ГЛАВА 1.

– Иннис, ты всё уложила? – худощавый пожилой мужчина неторопливо и основательно запрягал лошадь в крытую коляску, переговариваясь при этом с женщиной, которая стояла на крыльце добротного, но запущенного особняка.

– Да, вроде бы всё, – ответила та. – Тёплый плед, корзину с продуктами, бутыль с водой, тёплые носки, – перечисляла она. – А ты дождевик-то свой взял? А то вдруг будешь долго ждать, а на тот случай дождь пойдёт? Весной погода, сам знаешь какая. Простынешь не ко времени. Кто будет с девочкой заниматься? – ворчливо добавила женщина.

– Всё взял, – миролюбиво отозвался мужчина. – Даже шатёр на случай долгой остановки. Лишь бы девочка наша уже вышла из этого приюта. А я уж довезу нашу птаху бережно и безопасно. Подумать только?! Тринадцать лет одна-одинёшенька среди чужих людей! Без памяти! Без магии! – причитал старик уже сам с собой.

– Ничего! – всё же услышала его женщина. – Я ещё неделю назад предупредила директора приюта, что теру Эйми Керр заберут в поместье её родителей. Она теперь совершеннолетняя и сама может управлять свои хозяйством. И копии бумаг приложила, всё как положено, – закончила Иннис.

– А вдруг она уже всё вспомнила? – встревожился старый управляющий. – И будет теперь горевать и ненавидеть. А это тяжкий путь.

– Вспомнила она или нет, а ехать ей больше некуда, – здраво рассудила бывшая экономка поместья. – Я другого боюсь: а вдруг она не захочет сюда возвращаться? Останется в столице где-то или в другом городе. Зачем ей разорённое поместье? Молодёжь-то не сильно хочет теперь жить в глуши.

– Вот и я этого боюсь, – согласился старый управляющий. – Но я в письме от себя подробно рассказал о наших делах. Надеюсь, у девочки проснётся интерес к родовому гнезду.

Пара замолчала. Мужчина продолжил готовить коляску, а женщина молча наблюдала за ним. Во всей усадьбе их осталось несколько человек, которые ещё надеялись увидеть здесь новую жизнь. Да недалеко от усадьбы сохранилась небольшая деревушка. Остальные земли некогда большого поместья растащили соседи и жаловаться на них было некому. Хозяева погибли в войне, а их дочь в пятилетнем возрасте отправили в приют, заблокировав память и магию.

***

– Эйми Керр, – директор приюта сурово взглянула из-под очков на худенькую невысокую девушку. – Завтра тебе исполняется восемнадцать лет. Наш приют содержит детей только до этого возраста. Вот, получи тридцать соло и распишись, – директор подтолкнула ведомость ближе к девушке.

– Но, тери Боуль, – осторожно начала та, не торопясь брать деньги. – Я знаю, что освободилось место воспитателя младших девочек. Я могла бы заниматься с ними. Мне некуда ехать, тери директор, – тихо закончила Эйми.

– К сожалению, Эйми, я не могу тебя принять на работу. Представь, что почти каждая девочка просит об этом перед выпуском. Но мы для того и даём вам тридцать соло, чтобы вы в течение месяца не думали, где взять деньги на молоко и булочку и спокойно искали работу. Поверь, работы сейчас везде много. Возьми в первом же ларьке «Королевского курьера» и найдёшь там множество вакансий. Но тебе и вовсе не о чем беспокоиться. Тебе пришло письмо из родового поместья. Ты, тери Керр, – иронично произнесла директор, – едешь домой.

– Домой? – искренне удивилась девушка. – У меня есть дом, близкие, родители?

– Нет, – замялась директор. – Родителей у тебя нет, иначе бы ты не попала к нам. Но дом есть. Держи, в этом письме все объяснения. И я советую тебе принять приглашение этих людей. Видимо, это старые слуги вашей семьи, и они до сих пор верны вашему роду. Это редкость по нашим временам, девочка. Иди, – отпустила директор Эйми.

Выйдя из комнаты, Эйми быстро добежала до своей комнаты-кельи и, подперев дверь стулом (замков тут не было), торопливо развернула письмо. Она не ожидала, что у неё в этом мире кто-то есть и очень волновалась. Вернее, волновалась не Эйми, а Эмилия Игоревна Кедрова, землянка, которая попала в тело этой девочки – Эйми Керр, два года назад. И до сих пор подмены никто не обнаружил.

На первых порах Миле повезло в том, что девочка, до попадания в неё души Милы, тяжело болела и лежала в местном лазарете одна. В момент её смерти рядом никого не было, да и когда душа Эмилии уже перешла в тело Эйми, в лазарете никто не появился. Ну, а выздоравливала уже Эмилия и старалась делать это как можно медленнее, чтобы не попасть впросак неправильным поведением и странными вопросами.

Первые несколько дней Мила пребывала в тяжёлом психологическом состоянии. Она не понимала ни где она, ни что с ней. Но самое паршивое было то, что она не помнила ничего о себе, кроме имени! Кто она?! Эмилия Игоревна Кедрова. И всё!

Небольшая комната и три кровати, на одной из которых она сама и лежала, не добавляли никакой ясности. Кстати, кровати были не совсем кроватями: это были деревянные лежаки с матрасами и подушками, набитыми то ли травой, то ли соломой. Одеяла, правда, были шерстяными, грубыми, без всяких там пододеяльников.

И это удивляло Милу безмерно. По её ощущениям, даже в самом глухом краю её родины, такого быта уже не существовало. Странно было ещё и то, что она прекрасно помнила город, в котором жила, дома, машины, магазины и рестораны. Помнила все поездки по разным странам и городам. Но она не помнила себя и своей семьи. Даже не знала есть ли она у неё. И это пугало. И пугало тем более, что было непонятно: сейчас-то она где находится?!

В первый раз, когда её посетила странная женщина в длинном тёмном платье с туго уложенной на затылке косой, Мила опешила и промолчала. Оказалось, правильно сделала. Потому что женщина начала говорить с ней, как девочкой-подростком, сухо спрашивая о самочувствии.

– Ну, что, Эйми, я вижу ты пришла в себя. Значит, наши травы помогли. Тогда вызывать лекаря больше не будем. Уж сильно дорого он берёт за визит. Правда, ему и ехать сюда надо из самой Альвы, но он сам такую профессию выбрал, – разговаривала сама с собой женщина, подставляя к её кровати стул, чтобы поставить на него чашку с кашей. – Раз очнулась, то теперь можешь поесть, а то уж который раз тарелки обратно уношу.

А Мила, собственно, и не знала, что ответить. Какой лекарь?! Какая Альва?! Какая каша?! Она скосила глаза на миску и увидела некое розоватое месиво, на котором сверху для разнообразия лежал вполне узнаваемый кусочек масла. «Ужас!» – успела подумать Мила по отношению ко всей этой дикой ситуации и потеряла сознание.

Хорошо, что она и в дальнейшем приходила в себя без присутствия в комнате посторонних. У неё хватило времени и здравого смысла понять, что она находится где угодно, но не в России и, Мила допустила даже, что и не на Земле.

Все визиты местных монахинь (а Мила вскоре поняла, что она находится в приюте при монастыре), директора приютской школы и их разговоры с ней, только подтвердили эту догадку. Мила старалась побольше молчать и внимательно слушать. Речь и письменность она понимала, со своим положением тоже более-менее разобралась.

Постепенно к ней вернулась и память о собственной жизни на Земле и это примирило её с действительностью Понимание, что на Земле у неё не осталось близких, о которых можно жалеть, заставило по-другому оценить свою новую молодую жизнь. Но вести себя, как подросток, она не могла. Поэтому притворялась больной и слабой ещё долго. Да, собственно, и притворяться не надо было. Девочка на самом деле была очень слабой. Что уж с ней произошло, Мила так и не выяснила, но постаралась продержаться в лазарете до выхода из приюта своей соседки по комнате. Благо и ждать пришлось недолго: соседку выпустили недели через две, как Мила очнулась. И Мила больше не боялась разоблачения. Потом всё время до собственного выпуска Эйми жила одна.

А сегодня и она выпускалась из приюта и теперь ей предстояло обживаться в этом мире самостоятельно. Мила снова перечитала письмо.

«Дорогая наша девочка, тера Эйми! Вот и исполнилось вам восемнадцать лет. Вы, может, не помните, но у вас есть родной дом. Это поместье Кардоу в шести часах пути от Альвы в предгорьях Южных гор. Здесь дом ваших родителей и ваш дом, наша дорогая девочка. Мы с нетерпением ждём вашего возвращения. Правда, за время войны наше поместье сильно пострадало и теперь лишилось своего былого благополучия. Но вместе мы постараемся восстановить наше хозяйство. Главное, чтобы здесь появились настоящие законные хозяева. К сожалению, из них остались только вы, наша Эйми.

В день вашего выпуска вас будет ждать коляска у стен приюта. Мы очень ждём вас…»

Письмо было большим, подробным и проникнуто настоящей любовью и расположением неведомых Эмилии людей к девушке-сиротке. После его прочтения Эми задумалась в растерянности. Она-то строила совсем другие планы на самостоятельную жизнь. То, что сейчас подсовывала ей судьба было неожиданно, сложно, интересно и … правильно.

Ночью Эмилия долго не могла заснуть. Мысли и воспоминания крутились в голове, формируя неожиданные планы и желания. «Ладно, всё потом», – решила, наконец, Эмилия и всё-таки уснула тревожным сном.

«– Юма! Справа! Берегись! Ах, ты…

– Грег! Давай! …»

Мечутся молнии и огненные шары, плещет море магии, и даже маленькая Эйми его чувствует. Кругом пожар. Кричат люди, ржут кони. Управляющий седлает коней, сейчас не до коляски.

– Иннис! Забирай Эйми! Сбереги нашу дочь, Инни! – кричит молодая женщина.

– Сберегу! – экономка подхватывает малышку и бежит к лошадям. Но уйти никто не успевает.

Отряд королевских гвардейцев врывается на территорию поместья. Какой-то мужчина подхватывает маленькую девочку, бегло оценивает ауру и, совершив несколько пассов, возвращает безвольное тельце экономке.

– Отправить в приют Вечной матери, – отрывисто распоряжается он. – Вот деньги и охрана, – он даёт знак двум гвардейцам и те беспрекословно выполняют приказ. – Поместье сохранять в надлежащем виде до её возвращения!

– Да, как его сохранить?! Всё ж сгорело! – возмутился управляющий.

– Не моё дело, – ответил капитан отряда. – Приказ короля Рэнульфа.