А с какой такой блажи Владимир Филиченков запал на его соседку? С той, что она начальница кредитного отдела банка? Что зарплата у нее хорошая, да и так в деньгах нет нужды, родители снабжают? Что жилплощадь у нее завидная – центр города, просторная трешка, не в залоге, между прочим, две лоджии, мебель модная, ремонт дорогущий? Поэтому? Или еще какая причина кроется в неожиданном предложении руки и сердца Филиченкова Владимира?

Может, причина в том, что он – Лавров Александр – способствовал поимке и аресту Филиченкова Игната Владимировича? Кем ему приходится юный Владимир, а? Кем?! Не однофамильцем же, не смешите! Это не Иванов с Петровым, это Филиченковы. Таких фамилий одна на тысячу, а то и на сто тысяч…

– Так, ладно, это я понял.

– Что?

– Что он красавец, хорош в постели и благороден, как Айвенго. Дальше-то что?

– Что? – Машка тупела на глазах.

– Что еще ты хочешь о нем узнать, дорогая моя? Что тебя смущает? Ну!

– Понимаешь… – Машкины пальчики сплелись невероятным узором. – Как-то все неправильно с ним, Саш.

– Ух ты! – с невольной радостью вырвалось у него. – Взрослеешь? И что неправильно-то?

– Я спросила его о родителях. А он говорит, что лучше бы он был из детского дома, представляешь? – Ее ротик тронула недоверчивая ухмылка. – Что, мол, семья у него неблагополучная. А одевается лучше нашего управляющего! Часы дорогие. Образование опять же блестящее! Что-то не верится. Что мальчик из неблагополучной семьи мог бы там учиться.

– Молодец! – похвалил Лавров.

И подумал, что, может, не все так плохо, может, и одумается влюбленная коза и остепенится? Перестанет водить под венец каждые два года уродов всяких.

– Потом его зовут Володя, так? Я сама паспорт его смотрела, когда на работу принимала, собеседование было. – Пальчики распустились, разошлись в разные стороны и тут же снова схлестнулись узором замысловатее прежнего. – А недавно ему кто-то позвонил на мобильный, какая-то женщина и отчетливо назвала его Алешей. Я слышала!

– Оп-па! – Лавров накрыл ладонями голову, прищурился на Машку. – Ты спросила у него об этом?

– Нет. Скажет еще, что я подслушиваю! – возмутилась она.

– Но ты же подслушивала, Маш, – хихикнул Саша.

– Нет! Просто так вышло!

– А о чем шел разговор?

– Точно не могу сказать. Звонившая спросила о чем-то, а потом говорит, ну что же ты, Алеша?

Лавров вдруг вспомнил новую хохму: Алексей, мол, это имя, а Алеша уже диагноз. Так что вполне мог кто-то эту хохму пустить в дело при разговоре с Филиченковым.

Но Машку радовать прежде времени не стоило. Пусть попереживает.

– А он что? Что ответил звонившей?

– Он? Он как-то смутился. Съежился. И сразу предложил мне встретиться у меня без девочек.

– Ух ты! – Ладони сползли с головы на шею, помяли мышцы плеч. – И тебя смущает все это?

– Да, – кратко ответила Машка и устремила несчастный взгляд за окно, где в солнечном свете плавал, как в масле, город. – И сегодня мы собираемся с ним ехать за город.

– Куда конкретно?

– Этого я не знаю, Саш. Просто, сказал, посидим где-нибудь, отметим помолвку, вкусно поедим.

– Ага… Он это… – Лавров потеребил основание безымянного пальца на правой руке. – Кольцо-то тебе подарил?

– Сказал, сегодня.

– Ага. Сегодня, стало быть. А что у нас сегодня? – Он глянул на численник, где странички не отрывались со дня его увольнения. Перевел взгляд на Машку. – Правильно. Сегодня у нас воскресенье. Ладно, я понял. Ты хочешь, чтобы я тебя подстраховал.

– В смысле? – снова начала тупить соседка.

– Прокатился за вами, понаблюдал. Так?

– Ну-у, не знаю. – Она махнула русой гривой. Глянула с надеждой. – А ты можешь? Не занят?

Не занят он был. И беситься уже начал от незанятости своей. Даже начали приходить в голову шальные мысли: а не вернуться ли? Бывший начальник тут звонил, просил зайти, поговорить. Бывшие коллеги шепнули, что назад звать его собрался. Раскрываемости, мол, никакой. Кадры так себе идут. Лавров пока ломался, не шел. Но судя по психозу, в каком он просыпался который день, это не за горами.

– Ладно. На какое время назначен ваш выезд за город?

– На пятнадцать ноль-ноль.

Машка робко улыбнулась, поняв, что Саша сдался, он поможет, он не бросит. Не оставит ее один на один с милым симпатичным Володей, в котором даже ей – безмозглой – чудилась какая-то червоточинка.

– Он за мной заедет. И мы…

– Понял. Ладно, иди умывайся. И это… – Лавров проводил ее вихляющуюся едва прикрытую попку осуждающим взглядом. – Надень на себя что-нибудь поприличнее.

– Хорошо, – кивнула Машка, и через мгновение хлопнула входная дверь.

Она ушла.

Лавров рассеянно осмотрел свою аккуратную скромную кухню. Два бежевого цвета шкафа наверху, два внизу, раковина, газовая плита, обеденный стол, стулья, окно без занавесок. Зачем они на третьем этаже, рассуждал он, заполняя кухонное пространство. Перевел взгляд на стул в уголочке, где только что сидела Машка. Хорошая девчонка, талантливая, перспективная в своем банковском деле, но такая по жизни наивная. Хорошо, в этот раз ума хватило обратиться к нему за помощью.

В три часа пополудни, значит? Лавров глянул на часы. Половина одиннадцатого. Времени предостаточно, чтобы принять душ, побриться, одеться и сбегать в магазин. Полки его холодильника пора было заполнять.

Лавров вошел в ванную и уставился на свое отражение в зеркале над раковиной.

Хорошей формы череп. Но он точно знал, что если его не брить каждую неделю, то полезет странная мягкая поросль, стоящая дыбом, которая потом начнет закручиваться мелкими кудряшками. Бр-р, с подросткового возраста не терпел своих кудрей. И всегда стриг их как можно короче.

Что еще выдающегося? Высокий лоб, темно-карие красивые глаза, правда взирающие на мир немного мрачновато. Обычный мужской нос, жесткий рот, крепкий подбородок. Среднестатистическая внешность. Таких тысячи. Но Машка утверждает, что он симпатичный и при своих внешних данных давно мог бы найти себе королеву.

Вопрос! Что он с ней станет делать, с королевой той? Прислуживать? Развлекать? Он так не может. Он может обычно, просто, без затей. А королевы так не могут. Им необходимо поклонение.

– Н-да…

Лавров со злостью плеснул горсть воды на свое лицо, взял в руки флакон пены для бритья, тряхнул, выдавил. Несколько пышных белых капель с мягким шипением выползли в ладонь, тут же шипение захлебнулось, затихло. Пена кончилась! Как бриться? А морда заросла, да. Он потер колючие щеки, кое-как намылил, поскоблил станком. Почистил зубы. Тюбик зубной пасты пришлось выворачивать спиралью, тоже кирдык, закончилась. Полез под душ, моля бога, чтобы и вода на нем не закончилась.

Как-то не задался день у Лаврова, хоть и плескалось с утра за окном все в солнечном свете, радуя глаз. У него не задался. Кассирша на кассе в супермаркете попыталась обсчитать на шестьдесят копеек. Мелочь, а неприятно. Потом какой-то умник подпер его машину на стоянке перед магазином, и пришлось ждать полчаса, пока этот толстозадый дядя вернется. И ладно бы извинился, облаял еще.

Из машины во дворе собственного дома Лавров вылезал в самом скверном настроении. Машинально отметил, что машина Машки на месте. Балконная дверь распахнута настежь. Занавеску надувает волдырем. Значит, дома. Она всегда закрывала балкон, когда уходила куда-то. Сегодня должна была уйти перья чистить перед свиданием. Это тоже одно из ее правил.

Лавров вытащил из багажника два огромных пакета с покупками, запер машину, сделал шаг и едва не наступил на Игоря Васильевича – старшего по дому.

– Здрасте, – буркнул Лавров и попытался его обойти.

Но не тут-то было! Пожилой мужчина тут же преградил ему путь и пробормотал тихо «здрасте», посматривая то на Сашу, то на какую-то бумагу, зажатую в руке. Так, будто сверял с какими-то нужными ему данными.

– Я вас слушаю. – Лавров удобнее перехватил пакеты. – Проблемы?

– Сэршенно верно, – прошелестел Игорь Васильевич, проглотив несколько букв. – У нас проблемы.

– И в чем суть?

Лавров задрал голову к Машкиному балкону. За раздутой парусом занавеской кто-то мелькал. Хоть бы выглянула и догадалась позвать его. Очень не хотелось общаться с этим въедливым мужиком, вознамерившимся выкрасть у Лаврова часть его воскресного времени. Оно, конечно, не было строго расписано. И свободного времени у него, если честно, теперь было хоть отбавляй. Но! Об этом ведь никто не знал. Никто, кроме самого Лаврова и Машки еще. Ну и бывших коллег, но они по соседству не жили.

– Я слушаю вас, Игорь Васильевич, – поторопил его Лавров, поскольку мужик не торопился, продолжая рассматривать что-то на бумаге.

– Ах да, простите, Ас-н-др Иваныч, – снова глотая слоги, опомнился старший по дому. Протянул ему бумагу, развернув ее так, чтобы Лавров мог смотреть не притрагиваясь. – Вы это видели?

На бумаге было фото мужчины, ниже текст. Обычная ориентировка на преступника. Он таких за время работы видел множество.

– Что это, Игорь Васильевич?

Лавров задрал голову. Машка вышла на балкон в стильных брючках в обтяжку, черном свитере. Слава богу, хоть оделась, тут же подумал Саша. Волосы она уложила великолепной башенкой. Прическа делала ее строгой и неприступной. Ему понравилось.

– Это преступник, – коротко ответил, отвлекая, управдом. – Его подозревают в страшных преступлениях.

– Допустим. Я-то тут при чем?

– Вы бывший сотрудник полиции. Ныне безработный, – удивил его осведомленностью сосед из соседнего подъезда. – То есть ничем не занятый.

– И вы меня желаете занять? – Лавров развеселился, на какое-то время оторвав взгляд от Машки, делающей ему какие-то знаки с балкона.

– Не я желаю. А все мы!

Игорь Васильевич широко растопырил руки, упакованные в такую жару в рукава теплой куртки.

– Все вы, это кто?

– Это общественность! – возмутился и покраснел Игорь Васильевич. Хотя покраснеть он запросто мог и оттого, что зажарился.

– И что же хочет от меня общественность?

Саша насмешливо посматривал с высоты своих почти метр девяносто на тщедушного коротышку.

– Пользы! Пользы, гражданин Лавров! – четко, забыв проглатывать слоги, проговорил мужчина. – Вы – ныне безработный, должны приносить обществу пользу. Вас и так слишком долго не задействовали! Вы никогда не выходили на субботники. Не посадили ни одного дерева. Ни одной кормушки не повесили на деревьях для птиц.

Лавров огляделся. Насчитал четыре кормушки, сотворенные умельцами из пластиковых бутылок. Два скворечника. Но он ни разу не слыхал по весне, как поют скворцы!

– И мы вас не беспокоили, понимая, что это не для вас! Это не ваше! Но это вот… – Лист бумаги гневно задрожал перед глазами Лаврова. – Это по вашей части! И вы не должны оставаться безучастным. Тем более что…

Игорь Васильевич неожиданно выдохся или окончательно зажарился на солнцепеке в теплой куртке, схватился за сердце и дышал какое-то время широко распахнутым ртом, как выброшенная на берег рыбина.

– Тем более что, Игорь Васильевич? – сжалился над мужиком Лавров.

Спешить было больше некуда. За Машкиной спиной на балконе выросла фигура высокого крепыша в светлой водолазке в обтяжку. Фигура протянула две сильные мускулистые руки, обхватила Машку под грудью и увлекла с балкона за занавеску-парус.

– Тем более – что этого преступника видели в нашем районе! – чуть с меньшим нажимом возмутился управдом.

– В самом деле? – поинтересовался Саша.

Но рассеянно поинтересовался, из вежливости скорее. Мысли были сейчас заняты другим. Тем самым крепышом, что позволил себе принародно лапать Машку и тащить ее собственнически с балкона. Может, он ее теперь еще и раздевать станет? Снимет с нее черный свитер и все остальное, растреплет аккуратную строгую прическу и…

– Вы меня не слушаете! – в отчаянии всплеснул руками в толстых рукавах толстой куртки Игорь Васильевич.

– Простите. Отвлекся, – честно признался Саша. – Итак, этого преступника предположительно видели в нашем районе. Я правильно вас понял?

– Не предположительно. А видели! – с нажимом поправил мужчина. – Пошли к участковому. Они обошли почти все квартиры наших трех домов. Пусто! Нигде не проживает человек с такими приметами. И никто его не видел.

– Ну вот видите. – Лавров сделал пробный шаг с автомобильной стоянки. – А говорите, видели. И тут же – никто его не видел. Как понимать?

– А так! – с обидой отозвался мужчина, складывая лист вдвое. – Видела его моя супруга, когда четыре дня назад выгуливала собаку около полуночи. Сявочке приспичило, понимаете? Она и пошла. А этот мужик… На детской площадке, на карусельках сидит и на наш дом посматривает.

– Да ладно! – не поверил Лавров, вспоминая его жену с Сявочкой под мышкой. – Могла и обознаться.

И про себя подумал, что обознаться могла, чтобы в следующий раз Сявочку ночью на улицу не тащить, когда той приспичит. Просто решила безалаберного мужа попугать.

– Она, может, и могла, – не стал спорить управдом. – Но я-то не мог! Я тоже его видел, когда с Сявочкой выходил.

– А-а, понятно…

Лавров прищурился. Стало быть, жену он на вечерних собачьих прогулках все же сменил, так?

– А еще кто видел этого человека? – Саша кивнул на сложенный листок, подрагивающий в перегревшихся руках управдома.

– Никто, – нехотя признался он. – Как это у вас говорится: поквартирный обход ничего не дал. Не выявил.

– Стало быть, видели его только вы и ваша жена? – подвел черту Лавров и широко зашагал к своему подъезду.

Игорь Васильевич семенил рядом, не отставал.

– Стало быть, так, – запыхавшись, пробормотал он.

Потом каким-то невероятным образом обогнал на ступеньках Лаврова. Опередив его на мгновение, привалился спиной к подъездной двери и глянул страшными глазами ему прямо в рот, выше не получилось, Саша стоял слишком близко.

– Не думайте, что мы выдумываем, – зашептал он быстро и вдруг начал совать свернутый лист бумаги в один из пакетов с покупками. – Все, чего мы хотим, это обратить ваше внимание! Пробудить в вас бдительность!

– Вы – это ваша жена и вы? – Саша кивком подбородка велел ему убираться с дороги.

– Мы – это общественность, гражданин Лавров! – взвизгнул Игорь Васильевич уже за его спиной.

Саша вошел в подъезд, дверь хлопнула, замочек щелкнул, и стало так тихо, что он чуть не запел от радости. Он всегда пел, когда радовался. Некрасиво, фальшиво и чтобы никто не слышал.

На свой третий этаж пошел пешком. У двери нарочно долго возился с ключами, старательно прислушиваясь к звукам из Машкиной квартиры. Но там было тихо. Очень тихо. Отвратительно тихо! Думать о том, чем вызвана такая тишина, не хотелось.

Он вошел к себе, захлопнул дверь, скинул ботинки и понес пакеты в кухню. Быстро разложил все по полкам холодильника и шкафов. Швырнул на подоконник свернутый лист бумаги, который всучил ему Игорь Васильевич. Скомкал пакеты в комок и сунул в нижний ящик шкафа у окна. Там уже гора была этих шуршащих шариков. Каждый раз, выходя из дома в магазин, забывал брать с собой. Потом добавлял, вернувшись, к остальным. И почему-то не выбрасывал. Почему?

Саша глянул на часы над обеденным столом, почти половина второго. Успеет пообедать, сварить очередную порцию кофе и отправиться следом за Машкой, на загородную прогулку.

Лавров поставил сковороду на огонь, быстро очистил и нарезал в нее три картофелины размером с его кулак, накрыл крышкой. Нарезал свежих огурцов, колбасы, открыл банку зеленого горошка. Кофейник уже нагревался.

На улицу он вышел в половине третьего. Привычно огляделся. Машкина машина по-прежнему на стоянке. Балконная дверь открыта. Штора отдернута, обнажая черную дыру Машкиной гостиной. Никакого движения в обнажившемся проеме балконной двери.

Лавров вымыл стекла машины, сел за руль, начал полировать панель. Без пяти три они вышли из подъезда. Маша в тех же стильных брючках, черном свитере, с той же строгой прической. То, что она не растрепана и не переодета, Лаврова порадовало. Фигура в обтягивающей водолазке шагала рядом, одной рукой придерживая Марию за талию, второй размахивая с такой интенсивностью, будто решила взбить воздух в крепкую пену.

Не придирайся! – одернул себя Лавров. Она собирается за него замуж. И может прожить с ним долго и счастливо, и даже нарожать ему таких же крепких и мускулистых детишек. И фамилию они все вместе станут носить – Филиченковы. И ничего с этим уже поделать нельзя. Потому что Машка смотрит на этого крепыша с обожанием. А она это умела! В смысле, обожать!

Впившись в лицо крепыша, Лавров не нашел в нем никакого сходства с осужденным на пожизненный срок Игнатом Владимировичем, расстрелявшим в упор его друга более десяти лет назад. Игнат Филиченков был высоким, худым, с узким морщинистым лицом, запавшими серыми глазами, губастым ртом, огромными залысинами. Этот был…

Этот был хорош, со вздохом признал Лавров. Красивое лицо, красивая фигура, мягкие губы, мягкий голубоглазый взгляд, шикарная темноволосая шевелюра. Хорош, стервец. Неудивительно, что у Машки крышу сорвало через девяносто дней знакомства.

Молодые люди подошли к ее машине, расселись. Машка успела подмигнуть Лаврову, когда устраивалась за рулем. Это порадовало. Значит, помнит их уговор. Не одурела окончательно от голубоглазого красавчика.

Со двора они выехали с интервалом в три минуты. Пропустив впереди себя три машины, Лавров прочно держался у них в хвосте до самой «Загородной Станицы».