2

Андрон Игнатьевич Хомяков был личностью сумрачной и носил свою значительную лысую голову на коротенькой шее. Сверху кожа плотно обтягивала череп, а вот на щеках и подбородке обвисала складками и стекала с тугого воротничка рубашки. Андрон Игнатьевич отличался незаурядным умом, что вовсе не отражалось на его сочном розовом лице. Глаза у Хомякова были круглыми, оловянными и никогда не бегали с предмета на предмет. На собеседника он смотрел в упор, да так страшно, будто собирался его расстрелять. В службе государственной безопасности, где Хомяков занимал нешуточный пост, у него была кличка не Хомяк, как можно было бы предположить, а Барс. Барса боялись, как настоящего дикого зверя. Если проштрафишься, он подкрадется пружинисто и бесшумно, а потом сиганет прямо на загривок и примется рвать зубами. Послужной список, отличия, незапятнанная репутация – все в клочья.

Нынче вечером Хомяков отпустил шофера и двинулся в гордом одиночестве в обход торговых точек в центре города. Завтра его жена Ольга праздновала день рождения, а он затянул с подарком. Ни одна душа не знала, что затянул он специально – подгадывал поход по магазинам под определенный день. Покупка подарка – отличное прикрытие, просто замечательное. Он важно прохаживался вдоль прилавков, где под прохладными стеклами равнодушно сверкали драгоценности. Наконец решил, что пора делать покупку. Ожидая, пока продавцы упакуют выбранные серьги, как подобает, барабанил пальцами по столу и искоса поглядывал на часы. Назначенная встреча должна была состояться через двадцать минут.

Помахивая фирменным пакетом, Хомяков вышел из магазина и отправился в маленький ресторанчик за углом. Выбрал столик недалеко от окна, закурил и принялся внимательно оглядывать улицу. В зале почти никого не было, негромко чирикало радио, и Хомяков удовлетворенно откинулся на спинку стула. Подошел официант, он на минуту отвлекся, а когда поднял голову, то увидел, что к нему уже идут.

Двое молодых мужчин в светлых костюмах, оба блондины с одинаково мирными улыбками. Лица у них были гладко выбритыми, ладно слепленными, и, когда они приблизились, на Хомякова пахнуло летней свежестью, как будто эти двое только что вылезли из стога сена.

– Добрый вечер, Андрон Игнатьевич! – негромко поздоровались они и по очереди протянули нежные, как у девиц, ладони.

Хомяков ответил на рукопожатие, глядя на пришельцев круглыми глазами безо всякого выражения. Это их ни чуточки не смутило. Они по-прежнему улыбались ему – ласково и чуть снисходительно, будто знали про Андрона Игнатьевича что-то стыдное.

– Будете кофе? – спросил тот и, подумав, добавил: – Или чай. На травах.

Один из блондинов щелкнул в воздухе пальцами, и официант подбежал к столику так поспешно, словно на него гаркнули.

– Два чая со льдом, пожалуйста.

Голос блондина шелестел, подобно разматывающимся лентам серпантина. От него веяло покоем. «Хорошо хоть сияния вокруг головы нет», – подумал Хомяков и от нетерпения притопнул под столом ногой. Его дешевый тупорылый ботинок противно скрипнул.

– Итак, Андрон Игнатьевич, вас устроило наше… хм… вознаграждение?

– Вполне, – быстро ответил Хомяков.

Сумма действительно оказалась внушительной, а ему пообещали, что попросят о пустяке. Просители, или, вернее, покупатели услуг, синхронно навалились грудью на стол, чтобы оказаться поближе к физиономии Хомякова. Он мог бы поклясться, что чувствует их мятное дыхание.

– От вас требуется сущий пустяк, – вкрадчиво сказал тот из блондинов, что сидел слева. – Присмотреть за одним иностранцем, который на днях прибудет в страну.

– На днях? – безразличным тоном переспросил Андрон Игнатьевич.

– В субботу. В Шереметьево. Человек он непростой, но и страна у нас сложная. Не случилось бы чего.

– Его фамилия широко известна?

– Он прилетит под чужой фамилией. – Блондины посмотрели на Хомякова испытующе. Он промолчал. – Это автор священных откровений, его жизнь для множества верующих представляет необыкновенную ценность.

– Мусульманин? – отрывисто спросил Андрон Игнатьевич.

– Буддист. В прошлом. А ныне создатель собственного религиозного учения. Родом из Индии, – ответили блондины одними губами, и он тотчас расслабился.

Индус – что? Индус – это ладно. По нынешним временам индус для русского безвреден, как божья коровка для картофельной ботвы.

– У него что, своей охраны нет? – вслух поинтересовался Хомяков, бесшумно отхлебывая из чашки.

– Охрана осталась в Индии – в целях конспирации.

– Если конспирация соблюдена, что тогда беспокоит… верующих?

– Нас беспокоит, – ответил один из блондинов, причислив себя к вышеназванной категории, – группировка неоатеистов, которая активно противится приезду нашего лидера. Есть информация, что на него готовится покушение.

«Зачем же он припрется?» – про себя подумал Хомяков и одним глотком ополовинил чашку.

– Лидер собирается организовать в нашей стране сеть курсов личностного роста, а также открыть отделение нашего международного университета. Но ему нужно воодушевить своих последователей. Они должны увидеть его и услышать.

– Как называется… м-м-м… движение?

Он хотел сказать «секта», но в последнюю секунду перефразировал.

– «Оставшиеся».

– Оставшиеся от чего? – Хомяков решил добраться до самой сути.

– Речь о будущем. Мы – те, кто выживет после ядерной катастрофы.

«Вы, значит, выживете, а мы, значит, сдохнем, – вознегодовал про себя Хомяков. – Свиньи какие».

– Чего вы хотите от меня? – Хомяков решил расставить точки над «и».

– Проследите за тем, чтобы в Москве с нашим лидером не произошло никаких неприятностей, – ответил блондин, сидевший слева. – Он должен выполнить свою миссию и благополучно возвратиться в Дели.

А тот, что сидел справа, добавил:

– Женщина, которая взяла на себя всю организационную сторону дела здесь, в Москве, несколько дней назад трагически погибла. Ее звали Ольгой Удальцовой. Можно воспользоваться этим обстоятельством, чтобы под видом Ольги приставить к нашему лидеру своего человека.

Они обговорили детали и разошлись, довольные друг другом. «Отлично, – думал Хомяков по дороге домой. – Еще один самозванец, который собирается выколачивать бабки из русского народа. Новый мессия, автор божественных откровений, сеющий разумное, доброе и вечное через идиотские платные курсы и сомнительный – и тоже, естественно, платный! – университет. Впрочем, ему-то что? Если находятся дураки, желающие поклоняться другим дуракам, пусть поклоняются. На этом можно хорошо заработать – вот что главное.

К слову сказать, недавно зародившееся в стране движение неоатеистов беспокоило руководство. Но до сих пор не было никакой информации о том, что его деятели готовы перейти к открытой агрессии. Однако выгода от их активизации была налицо. По крайней мере для Хомякова лично. И он ее не упустит.

* * *

Лайма отлично знала, где живет Сергей Возницын. Некоторое время назад Соня собиралась за него замуж и жила в его квартире. Они с Любой Жуковой не раз ходили к парочке в гости с цветами и тортиками. Но союз двух сердец был недолгим: потенциальный муж страшно разочаровал подругу. По ее словам, он оказался ленивым, грубым и ограниченным типом. Соня выкладывала одну за другой ужасные подробности их совместного существования, и стало непонятно, как она вообще могла увлечься такой скотиной.

Лайма возвратилась к зданию Центра культуры за своей машиной и отправилась к дому бывшей Сониной любви. Не успела она зарулить во двор, как увидела, что Возницын собственной персоной выходит из подъезда и тяжкой поступью конкистадора направляется к своему красному автомобилю. Автомобиль смахивал на загнанного коня – пыльный, с помятым бампером и треснувшей фарой, он понуро дожидался хозяина.

Сам Возницын, в противоположность машине, выглядел чистым и свежим, словно хирург, подготовившийся к операции. Брюки разрубали воздух острыми стрелками, а пуговицы на отглаженной рубашке блестели, точно золотые монеты. Светлая челка, которой Возницын занавешивал левый глаз, имела здоровый блеск и шелковистость – вероятно, он только что вымыл голову.

Лайма подъехала вплотную к нему и, выбравшись из машины, торопливо окликнула:

– Сереж, подожди!

Возницын так резко замер, будто налетел на невидимое препятствие. Потом медленно развернулся и уставился на Лайму безумными глазами. Вытянул вперед руку, словно хотел остановить Лайму, и помотал головой. От удивления она и в самом деле остановилась, тогда он совершил обманный маневр, как лис, драпающий от собак, бросился к своей машине и нырнул за руль.

– Сергей! – завопила во все горло возмущенная Лайма. – Какого черта?!

Взревел мотор, и красный автомобиль, взбрыкнув, задом выпрыгнул со стоянки. Развернулся и, проигогокав, помчался прочь. «Ничего себе, – ахнула Лайма. – Он удирает!» Ей потребовались доли секунды на то, чтобы принять решение. Добежав до своей «девятки», она завела мотор и рванула следом. Чтобы не упустить Возницына, ей пришлось изрядно напрячься и пару раз нарушить правила, чего при других обстоятельствах она бы себе ни за что не позволила.

Закусив губу и стиснув руки на руле, Лайма мчалась по городу вслед за безумным красным автомобилем, который показывал на дороге настоящие чудеса. Вот уже они выехали за Кольцевую и понеслись в сторону Клина. В какой-то момент Лайме удалось нагнать беглеца, она посигналила, но тот раздраженно рявкнул и принялся вилять то вправо, то влево и едва не столкнул Лайму с дороги. Она почувствовала такую ярость, что, позабыв обо всем на свете, наподдала ему в зад своим бампером. Потом добавила еще раз, посильнее, и ей это так понравилось, что она даже расхохоталась вслух.

В ту же минуту рядом с ее машиной нарисовался автомобиль с синими номерами и проблесковым маячком и, гуднув, приказал ей прижаться к обочине. Когда милиционер с выкаченными от гнева глазами возник возле опущенного окна, Лайма все еще хохотала.

– Вы тут что?! – заорал милиционер. – В Техасе, блин? Устроили боевик, блин! Права!

Лайма все никак не могла справиться со смехом, но хохотать при милиционере было стыдно, и в попытке сдержаться она несколько раз громко булькнула. С таким точно звуком из пустой бутылки под водой выходит воздух. Потом подхватила с соседнего сиденья сумочку, но вместо прав достала оттуда пудреницу и несколько раз обмахнула пуховкой лицо.

– Лейтенант! – наконец сказала она почти нормальным голосом, положив подбородок на тыльную сторону ладони так томно, точно они сидели в беседке, увитой плющом, на берегу синего озера, а вокруг благоухали розы, и проклятые соловьи надрывались так, будто их обещали ощипать на рассвете. – Не знаю, что вы подумали, но я всего лишь пыталась выяснить отношения со своим мужем.

Когда надо, Лайма умела пускать в ход женские уловки, которыми никогда не пользовалась для обольщения или «подогрева» верного Болотова.

– Так это ваш му-у-уж! – разочарованно протянул лейтенант и присвистнул: – Здорово же он вам насолил, как я погляжу.

– Он просто негодяй.

– Что, зарплату не принес? – Страж порядка неожиданно пришел в хорошее расположение духа.

– Блудил, – коротко ответила Лайма. – И должен понести за это наказание. Можно, я поеду? А то он ускользнет.

– Вы бы лучше дома с ним разобрались, – посоветовал лейтенант и махнул рукой: – Так и быть, поезжайте.

Лайма вздохнула и отвалилась от обочины. Пожалуй, Возницына ей теперь уже не догнать. Однако сдаваться не хотелось. Первая же развилка поставила ее перед нелегким выбором – направо или налево? Пришлось целиком положиться на интуицию. Разумнее, конечно, было бросить преследование, но азарт гнал Лайму вперед. С чего бы Возницыну убегать от нее? Почему он испугался? Он что-то знает о Соне? Вдруг он ее убил? Она рассказала ему о ребенке и потребовала помощи, а новоявленный папаша взбеленился и принялся буйствовать? Что, если он бросил в Соню графин или разбил о ее голову тяжеленное хрустальное блюдо, стоявшее на его журнальном столике в гостиной, такое огромное, что килограмм апельсинов выглядел в нем, как горстка леденцов.

Через пару километров Лайма увидела знакомый красный автомобиль. Он стоял на обочине перед въездом на мост, под которым крутилась темно-коричневая вода с островками грязной пены. Лайма не поняла – река это или запруда, однако мост был высоким, с металлическими заграждениями по обеим сторонам. Машины дружно бежали мимо, подпрыгивая на стыках, и сигналили Лайме, которая сбросила скорость и еле-еле ползла, затрудняя движение.

Возницына за рулем не оказалось. Впрочем, долго искать его не пришлось – он стоял на середине моста, на самом его краю и держался руками за перекладины. Роскошную челку мутузил ветер, и она перелетала с левого глаза на правый, а то и вовсе поднималась вверх, как хохол на голове какаду. Вся поза Возницына выражала глубокое отчаяние, его корпус устремился вперед, и Лайма ни на секунду не усомнилась, что Сергей вознамерился броситься в воду вниз головой.

Она остановилась поодаль, торопливо выбралась из машины и, встав от напряжения на цыпочки, двинулась к предполагаемому самоубийце. Когда она была уже совсем рядом, тот неожиданно оглянулся и, увидев свою преследовательницу, пронзительно закричал:

– Стой! Не подходи ко мне!

– Ты сошел с ума? – воскликнула Лайма, перекрикивая рев грузовика, протащившегося мимо. – Ты что это задумал?

– Отстань от меня! – голос Возницына сделался тонким-тонким, как у впавшего в истерику ребенка. – Уезжай отсюда. Дай мне умереть!

– Ну, здравствуйте. – Лайме показалось, что по ее спине вместо пота побежал сироп – так было горячо и липко. Легкие туфли стали весить пуд, и ноги немедленно вросли в асфальт. – Рано тебе умирать, парень!

– В самый раз, – выкрикнул Возницын, развернувшись к ней всем корпусом.

Она увидела, что в руке он держит желтую сетку с большим булыжником, просвечивающим сквозь ячейки. Ручки сетки были связаны веревкой. На конце веревка закручивалась в петлю. Вероятно, Возницын собирался надеть петлю на шею, чтобы сподручнее было идти ко дну.

– Прощай, Лайма, не поминай лихом!

Он поставил ногу на парапет и рывком поднял тело вверх. В одну секунду перед мысленным взором Лаймы пронеслось все, что должно последовать за его поступком. Спасатели, выловленный труп, допрос в милиции… И оставшаяся невыясненной правда о судьбе подруги.

– Что ты сделал с Соней? – крикнула Лайма и наставила на Возницына указательный палец. – Говори сейчас же!

– Какая Соня? – тусклым голосом просипел тот и подтянул поджарый зад повыше. – О чем ты вообще?

– Нет, голубчик, ты не прыгнешь! – прошипела Лайма и мощным прыжком добермана преодолела разделявшее их расстояние.

Возницын рванулся вперед, но она не дала ему ни одного шанса. Подскочила высоко вверх и схватила его одной рукой за воротник рубашки, а второй обняла за живот и дернула на себя. Он потерял равновесие, завалился назад и едва не грохнулся на землю вместе со своей авоськой. Однако не сдался и, как только обрел равновесие, попытался вырваться.

– Ах, так! – заревела Лайма, которую его громадный булыжник здорово стукнул по локтю. – Ты все равно останешься тут и поговоришь со мной!

Она отвела назад руку, сжала пальцы в жесткий кулачок, а потом резко распрямила локоть. Кулачок полетел Возницыну прямо в глаз. Возницын ухнул и откинулся назад, замахав руками. Авоська выпала из его руки и загрохотала по асфальту.

В этот момент возле них остановился заезженный вдрызг милицейский «газик», и из него полезли милиционеры.

– Все в порядке, лейтенант! – крикнула Лайма себе за спину, не удосужившись даже посмотреть, есть ли среди стражей порядка хоть один в указанном звании. – Это мой муж, мы с ним, видите ли, немного повздорили.

– Тьфу, – с чувством сказал у нее за спиной натруженный голос. – Поехали, ребята. Семейная ссора. – И немного громче: – Надеюсь, вы обойдетесь без кровопролития.