для того, чтобы обитатели этих трех домов зажгли свет в своих окнах. Но вот теткины окна отчего-то были темны. Прежде такого не бывало никогда.

Стараясь не питать услужливое воображение ужасными картинами, Настя влетела в подъезд и в два прыжка поднялась на площадку второго этажа. Но воображение притормозить не удалось. Тяжелая дубовая дверь теткиной квартиры была заперта и, что самое страшное, опечатана маленьким грязновато-лиловым клочком бумаги с расплывчатым подобием штемпеля.

– Ч-что это?! – сипло выдавила она, обращаясь к соседке по площадке, которая высунула нос из-за двери своей квартиры. – Алла Ивановна! Что это?!

Та смерила девушку неодобрительным взглядом поросячьих глазок и зачастила, срываясь на фальцет.

Из ее пространного монолога Насте с трудом удалось уловить, что ее тетка ушла из дома две недели назад и не вернулась. Никто бы и никогда не обратил внимания на отсутствие «нелюдимой грымзы», если бы не взбесившийся кот Магистр. Тот то ли от голода, то ли от переживаний за свою хозяйку начал жутко орать и кидаться на окна. Самые сердобольные вызвали милицию и представителей ЖЭКа. Дверь взломали. Кота накормили. Тетку нашли чуть позже… в трупохранилище.

Справка, вложенная в руки все тех же соседей по дому, гласила, что старушка скоропостижно скончалась от инсульта. Суровый санитар, злобно осмотрев притихших людей, безапелляционно заявил о полном отсутствии свободных мест и огромной цене на имеющиеся свободные. В результате недлительных переговоров тетю решили похоронить за счет местных органов власти как спутницу жизни одного из выдающихся работников КГБ, ныне также покойного…

– А что же мне не сообщили?! – оторопело выдавила Настя, все еще не осознавшая до конца всей тяжести случившегося. – Я