Локотков сказал это со скромной гордостью, явно намекая на самого себя, но Саша точно знала, что в его сердце добра не больше, чем в титановом слитке.

– К чему вы клоните, Степан Ярославович?

– Я просто кое-что разъясняю. Заигрывание с сотрудниками моей компании… нашей компании, – поправился он, вспомнив, вероятно, про старшего партнера, – недопустимо. Если уж мы выращиваем руководителя, он должен быть крепким.

– Руководитель – не редиска, – возразила Саша. Отвага в ее душе мешалась с огненным ужасом. – Я заслужила эту должность, вы сами знаете.

– Мне наплевать на ваши заслуги, – заметил Локотков.

От него внезапно повеяло холодом, и даже приклеенная к губам улыбочка основательно подмерзла.

– Чем я хуже Маргариты Тархановой? – В Сашином представлении именно это называлось «идти ва-банк». До сих пор она никогда не позволяла себе ввязываться в споры с сильными мира сего.

– Всем, – отрезал Локотков. – Мы с ней сделаны из одного теста. Будь я единственным боссом, кресло пролетело бы мимо вас, как утка мимо косого охотника.

Если бы Саша могла позволить себе слезы, она бы расплакалась. Но матч заканчивался не в ее пользу, и счет был сухим.

– Так я не поняла, – спросила она, нахмурившись, – вы даете мне наставления перед новым назначением или объясняете, почему не будете подписывать приказ?

– Мне нравится, что вы не юлите, а задаете вопросы со спокойной уверенностью, – подсластил пилюлю Локотков. – Говоря по правде, я все еще в раздумьях. Но…

– Но? – переспросила Саша и дрыгнула ногой, отгоняя пушистых нахалов, которые, отведав кусочек отменно приготовленной куриной грудки, возжаждали сожрать ее всю.

– Но шансы у вас все еще есть. Хотя меня страшно раздражает тот факт, что кого бы из служащих я о вас ни спросил, каждый обязательно припомнит какую-нибудь душещипательную историю, в которой вы выступаете спасительницей, защитницей и родной мамой. Но мы берем вас на большую должность для того, чтобы вы делали деньги. Добыча денег не терпит жалости и снисхождения. И что там у вас происходит под столом?!

– Я нервничаю, – отрывисто бросила Саша. – У меня ножной тик. Не обращайте внимания.

– Как я могу не обращать внимания, когда вы меня постоянно толкаете?

С этими словами он наклонился, приподнял скатерть и заглянул под стол. И удивленно воскликнул:

– Боже милостивый, да тут дикие коты!

Обе кошки смотрели на него с радостным ожиданием, им казалось, что счастье не должно закончиться так быстро.

– Дикие коты, Степан Ярославович, водятся в Уссурийской тайге. Очаровательные, надо сказать, создания.

– Не вижу никакого очарования в линючих шкурах с хвостом, – с отвращением заметил младший босс, выпрямляясь. – Вы кормили их курицей, Александра, и не отпирайтесь.

– Мне просто не хотелось есть. А они оказались поблизости.

– Они ведь блохастые. – Саша готова была поклясться, что он поджал ноги.

– Не волнуйтесь, Степан Ярославович, блохи тоже знают, что с начальством лучше не связываться. Они не посмеют перепрыгнуть на ваш костюм.

– Вы еще и нахалка, – хмыкнул тот. И тут же переспросил: – А разве блохи умеют прыгать?

Закончилось все изгнанием кошек из рая. Официант с веником наперевес быстренько восстановил порядок, и младший босс смог заказать кофе, не опасаясь подхватить какую-нибудь заразу.

– Не стану вас обнадеживать, Александра, – заявил он напоследок, – потому что решение я еще не принял. Завтра вы все узнаете.

На весь остаток дня и на всю ночь он оставлял ее болтаться, как жабу на веревочке. Наверняка Локотков думал, что это станет тяжелым испытанием, и в его обычной улыбочке мелькнуло что-то садистское. Откуда ему было знать, что Саша утром встретилась со своей прошлой любовью и все ее нервные клетки уже оказались заняты делом. Потрясение от встречи с Гороховым вышло слишком сильным. «Возьми себя в руки, балда ты эдакая, – уговаривала она себя, вернувшись на рабочее место и глядя на свои дрожащие пальцы. – Решается твоя судьба, а ты о чем думаешь? У Горохова уже давно все в жизни устроилось, у него маленький сын, Кира, которая учит испанский и поддерживает отличную физическую форму».

То, что встреча с Гороховым так ее ошеломит, Саша даже вообразить себе не могла. «Действительность превзошла все ее ожидания», – вспомнила она книжную фразу и горестно усмехнулась. Потом приказала себе: «Так. Соберись с мыслями сейчас же. Тебе дали поручение, выполни его “на отлично”».

Расставаясь с Сашей после обеда, младший босс всучил ей докладную записку трафик-менеджера. Докладная лежала в жесткой красной папке, на которую был наклеен стикер с восклицательным знаком. Вероятно, так секретарша Локоткова помечала самые важные документы. Преисполнившись решимости хотя бы на время забыть о Горохове, Саша открыла папку и пробежала текст наискосок. Не поверила своим глазам и прочитала еще раз, теперь уже внимательно. После чего схватила телефонную трубку и набрала номер из списка, который был закреплен на ее столе в специальной рамке.

– Макс Винтовкин, зайди ко мне, – потребовала она. Дух Локоткова все еще витал возле нее, а потому ее тон не предвещал ничего хорошего. – Быстро!

Через минуту появился Винтовкин. Он был крупным, вихрастым, с глазами навыкате и большими руками, которые, по идее, должны были бы принадлежать плотнику или землекопу, а уж никак не офисному работнику. Его буйный нрав так и рвался наружу, заставляя Винтовкина постоянно приплясывать на месте.

– Входи внутрь, – потребовала Саша и, когда тот выполнил распоряжение, протянула ему докладную. – Читай вслух.

Зыркнув на нее, Винтовкин поднес бумагу к носу и с выражением прочитал:

– «Докладная записка от трафик-менеджера Антиповой Тамары Васильевны. Требую предоставить мне внеочередной отпуск в связи с повреждением головы, которая была ушиблена Винтовкиным М.Г. путем стремительного распахивания им моей двери. Прошу считать распахивание производственной травмой».

Закончив чтение, Винтовкин вскинулся и возмущенно завопил:

– Александра Олеговна, это самый настоящий поклеп! Я подошел, постучал и просто открыл дверь. Откуда я мог знать, что она подтягивает чулки?!

Саша мгновенно представила себе эту картину: тщедушная Антипова, приподняв юбку и практически упершись макушкой в дверь, щиплет капрон, пытаясь натянуть чулок повыше, и тут дверь влетает внутрь и бьет ее по голове. Антипова пищит, словно придавленная мышь, потом, утерев платочком набежавшие слезы, грозит Винтовкину всеми карами земными и небесными и садится строчить докладную записку.

– Что она тебе сказала после того, как ты ворвался к ней в кабинет? – строго спросила Саша.

– Обозвала меня козлом и пихнула обеими руками, – обиженно ответил тот. – Чуть не повредила мне грудобрюшную диафрагму. Я целый час прямо дышать не мог. Еще неизвестно, у кого производственная травма.

В этот момент из-за перегородки раздался голос Сашиной коллеги Тани Ясеневой:

– Антипова хоть и маленькая, но сильная, как бульдозер. Она придумала эту чушь, чтобы на пару дней отвалить на дачу – пропалывать там грядки с топинамбуром.

Танина белокурая голова появилась из-за перегородки, сверкнули хитрые глаза.

– Это не важно, Таня, – ответила Саша стальным голосом. – Проблема есть, и ее нужно решить. Даю тебе, Винтовкин, один день. Или ты улаживаешь конфликт полюбовно, или получаешь строгий выговор.

– Общественный суд приговорит тебя к расстрелу за поврежденный мозг Антиповой, – весело подытожила Таня.

– Ясенева, убери голову, пока ее тоже кто-нибудь не травмировал, – прикрикнула Саша. – Соблюдай субординацию.

– Фу ты, ну ты, – проворчала Таня и исчезла.

Винтовкин достал из кармана платок и вытер вспотевший лоб.

– Александра Олеговна, да ведь Антипова меня сожрет с потрохами, стоит мне только появиться… Да мы с ней подеремся, вот и все.

– Я сказала «полюбовно», Винтовкин, – в Сашином голосе появились зловещие нотки.

Да уж, общение с младшим боссом точно не пошло ей на пользу. Она прямо на глазах становится монстром. Глядишь, ей скоро тоже дадут какое-нибудь прозвище.

В этот момент зазвонил мобильный телефон, она вскочила с места, схватила его обеими руками и с жадностью посмотрела на дисплей. Звонила мама. Саша облегченно выдохнула и нажала на кнопку. И тут же из трубки до нее донеслись бурные всхлипы. Она даже испугаться не успела, когда на нее обрушился горестный вопль:

– Сашка, какой ужас, он мне звонил!!!

– Кто?! – перепуганная Саша едва не села мимо стула. На ее памяти мать рыдала так только один раз: когда их бросил отец. – Мам, кто тебе звонил?!

Перед ее мысленным взором промелькнула целая череда кошмарных образов.

– Твой папочка! – Слово «папочка» было облито ядом и прострелено иронией.

– Мой… кто?

– Видимо, его певичка соскучилась по дому, вот и притащила его в Москву.

– Она – арфистка, а не певичка, – пробормотала потрясенная Саша.

– Какая разница? Она – змея, а уж чего там делают змеи, выходя на сцену, никого не волнует.

– Мам, что он тебе сказал?

– Он сказал, что хочет повидаться, – истерически захохотала та. – Вообрази! С тобой тоже, имей в виду.

– И что ты ему ответила? – Саше внезапно стало очень жарко, она включила вентилятор и поставила его на папку с докладной запиской от Антиповой. Никакого облегчения это не принесло, только челка взлетела надо лбом, и сережки закачались двумя сумасшедшими маятниками.

– Я не помню, что я ответила, – огрызнулась мама.

– Но ты согласилась с ним встретиться?

– А что мне еще оставалось делать? Вдруг он хочет забрать свои вещи.

– Ма, ну какие вещи?

– А машина, гараж, его библиотека?

– Он все это оставил нам, – напомнила Саша, лихорадочно размышляя, каково будет встретиться с отцом после долгой разлуки. После его побега из семьи она ни разу не выходила с ним на связь.

– Лично мне ничего от него не нужно, – зло бросила мама в телефонную трубку.

Развод для Сашиной матери стал потрясением, которое испортило ее характер. Ольга Сергеевна так самозабвенно жалела себя, что в конце концов научилась упиваться своим несчастьем, отравляя Саше жизнь. Не помогали ни задушевные беседы, ни серьезные разговоры – Ольга Сергеевна вошла в роль несправедливо обиженной и выходить из нее не желала ни за какие коврижки. Все разговоры начинались и заканчивались воспоминаниями о том, какой она была образцовой женой и как ни одна собака этого не оценила.

– Боже правый, почему все это случилось в один день? – простонала Саша, имея в виду утреннее столкновение с Гороховым.

– А что еще случилось? – удивилась мама, на секунду отвлекшись от своих переживаний.

Саша мгновенно стушевалась. Рассказывать матери о Стасе у нее не было никакого желания. Она вообще не хотела никому ничего говорить. Может, он и не позвонит, и они больше не увидятся. Такой вариант развития событий следовало принимать в расчет.

– Ну… У меня тут на работе всякие сложности, – промямлила она. – Ма, не понимаю, почему ты так распсиховалась? Ты ведь уверяла меня, что все давно перегорело, что ты наконец вздохнула свободно… И теперь совершенно спокойна.

– Это когда он шатался по венским операм со своей музыкантшей, я была совершенно спокойна. А как только представила, что придется столкнуться с ним нос к носу… Можно подумать, ты не понимаешь.

Саша понимала. И даже слишком хорошо понимала. Впрочем, когда отец ушел из семьи, а точнее, бежал второпях, его отношения с мамой были опасно шаткими. Два года назад Саше казалось, что родители уже на пороге развода, и арфистка отцу просто удачно подвернулась. Она полагала, что роман отца недолговечен… И вот поди ж ты. Он все еще с этой своей Линой и не собирается с ней расставаться.

– Мам, дождись меня, мы с тобой вечером тихонечко сядем и все обсудим, – сказала Саша тоном новорожденного руководителя – уверенным и бодрым.

Если мама почувствует, в каком она смятении, выйдет только хуже. Из них двоих кто-то должен взять на себя роль взрослого. Иначе они обе раскиснут и, обнявшись, весь вечер будут рыдать, как брошенные сиротки.

– Хорошо, хорошо, я знаю: ты на работе, – зачастила мама. – Прости, пожалуйста. Я просто под впечатлением. Сижу себе, вяжу шарфик, и тут вдруг звонок. Поднимаю трубку и слышу…

Она задохнулась и даже забулькала, как будто ее только что накрыло волной.

– А кому это ты вяжешь шарф перед наступлением лета? – оторопела Саша.

– Коммерческому директору, – мрачно ответила мама, все еще во власти злых демонов, одним из которых она считала бывшего мужа. – Как раз к осени закончу.

– Коммерческому директору? – не поверила Саша. Ее мать работала в администрации гигантского современного торгового центра, коммерческий директор которого, по мнению Саши, должен был носить исключительно кашемировые кашне от-кутюр. – А ты не думала подарить ему ежедневник или энциклопедический словарь? – осторожно спросила она.

И тут же представила себе их собственного коммерческого директора – грубого и циничного. Если бы ей вздумалось подарить ему на день рождения мохеровый шарф, связанный своими руками, тот наверняка посчитал бы, что его сотрудница нанюхалась канцелярского клея.

– Ах, Сашка, ну что ему не сиделось за границей?! – с надрывом спросила мама, пропустив ее вопрос мимо ушей. – У меня было так спокойно на душе, когда я знала, что между нами – целая Европа.

– А еще таможня и паспортный контроль, – пробурчала Саша. – Ладно, мам, не изводи себя раньше времени. Может, он еще и не приедет – концерт отменят или его арфистке захочется позагорать на пляжах Новой Зеландии, или еще что-нибудь.

– Я печенкой чую, что он скоро появится, – стояла на своем мама.

– Выпей горячей воды с яблочным уксусом, это спасет тебя от проблем с печенкой, – нравоучительным тоном заметила Саша. – И вообще, прекрати паниковать.

В ухе раздался противный писк. Кто-то пытался дозвониться и упорно висел на линии.

– Ладно, мамуль, пока. Дома поговорим, я сегодня не задержусь, – быстро закруглила разговор Саша и дала отбой.

Дозванивалась до нее, разумеется, Кристинка. У лучших подруг со временем развивается шестое чувство, которое позволяет точно определять время, когда требуется срочное вмешательство.

– Привет, это я, – возвестила Кристинка. – Отпросилась сегодня пораньше, надо заняться домом, а то у меня пыль по плинтусам растет, как мох на болоте. А ты еще в офисе?

– Ну да, – оловянным голосом ответила Саша.

– У тебя все в порядке? – озабоченным тоном спросила подруга.

На долю секунды Саша замешкалась. Но тут же сбросила с себя оцепенение и быстро ответила:

– Да, все хорошо.

Кажется, впервые в жизни ей стало совершенно ясно, что на свете есть вещи, которые не стоит сразу выбалтывать. Если она сейчас распустит язык, встреча со Стасом превратится из очень личного переживания в бытовое происшествие. Кристинка обязательно примется потрошить ее, как пойманную на уху сардину, и горькое очарование момента окажется разрушено. А Саша вынуждена была признаться себе, что, несмотря на смятение и обиду, она ощущала после встречи с Гороховым еще и дикий, первобытный восторг. Было больно и сладко одновременно, словно ей снова пятнадцать лет и она ждет первого в своей жизни свидания. Кристинке она все расскажет потом, позже, когда успокоится.

За перегородкой Таня Ясенева зашуршала фольгой, и сразу же запахло сдобой и яблоками с корицей. Точь-в-точь как в детстве.

– Эй, алло! Ты меня совсем не слушаешь? – недовольным тоном спросила Кристинка, которая все это время, оказывается, что-то там тарахтела в трубку.

– Прости, – Саша потрясла головой, – сейчас не самый удобный момент…

– Ладно-ладно, – заговорщическим тоном прервала ее подруга. – Скажи только одну вещь: как там у тебя с новым назначением?

– Все будет известно завтра, но шансы неплохие, – сдержанно ответила Саша.

– Смотри, не пожалеть бы потом, – ворчливо заметила подруга. – Женщина, достигшая вершины успеха, часто обнаруживает, что все самое лучшее осталось внизу.

– Господи, – взорвалась Саша. – Ты как моралист из какой-нибудь древней пьесы. Подойдет к краю сцены и выдаст что-нибудь эдакое, судьбоносное.

– Я не моралист, а тонкий наблюдатель. Изучаю жизнь во всех ее проявлениях. Я уже вывела несколько законов, которые умные люди не должны игнорировать.

– До сих пор мне казалось, что все твои законы касаются взаимоотношений с мужиками, – хмыкнула Саша. – Ладно, я позвоню тебе вечером.

Она тут же представила себе несчастную взбаламученную маму и быстро добавила:

– Нет, лучше я позвоню тебе завтра. Намечаются кое-какие события.

После этих слов Кристинка вцепилась в нее, как клещ в собаку, и не отстала, пока Саша не призналась, что приезжает отец.

– А тебе он не звонил? – поинтересовалась подруга мрачно.

– Я сменила номер мобильника, – напомнила Саша. – А через Интернет я с ним не общаюсь.

– Ну и зря. Он же не с тобой разводился, а с твоей матерью. Ты-то тут при чем?

– В этом ты права, но мама сказала, что будет считать меня предательницей, если я помирюсь с отцом. Она сразу стала внушать мне, что он бросил нас обеих, и точка. Ладно, потом все тебе расскажу в подробностях. Не по телефону и не с работы. У нас тут, знаешь ли, не посекретничаешь.

Она распрощалась с подругой и прислушалась к шуршанию за перегородкой. Судя по запахам, Ясенева решила заесть сладкое копченой колбасой. Умеют же люди себя порадовать. «А в моей жизни в последнее время так мало радости, – неожиданно подумала Саша. – Все, что угодно, только не радость».

Она вспомнила о Горохове, о его ребенке, о возможном свидании, которое она вытребовала у Стаса, и в смятении зажмурилась.

* * *

У Горохова был такой вид, будто его огрели по голове клюшкой. Чувствовал он себя примерно так же. Вцепившись в ручку коляски, он наблюдал за тем, как Саша улепетывает от него по бульвару, сверкая подошвами умопомрачительных туфель. То, что она до сих пор не грохнулась со своих высоченных каблуков, наверняка было божьим промыслом.

– Черт! – с чувством выругался Стас. – Черт, черт, черт! – Бросил взгляд на таращившего глазенки Виталика и сердито добавил: – А ты не подслушивай. И не вздумай нажаловаться, что я при тебе ругался.

Номер телефона, который Саша продиктовала, еще ничего не значил. Она добежит до своего офиса и передумает встречаться. Или нет? Стас понятия не имел, что за мысли варились в ее умной голове. Она наверняка изменилась за эти годы. Наверняка. Но при этом казалась такой… родной!

Стас был потрясен собственной реакцией на явление Саши Зиминой во плоти. Два года ее образ преследовал его. Даже когда он целовал жену, Саша обреталась где-то в подсознании. Очень близко. Слишком близко, чтобы это не насторожило Киру. Она чувствовала что-то неладное и постоянно задавала Стасу один и тот же сакраментальный вопрос: «Ты меня любишь?» Она спрашивала это и утром за завтраком, и вечером, когда встречала его после работы, когда нежно целовала в щечку возле машины и когда с жуткой целеустремленностью нападала на него ночью в постели… И вообще при каждом удобном случае. Ему изо всех сил приходилось подавлять раздражение, и он увиливал от ответа, выдавая что-нибудь вроде «Ты лучшая жена на свете» или «Мне с тобой невероятно повезло».

Иногда ему казалось, что «лучшая жена на свете» готова придушить его собственными руками. Безлунными ночами это ощущение бывало столь ярким, что Стас перекатывался на свою сторону кровати, ближе к краю, и долго лежал, прислушиваясь к Кириному дыханию, в котором ему чудился привкус гнева.