– Сэмми Петерс…Он… у него сегодня днем…На нашу улицу приезжали чистильщики и…Они забрали Майкла Петерса, Виктор!

Сын замолчал. Замер, опустив руки, потом тихо сел у стола, положив кулаки на скатерть. Верна исподтишка, со смесью тревоги и гордости, рассматривала сына. Виктору всего восемнадцать, но он рослый, крепкий, и самый красивый юноша на их улице. Конечно, для матерей их сыновья всегда самые лучшие в мире, но Верна не раз замечала, какими глазами провожают его девушки. А уж старшая дочка Петерсов, та самая Джоан, и вовсе прохода не дает. Тринадцать лет девице, а в голове ветер. Нет, не такая жена нужна ее сыну. Ох, о чем она только думает!

– За что? – только и вымолвил Виктор. – Ах, да… Сэм что-то такое говорил…Что ж, значит, мы с ним вовремя на работу устроились.

– Устроились? – Верна поспешила ухватиться за эту новость. – Это замечательно!

– Да, мам и… вот! – он полез в карман куртки, побренчав, выгреб завернутые в бумажку несколько монет. Пять шиллингов и немного мелочи.

– Что это?

– Аванс. Если выйду на работу завтра, деньги останутся у меня. Если промедлю… за каждый день будут забирать по шиллингу, а на пятый день придут приставы и…

– Иди, – заторопилась Верна, прекрасно понимая, что такой долг будут взыскивать с процентами. Но кто? – Куда ты устроился?

– На водяную фабрику. В «Макбет индастриз», – его красиво очерченные губы дрогнули в полуулыбке.

– В «Макбет…» – вскочившая было Верна снова опустилась на стул. – Но как же…

– Вот так. У них открывается новый цех. Нужны еще рабочие. И потом…

– И потом, ты что, не знаешь, что Майкл Петерс тоже работал в «Макбет индастриз»? Работал и заболел! И его забрали чистильщики! И все, кого забирали с нашей улицы, тоже там работали! Ты что, не понимаешь, чем рискуешь?

– Мам, мы с Сэмми все продумали. Мы только на полгода, потом уволимся. Заработаем денег… там знаешь, сколько платят? Пять шиллингов – это в неделю! И шесть, если соглашаешься на сверхурочные. За полгода заразиться невозможно. Майкл восемь с половиной месяцев работал прежде, чем подцепил эту заразу. И потом, – сын говорил с горячностью, – это же новый цех. Там современный уровень очистки, тройная перегонка. Там безопасно, мама!

Верна слушала и качала головой. Какой он все-таки наивный, ее Виктор! Они все такие наивные, такие открытые и уверенные в себе, эти юные. Они идут по жизни с высоко поднятой головой, ждущие удач и побед. Они верят – знают – что одолеют все преграды, что впереди их ждут только победы. Молодые не знают слова «поражение». Лишь те, кто прожил жизнь, знают, что неудачи неизбежны. И подлинная сила не в том, чтобы всегда побеждать, а в том, чтобы не бояться проиграть. Но как объяснить это детям?

– Сынок, – промолвила Верна, – ты…

– У меня все получится, мама. Я справлюсь!

Он вскочил, бросился к ней, обнял, наклоняясь. Верна сомкнула руки, прижалась, жалея, что не может, как в детстве, укрыть собой от всех невзгод.

– Ну, мама, мама, – он почувствовал, как напряглись ее руки, – не беспокойся, все будет хорошо. И… нам ведь нужны деньги!

Верна только вздохнула. Сын был прав. Но тревога уже поселилась в душе.

Она помнила еще те времена, когда про «Макбет Индастриз» никто не слыхал. Несколько лет назад некий лорд Макбет представил парламенту свое новое изобретение, названное им «живой водой». Возможности этой жидкости, полученной из самой обыкновенной воды, были поистине безграничны. Меняя структуру воды, воздействуя на ее свойства, изобретатель добился того, что всем известная вода стала иной. Она оказалась напитана энергией, которую можно было применять чуть ли не во всех сферах жизни. Ее изучение продолжалось до сих пор, чуть ли не ежедневно открывались новые возможности, новые грани. Изобретатели буквально молились на живую воду, ибо она заменяла горючие вещества. За последние годы прогресс благодаря живой воде совершил громадный скачок вперед – паровые машины и механизмы, которые еще тридцать лет назад были диковинками и служили для развлечения королей, теперь стремительно входили в обиход. По дорогам катились самодвижущиеся повозки, заменяя лошадей. На фабриках и заводах устанавливались станки, облегчавшие труд рабочих. В небесах появились вместо воздушных шаров, послушных лишь воле ветра, огромные дирижабли. На море, к радости Саксонской короны, главенствовали суда, в которых силу ветра заменила сила пара. Источником энергии служила вода. Из любой речки, любого озера или даже родника можно было почерпнуть сырье для производства топлива. Не было нужды в угольных шахтах, в добыче нефти и горючих веществ. Подгоняй бочки к любому колодцу – и вперед. Остается лишь очистить сырье от примесей, получив чистую, дистиллированную воду, пригодную для переработки. И какое кому дело было до того, что сотни шахтерских семей по всей стране остались без работы! Лишившиеся заработка люди из маленьких горняцких поселков подались в крупные города, где им либо предлагалось влачить нищенское существование, пополняя ряды бродяг и низов общества, либо идти на те самые фабрики «Макбет Индастриз», поскольку рабочих рук там постоянно не хватало.

И было, от чего.

Как выяснилось, пусть и не сразу, а через год-другой, когда стало ясно, что единичными случаями дело не ограничится, у живой воды было много других свойств и побочных эффектов. Если мертвые механизмы вода оживляла, придавая им силу, то на живые существа ее действие было не столь однозначно. В малых дозах и в смеси с другими веществами, иногда обычными лекарствами, которые можно купить в любой аптекарской лавке, живая вода была названа эликсиром молодости. Но если превысить дозу хоть на несколько молекул или чуть-чуть увеличить концентрацию примесей, как тот же самый эликсир превращался в яд. Да и переработка и очистка воды перед тем, как превратить ее в живую воду, тоже таила опасности.

Что происходило на самом деле, было скрыто от народа, но слухи ползли и множились, тем более что результаты скрыть было невозможно. Те, кто работал на «Макбет Индастриз» превращались в чудовищ, мутировали – и исчезали, зато на улицах появлялись чудовища – порой по восемь-девять футов роста, горбатые, с плетями вместо конечностей, покрытые наростами и коростой. У одних головы болтались на длинных тонких шеях, у других втягивались в плечи так, что глаза оказывались возле ключиц. У одних ноги превращались в многосуставчатые лапы, другие вовсе лишались конечностей. Специальные команды чистильщиков периодически отлавливали мутантов, изолируя их от нормальных людей. В рабочих кварталах не проходило недели, чтобы не выявили очередного мутанта. Но платили на фабрике хорошо, рабочие за неделю получали столько, сколько на других предприятиях платили за месяц, а то и за полтора. Поэтому, несмотря на жуткие слухи, несмотря на мутантов, «Макбет Индастриз» не испытывала недостатка в рабочих руках. Голод оказывался сильнее страха.

Но почему, почему на эту проклятую фабрику должен идти именно ее мальчик?

Рабочий день на фабрике начинался с рассветом. Еще не встало солнце, а толпы рабочих уже подходили к воротам, где сперва проходила перекличка. Вычеркнув имена тех, кто не отозвался, десятники распахивали ворота, распределяли, кто в какой цех идет, и только после этого рабочие приступали к делу.

Виктор и Сэмми Петерс были названы одними из последних.

– Новички? – поинтересовался толстый десятник в форменной тужурке. – Ступайте в шестой цех. Там просите мастера Уильямса. Что он скажет, то и будете делать. От работы не отлынивать. Домой не проситься. Маму не звать. Тут фабрика, а не пансион благородных девиц!

– Что он имел в виду? – шепнул Виктор Сэму, когда они входили в ворота на широкий утоптанный двор. – Разве мы похожи на благородных девиц?

– Не знаю, – пожал плечами тот.

Широкий двор фабрики, громадный, как военный плац-парад, был со всех сторон огорожен массивными зданиями с распахнутыми воротами. Из некоторых выходили рельсы вагонеток, над крышами большинства к небу вздымались трубы, извергавшие клубы белесого, светло-голубого и зеленовато-оливкового дыма. Между зданиями цехов оставались неширокие проходы, ведущие к складам, гаражам, конюшням и подсобным помещениям. Лишь два здания отличались от цехов – контора и лаборатории. Одно в два этажа, другое одноэтажное, длинное, они сверкали рядами окон и аккуратными массивными крыльцами.

Лавина рабочих, хлынувшая через ворота, растекалась на колонны и потоки, живой рекой вливаясь в распахнутые ворота, где уже начинало что-то гудеть, бурлить и шипеть.

– Шестой цех где? – дернул Виктор за рукав проходящего мимо мастерового в синей блузе.

– Там, – он махнул рукой куда-то вглубь. – Рельсы видишь? Туда иди.

По рельсам как раз катила небольшая дрезина, на которой были установлены несколько бочек. Правивший дрезиной парень чуть постарше их кивнул на ходу: «Да, в шестой цех!» – и прибавил хода. Толкнув друг друга локтями. Виктор и Сэм побежали за ним, стараясь не отставать.

Они примчались в цех буквально через несколько секунд после того, как дрезина остановилась.

– Вы кто такие? – не дав парням осмотреться, навстречу шагнул какой-то человек.

– Нам бы мистера Уильямса…

– Я Уильямс. Вы новенькие?

– Да.

– Отлично. Видите бочки? – кивнул на дрезину. – Разгружаете и тащите наверх. Там сливаете в патрубок и возвращаетесь за новой. И быстро. Вода должна литься непрерывно… А ты чего встал? – тут же развернулся он к парню на дрезине. – Новую партию сейчас загрузят. Давай, поворачивайся.

Рядом несколько грузчиков ловко устанавливали на второй дрезине пустые бочки, укрепляя их с помощью веревок. Парень понятливо кивнул и перебрался с дрезины на дрезину.

– За работу!

Виктор шагнул к бочкам. Они были небольшими, в каждой было, наверное, фунтов по двадцати воды. Примерился, с натугой взваливая бочку на плечи. Нет, больше! Двадцать пять, а то и тридцать. Но поднять можно.

– Тащи туда!

Парень вскинул голову. Ему предлагалось вскарабкаться с грузом по дощатым мосткам к краю огромного чана, под днищем которого другие рабочие разводили огонь. Несколько труб отходили от крышки, тянулись в разные стороны. Две заканчивались в соседних резервуарах, еще одна уходила через окно куда-то прочь из цеха. Еще две нависали над открытыми котлами.

– Пошел! Пошел!

– А зачем…– начал было Виктор, но его остановил окрик:

– Не болтать! Работать!

Юноша зашагал по мосткам. Они слегка прогибались под его тяжестью. Бочка с непривычки давила на плечи. Все-таки он довольно быстро добрался до патрубка, перевалил бочку, утверждая на краю, откупорил и дождался, пока темная, пахнущая тиной и рыбой, вода польется через край. Интересно, где ее взяли? Из реки?

Он едва успел опорожнить свою бочку и отстраниться, как его место занял Сэм. Обойдя друга, Виктор спустился, откатил пустую бочку в сторону, взялся за вторую. Работа началась.

Они таскали бочки с водой до самого перерыва на короткий обед. Сперва вдвоем, потом на пару к юношам перебросили еще одного грузчика, который работал молча, усердно, но не поднимая глаз. Мистер Уильямс, надзиравший за работой в цеху, лишь хлопнул его по плечу, представляя: «Это Джонс. Работайте втроем!» – и отошел к дальней стене, где начал раздавать указания.

Платформы с водой все прибывали и прибывали. Разгружали их втроем, нагружали по двое. К тому моменту, когда короткий резкий звук колокола объявил перерыв, юноши не чуяли рук и ног, а поясницы ломило так, что Сэмми застонал, выпрямляясь:

– Господи, я чувствую себя столетним дедом!

Распрямившийся рядом Джонс дернул уголком рта:

– Это начало.

Это были первые слова, которые от него услышали новички, и Виктор тут же поинтересовался:

– И так теперь будет… всегда?

– Ну… – Джонс снова дернул уголком рта, сплюнул на пол тягучую слюну, – так.

– Каждый день, – юноша невольно смерил глазом расстояние между наполовину опустевшей платформой и огромной цистерной, – таскать эти бочки? Всегда?

– Ну… почти.

– И больше ничего?

– А зачем?

Джонс привалился к краю платформы, вытянув ноги, неторопливо развернул на коленях узелок. Достал ломоть хлеба с салом и луком, откупорил бутыль, в которой плескалось что-то коричневое, отхлебнул.

– На, – неожиданно протянул Виктору, – глотни.

– Я не пью, – юноша почувствовал, что краснеет. – И вообще, у меня…

Мать перед уходом собрала и ему небольшой узелок – несколько картофелин, вареные яйца, хлеб…

– Чай. С молоком, – с привычной уже кривой усмешкой пояснил Джонс и снова сплюнул. – Это правильно. Силы нужны. А с джином тут строго. Запах учуют – выгоняют. И расчета не дают. Наоборот – ты еще фабрике должен становишься за недоработанные часы.

– А почему нельзя пить? – спросил Виктор, намекая на то, что в бутыли у напарника отнюдь не чай.

– А потому. Вода… она не прощает. Рука дрогнет и все. Конец! Но и без этого тут никак.

Видимо, для него так много говорить было непривычно, или он понял, что случайно сболтнул что-то не то, потому что отвернулся и продолжал обед, нарочито не обращая внимания на напарников.

Впрочем, беседа бы и так не сложилась – Сэмми здорово вымотался и, едва-едва перекусив, растянулся прямо на полу, со стоном расслабляя натруженную спину. Ему было не до разговоров даже о своем самочувствии. И Виктор не мог заставить себя забыть о приятеле и болтать, как ни в чем не бывало. Он жевал, не чувствуя вкуса, прихлебывая из бутыли разведенное молоко и осматривался.

Пока работал, замечал все лишь краем глаза, и только сейчас смог как следует рассмотреть все эти чаны, резервуары, котлы и тянущиеся между ними трубы. На время перерыва огонь под котлами чуть убавили, костры еле тлели, стихло бульканье воды, меньше стало пара, но работа не остановились – рабочих тут было немного больше, чем требовалось, и пока одни перекусывали, другие копошились, занимая их место. Время обеда тут явно было не одно на всех и, пока одни отдыхали, другие работали.

– Интересно, а что тут происходит? – подумал вслух Виктор.

– Не все ли равно? – буркнул Джонс. – Пора.

Юноша не успел спросить, откуда тот знает – прозвучал удар колокола.

– Перерыв окончен! – гаркнул мистер Уильямс.

Они поднялись. Сэм – со стоном, Виктор – молча. Их ждали бочки с водой.

– А все-таки, – пропыхтел юноша, взваливая первую на плечи, – зачем все это?

Джонс лишь сердито дернул уголком рта, выражая этим неодобрение болтливостью новичка, но неожиданно рядом прозвучал новый голос:

– Это – цех очистки. Воду, прежде чем с нею работать, надо очистить от примесей. Сначала отфильтровать, потом выпарить, отделяя от мусора. Потом по трубам перегнать и сконденсировать снова. Затем выпарить снова, фильтруя уже водяные пары, и повторить этот процесс несколько раз. В результате вода делится на фракции, которые поступают в разные цеха, где с ними продолжают работу.

Виктор резво обернулся на голос. Женский голос. А он не знал, что на фабрике трудятся и женщины! Нет, многие трудились прядильщицами, чесальщицами или вязальщицами, а также обслуживали ткацкие станки или выполняли другие работы в специальных работных домах. Но вот чтобы так…Что она здесь делает?

Забыв о работе, он во все глаза уставился на незнакомку. Это была девушка на два-три года его постарше, одетая по-мужски, в холщовые штаны, рабочую блузу, вызывающе топорщившуюся на груди и короткие полусапожки, которые можно было бы назвать щегольскими, будь они сделаны из дорогой тисненой кожи. Голова девушки была повязана выцветшим платком, из-под которого выбивалась короткая, чуть ниже лопаток, коса. На груди на ремешках болталась странного вида полумаска, на боку – большая сумка. Серые глаза, задорный носик, конопушки. Виктор вытаращился на незнакомку так, словно никогда не видел девушек. Впрочем, правда – девушек, одетых так необычно, он не встречал никогда. Интересно, кем она тут работает? Не бочки же таскает!

– Что? – прищурилась незнакомка. – В чем дело?

– Я… не знал…

– Не знал, где работаешь? Впрочем, – ее прищур стал острее, – ты ведь новенький?

– Да. Мы с Сэмом тут первый день.

– Понятно. Посторонись!

Его решительно отодвинули в сторону, после чего девушка легко, через три ступеньки, взбежала по лестнице, на ходу распахивая свою сумку и доставая стеклянные пробирки. Ловко зачерпнула одной из них воду, заткнула ее пробкой с цифрой «1», затем столь же стремительно метнулась к следующему чану, где повторила процедуру, потом – к третьему, четвертому… Где и когда она успела нацепить на лицо свою странную полумаску, оставляющую открытыми только глаза, Виктор не заметил, но когда девушка вернулась к платформе, та была на ее лице.

– Все. Я побежала, – непонятно с чего отчиталась она и неожиданно добавила: – Удачи вам. И держитесь подальше от паровых котлов.

Виктор не успел спросить, что незнакомка имела в виду – в следующую минуту она уже выскочила из цеха.

            ГЛАВА 2.

Прошло несколько дней прежде, чем Виктор увидел ее второй раз. На сей раз девушка была не одна.

Каждый день оба юноши таскали бочки. Работа была несложная, но монотонная и тяжелая, так что к концу смены напарники еле волочили ноги. Сэму приходилось тяжелее – если Виктор все-таки кое-как втянулся и постепенно приноровился распределять вес бочки на спине так, чтобы было поудобнее, то его приятель страшно уставал. Во время перерывов он без сил падал на пол, вставал со стонами и кряхтением, а на лице его навсегда словно застыла маска боли и обреченности. Даже глаза запали и нос заострился, как у покойника. Виктор старался не обращать на это внимания, подозревая, что сам выглядит не лучше. Но что поделать? Они были всего лишь грузчиками. А если не нравится работа – тоже ничего. Бери расчет и уходи. Знаешь, сколько на твое место найдется желающих?

Об этом они и говорили в тот день. Виктор сидел на краю платформы, закусывая. Сэм лежал на полу.

– Сил нет, – жаловался он. – Все болит…устал.

– Устал? Уходи, – бросил Джонс. Он, как всегда, сидел к парням спиной, но уже чаще вмешивался в разговоры. – Чего ждешь?

– Так ведь семья… сестренки, мама… отец и дед… Кто, кроме меня? – простонал Сэм. – У тебя что, никого нет?

– Есть, – Джонс смотрел в одну точку.

– Кто?

– Жена, – отрубил Джонс так, что любому стало бы ясно – больше он на эту тему говорить не намерен.

Короткий резкий удар колокола исторг из груди Сэма страдальческий вопль:

– Опять? И когда эти чертовы бочки закончатся?

– После того, как кончимся мы, – буркнул Джонс.

– То-то и оно! – юноша с трудом поднялся.

– Прекращай ныть, – Виктор спрыгнул с борта, похлопал ближайшую бочку по боку, словно она была норовистым коньком и должна была его тащить, а не наоборот. – Мы знали, на что шли.

– Да, но я не думал, что будет так тяжело. Теперь понимаю Майкла…

– Майкла? – Джонс резво обернулся, вскинув голову. – Какого Майкла?

– Петерса, – полепетал Сэм. – Брат мой… он…тут это… работал. На фабрике. Он…

Виктор не промолвил ни слова. Про старшего брата Сэмми они никогда не разговаривали, усиленно делая вид, что его как бы не существовало. Про таких, как он, старались не вспоминать и с соседями не обсуждать.

– Заболел, – на Джонса, похоже, это негласное правило не распространялось. – Обычное дело. Тут все заболевают, рано или поздно. Так что валите отсюда, парни, пока целы.

Виктор уже открыл рот, чтобы возразить, что они не младенцы и сами могут о себе позаботиться, но взгляд его случайно скользнул по лицу Джонса – да так к нему и прикипел.