В подъезд Федор проник вместе с двумя старушками, тащившими из магазина сетку картошки. Вызвавшись помочь, он проводил их до квартиры на втором этаже и мысленно вычеркнул эту квартиру из списка. Решив положиться на удачу, спустился вниз и приступил к операции.

В первую дверь пришлось стучать, потому что звонка просто не оказалось в наличии. На стук долго не открывали, потом замок все-таки щелкнул, и на пороге возник мужик в трусах и майке со свекольным лицом и бычьим взглядом.

– Заказывали? – спросил Федор протокольным голосом и поднял клетку повыше.

Мужик некоторое время тупо смотрел на хомяка, потом неожиданно улыбнулся редкозубым ртом.

– Гы, – сказал он радостно, – канарейка!

И крикнул в гулкую пустоту квартиры:

– Колька, нам закуску принесли!

Сообщив, что он ошибся дверью, Федор позвонил в следующую квартиру. Вышла мать семейства, на которой висело штук пять ребятишек. Клетка привела их всех в дичайший восторг, так что Федору с хомяком пришлось спасаться бегством. Третья, четвертая и пятая квартиры его откровенно разочаровали. Дверь шестой открыла женщина бальзаковского возраста в неглиже. Она сразу дала понять, что хомяк может заинтересовать ее только вместе с Федором. Пришлось еще раз соврать про ошибку и улизнуть подобру-поздорову.

Наконец, Федор оказался у той самой квартиры, в которой вчера заметил танцующую свечу. Собравшись с духом, он позвонил. Словно предчувствуя недоброе, хомяк издал короткий писк и быстро забегал по клетке. Послышались шаркающие шаги, и Федор вообразил, что сейчас на пороге появится старуха-гадалка со свечой в руке.

Щелкнул замок, и перед Федором возник тощий тип с залысинами и кривой улыбкой. Некогда перебитый костистый нос тоже казался кривоватым. Тип был в красном шелковом халате и черных носках. Глаза у него странно блестели. Из квартиры несло благовониями, как из магазинчика этнических товаров. Некоторое время мужчины молча таращились друг на друга.

– М-м-м, – наконец подал голос хозяин квартиры. – Человечьим духом пахнет. – Блеск в его глазах усилился.

«Он полоумный, – догадался Федор. – Что делать? Может, треснуть его хомяком по голове, ворваться в квартиру и посмотреть, там ли девушки? Живы ли они? Впрочем, нет. Вдруг он там не один такой? Навалятся на меня, и пиши пропало. Говорят, сумасшедшие отличаются недюжинной силой. Даже хилые».

– Я принес хомяка, – сообщил Федор. Поднял клетку и показал грызуна.

Странный тип бросил взгляд на зверушку, потом перевел его на гостя.

– Но вы не девушка, – сказал он с некоторым сомнением в голосе.

– Не девушка, но хомяк при мне. Вам же нужен еще один хомяк?

Федор сказал «еще один», тем самым давая понять, что знает о предыдущих четырех. То есть забросил удочку и стал смотреть, заглотит ли рыба наживку. Рыба долго думать не стала.

– Был нужен, да уже взяли, – тип попытался закрыть дверь.

Однако Федор ловко подставил ногу, рискуя испортить любимые мокасины, и схватился за дверь свободной рукой.

– А может, и я на что сгожусь? – спросил он, кряхтя.

Тип тотчас перестал напирать и, задрав брови, окинул Федора неожиданно заинтересованным взглядом.

– Может, и сгодишься, – ответил он и быстро отступил в коридор. После чего поманил Федора пальцем. – Заходи, сейчас мы тебя протестируем.

Однако Федор, не будь дураком, в опасную квартиру не пошел.

– Где они? – спросил он так грозно, будто обладал правом и силой, чтобы задавать подобные вопросы.

Хомяк в клетке издал воинственный писк.

– Где, где? Сидят, морковку жрут, – ответил тип, гнусно ухмыльнувшись.

– Я имею в виду девушек.

– Я про них и говорю. Фигуры берегут. Фигура для актрисы – это ее хлеб. Поэтому настоящего хлеба они годами не видят.

– Актрисы? – озадачился Федор. – А вы кто такой?

– Я Тарасов. Режиссер. К вашим услугам, – хозяин квартиры поклонился, шаркнул ножкой в носке и сделал широкий приглашающий жест рукой. – Может быть, все-таки войдете? Кто вас прислал? Это прикол такой, мужика с хомяком мне подсиропить, или вам работа до зарезу нужна? Без денег сидите, а? Могли бы войти в образ, парик надеть, чулочки…

Федор почему-то сразу поверил в то, что Тарасов не врет. И эта сумасшедшинка в его глазах не оттого, что у него в голове что-то перемкнуло, а исключительно из-за творческого вдохновения. Полоумный режиссер, а не полоумный маньяк. Это кардинально меняло дело. Впрочем, еще неизвестно, что он здесь снимает. Не иначе порнуху какую-нибудь.

– Эй, девицы-красавицы! – неожиданно гаркнул Тарасов, – покажитесь добрым молодцам.

Послышалось хихиканье, и через минуту позади режиссера нарисовались четыре нимфы. Одна обняла Тарасова сзади за шею, другая взяла его под локоток и приникла к плечу. Третья и четвертая – обе блондинки – улыбались рекламными улыбками, вероятно на всякий случай.

– Здрасьте! – нестройным хором сказали они. – Ой, хомячок! Какой заинька! Как его зовут?

Смотрели между тем нимфы вовсе не на зверушку, а на самого Федора, причем весьма заинтересованно.

– Не знаю, как зовут, но нервы у него ни к черту, – ответил тот, несколько растерявшись от такого внимания к своей персоне.

– Вот! – поучительно сказал Тарасов. – Даже у хомяков нервы ни к черту. Стресс добрался и до братьев наших меньших. Хомяки теперь как люди. Ну что, девчонки, посмотрим, каков этот парень в деле? Кстати, как вас зовут? Мне кажется, я вас где-то видел.

– Федор Буколев. Вряд ли вы меня где-нибудь видели. Если только в книжном магазине.

– А кто снял «Книжный магазин»? – мгновенно спросил Тарасов. – Впрочем, это все ерунда, пойдемте на нашу импровизированную съемочную площадку. Не обращайте внимания на мой халат – я только что принимал ароматную ванну. Общество вынудило меня… Обычно я не моюсь во время съемок, чтобы не смыть удачу, но девчонки объявили бойкот. Надел новые носки, видите ли…

В квартире кроме Тарасова и девушек оказался еще и человек с камерой – невысокий, кряжистый, с копной кудрявых черных волос, весь обросший щетиной. От него несло какой-то тяжелой восточной дрянью, казалось, этот запах пропитал его насквозь. Глаза у него были умными и усталыми.

– Дмитрий Крутиков, оператор, – представился он и пожал Федору руку.

Тот удержался от искушения сразу же после этого понюхать свою ладонь – он готов был биться об заклад, что теперь тоже пахнет сандалом.

– Вы что же, кино снимаете прямо здесь, в своем собственном жилище?

– Это не то кино, о котором вы подумали, – ответил Крутиков. – Не полнометражное. И даже не сериал. Это особый кинопроект. Киноинсталляция, можно сказать.

– Артхаус? – проявил осведомленность Федор. – В общем-то я не удивлен. Прочитал недавно в Интернете, что открылся кинофестиваль картин, снятых мобильниками. Кстати, а где хомячки? – спросил он, повертев головой.

– Вон они, – ответил Тарасов, – все клетки вдоль стены. Хотя, по-хорошему, лучше бы их на кухню перебазировать. Девчонкам нравится кормить маленьких тварей зеленым горошком и салатными листьями. Ну-с, господин Федор Буколев, давайте на вас поглядим. Дима, сними его с обнаженным торсом. У меня появилась идея – сделать «Год хомяка» немного более фривольным. Ну? Что скажете, друзья мои?

Девушкам идея явно понравилась, поскольку им понравился Федор. Они хотели взглянуть на его голый торс.

– Может быть, сначала вы представите меня дамам? – спросил Федор с улыбкой. – Кстати, а вы тут в мае месяце не снимали никаких фильмов? Где требовались бы мужчины в костюмах с большими пакетами в руках?

Тарасов посмотрел на него изумленно, но ответить ничего не успел, потому что начали звонить в дверь. И звонили так настойчиво и длинно, что не отреагировать было просто невозможно.

– Кто там? – крикнул Тарасов, одной ногой ступив в коридор, а другую оставив в комнате.

Из-за двери глухо ответили:

– Открывайте, полиция!

Когда звонки прекратились, в дверь громко забарабанили.

– Что здесь забыла полиция? – поинтересовался Федор. Ему стало не по себе. Да и девушкам тоже. – Это очередной кастинг? Для фильма «Полицейский из Бирюлево-2»?

– Сложно сказать, – неопределенно молвил Тарасов, на лице которого появилась философская задумчивость. – Вообще-то я криминальные драмы и боевики не снимаю. Думаю, все-таки это настоящие полицейские, они ко мне частенько заглядывают.

– Частенько? – изумился Федор. – И в честь чего же?

– По самым разным поводам.

В дверь снова забарабанили.

– Вы обращали внимание, с каким пренебрежением блюстители закона относятся к частной собственности? – голосом адвоката на бракоразводном процессе возопил Тарасов. – Так лупят по двери, словно тут засел отряд «зеленых беретов».

Девушки, сбившись в стайку, испуганно наблюдали за происходящим.

– Открыли бы вы. А то ведь дверь выломают, – Федор с неудовольствием смотрел на режиссера. – Хомяков до инфаркта доведут. Они зверьки нежные, впечатлительные.

– Не стоит полицейских баловать, – небрежно махнул рукавом халата режиссер. – Необходима пауза, по Станиславскому. А то к хорошему быстро привыкают. В конце концов, я их не звал, и без того дел полно.

– Тарасов, откройте, надо поговорить, – снова раздалось из-за двери.

– Да они ведь не отстанут, – констатировал оператор. – Андрюх, ты уверен, что это полицейские?

– Не уверен. Могут быть варианты. Однажды квартиру штурмовали представители сексуальных меньшинств, возмущенные моей короткометражкой «Нелепость». Как-то националисты ломились – им не понравилось мое выступление в защиту однополых браков. И был еще смешной случай, когда дверь пытались взорвать.

– Хорошо, что ты выжил, наш гений! – пропела одна из девушек, самая высокая из всех. Тарасов был ниже ее на целую голову.

– Заряд оказался слабый, обошлось, – продолжал повествовать гений. – Потом узнал, что постарались женщины, не согласные с тем, как я освещаю тему матерей-одиночек.

– А как вы ее освещаете? – против воли заинтересовался Федор. – Если дело дошло до взрывов…

– Я считаю, их надо насильно выдавать замуж. Создать специальный государственный фонд.

– Денежный?

– Нет, отцовский. Согнать мужиков, которым надо в армию идти или которым сроки небольшие дали по ерундовым статьям. И предоставить выбор – армия, зона или женитьба. Ну, вроде альтернативной службы.

– А женщины-то как? – захохотал оператор, старательно не обращавший внимания на стук в дверь.

– Никак. Кто их спрашивать будет? Нужен законодательный акт, и никуда они не денутся.

– Ясно, почему вас хотели взорвать, – понимающе кивнул Федор.

Тут во входную дверь особенно сильно стукнули, и громкий голос заявил:

– Откройте, Тарасов, иначе будем вызывать повестками!

– Все-таки полиция, – удовлетворенно хмыкнул режиссер, почесав кончик своего кривого носа. – Как они некстати. Сейчас увидят меня в халате, девушек целую кучу, начнут версии строить.

– Можно подумать, никто не знает, что вы режиссер, – пожал плечами Федор.

– Да им плевать, кто я. Пытались уже мне притоносодержание пришить – не вышло. Участковый наш все старается. Да и соседи ему на меня постоянно жалуются. Чуть что в микрорайоне случится – он первым делом оперативников ко мне тащит. Не любит человек искусство, что поделаешь.

– Тарасов! – снова раздалось из-за двери.

– Сейчас, только смокинг накину! – закричал режиссер, срываясь на фальцет.

Подтянув носки и завернув рукава халата, он подскочил к двери, щелкнул замком и быстро отступил назад. В коридор тут же ввалились трое – один, средних лет, в штатском и двое молодых ребят с погонами сержантов. Они молча протопали мимо Тарасова и Буколева, обошли всю квартиру, не забыв заглянуть в туалет и ванную.

– Вдруг, как в сказке, скрипнула дверь. Все мне ясно стало теперь! – немного фальшивя, пропел режиссер и попытался отбить чечетку, громко стуча пятками по ламинату.

Старший сердито посмотрел на него и сунул нос на балкон.

– Я квартиру не продаю, – крикнул ему в спину Тарасов, но ответа не получил.

Наконец вся троица вернулась в комнату. Вспугнутые барышни одна за другой упорхнули на кухню. Вслед за ними туда же нырнул и оператор. Слегка обалдевший Федор остался стоять где стоял – возле камеры на штативе.

– Кто эти девушки? – мрачно поинтересовался человек в штатском. Лет сорока, крепкий, с военной стрижкой и слегка пренебрежительной миной на лице. – У них есть паспорта?

– А у вас есть документики? – мгновенно отреагировал Тарасов. – Понятия не имею, кто вы такой.

– Следователь Зимин, – мужчина показал свое удостоверение.

– А где ордер на обыск? – Если Тарасов и злился, это было совершенно незаметно.

Федор поражался той вольности, с которой режиссер вел себя с представителями правоохранительных органов. Впрочем, если они действительно надоели ему как горькая редька…

– Мы пришли поговорить, а не делать обыск, – сердито ответил Зимин. – Хотя и следовало – не квартира, а какой-то…

– Дальше можете не продолжать! – театрально вскинул правую руку Тарасов. Левую он возложил на то место, где под халатом предполагалось сердце. – Спросите у ваших коллег, они вам расскажут, как я с триумфом отмел все попытки доказать, что я содержатель притона. Заодно было установлено, что тут не курильня опиума и не публичный дом.

– Ну и что же здесь такое? – угрюмо поинтересовался Зимин.

– Здесь творческая, блин, мастерская! – повысил голос Тарасов. – Мы тут творим, понимаете? И только я начал настраиваться на съемку, как вы явились и давай стучать! Как мне теперь себя успокоить?

После этой тирады Тарасов неожиданно для всех раскинул руки и стал плавно крутиться на месте. Полы его халата развевались, и, несмотря на смешные носки, режиссер удивительно походил на дервиша, исполняющего древний мистический танец.

– Да погодите вы! – нервно воскликнул Зимин. – Прекратите вертеться. Нам действительно надо с вами поговорить. Посоветоваться, в конце концов.

– А вот это другое дело, – воскликнул запыхавшийся Тарасов, которому танец дался с некоторым трудом. – Поговорить не проблема. Я всегда готов помочь властям, если это не противоречит моему кодексу чести и действующему законодательству.

Зимин насупился, но промолчал.

– Рассаживайтесь, дорогие гости. Можете садиться сюда и сюда, – предложил между тем хозяин квартиры, широко махнув рукавом. – Девушек звать не станем. Они существа тонко организованные. Когда вы на дверь бросались, у них у всех началась мигрень.

– А откуда у вас столько хомяков? – спросил Зимин, заранее наливаясь гневом. Вероятно, он предчувствовал, что ответ будет не таким простым и ясным, как ему хотелось бы. – Пять штук хомяков, зачем они нужны в таком количестве?

– Они размножаются с ужасающей быстротой, – ответил Тарасов.

– Да, и прежде чем мы приступим, объясните, кто все эти люди? – продолжал наседать Зимин.

– Охотно, – кивнул Тарасов, упал на диван и развалился на нем. – Дмитрий Крутиков, оператор, работает на всех моих картинах. Девушки – Елена Снегова, Ольга Иващенко, Ирина Губина, Лана Казарян. Дипломированные артистки, у нас сегодня кастинг. Кастинг, если вы не знаете, – это…

– Знаю, что такое кастинг, – холодно оборвал режиссера следователь. – Дальше.

– Теперь хомячки. Как зовут, ей-богу, не спрашивал…

Зимин сделал вид, что не расслышал последней фразы, и кивнул на молчаливо стоящего Федора:

– А вы, гражданин?

– Федор Буколев, – представился Федор с некоторой поспешностью. – Антиквар и букинист. Паспорт нужен? Или могу визитку дать.

– Нет необходимости. Вы зачем здесь?

– Хомяка принес, – не стал сочинять Федор. – Вон того, с черной полоской на спине. Джунгарская порода. Руками его лучше не трогать, людей он как-то не очень… Он был нужен для съемок.

– А что снимаем? – Зимин с откровенным сомнением взглянул на Тарасова, не ожидая от него ничего хорошего.

– «Пять хомяков и одна девушка», – быстро ответил тот.

– Так девушек четыре, – встрял в разговор один из сержантов.

– К завершению кастинга останется одна, – бодро отрапортовал Тарасов.

– Шустро вы, однако, с девушками разбираетесь, – как-то нехорошо усмехнулся Зимин. – Кстати, мы как раз пришли поговорить о девушках.

– Об этих? – небрежно кивнул в сторону кухни Тарасов. – Чего о них говорить? Честно вам скажу, сам еще не решил, кого оставлю.

– Не об этих, – раздраженно сказал следователь. – О других девушках, тоже артистках. И вы, Тарасов, знаете о каких! Так что нечего тут… Попросите всех погулять где-нибудь, пока мы беседуем.

– Нет, – твердо ответил Тарасов. – Мои сотрудники и так занимаются делами, но вы им мешаете. Можем пойти на балкон и покурить там. Вы курите, Зимин? Я так и думал. У вас черная аура, как у Саурона.

Судя по взгляду, который Зимин бросил на режиссера, он не знал и не желал знать, кто такой Саурон. Отправив сержантов на улицу, следователь достал пачку сигарет и шагнул на балкон. С молчаливого согласия хозяина квартиры Федор не покинул комнату. Вероятно, его все еще собирались снимать на камеру и поэтому не прогоняли. Дверь на балкон осталась слегка приоткрытой, и слышно было абсолютно все.

– Так о чем пойдет речь? – закурив длинную коричневую сигарету, поинтересовался Тарасов. – Что-то секретное?

– Никаких секретов, просто не хотел, чтобы нам мешали. Речь пойдет об убийстве Светланы Лесниковой.

Федор весь обратился в слух. Убийство! Кажется, он не зря купил хомяка и затеял разведоперацию.

– Господи, за что мне это? – тем временем возвел очи горе режиссер. – Когда бедную Светку убили, оперативники первым делом прибежали сюда. Я все как на духу им выложил. Это ведь наверняка есть в ваших протоколах! В мае, так же, как и сейчас, был кастинг. Только на другую картину. Я попросил девушек приходить сюда в мужских костюмах, чтобы сразу, с первого взгляда, понять, кто удачнее всего сумел перевоплотиться.

Напряженно слушавший Федор впитывал каждое слово. Так значит, мужчины в костюмах, за которыми наблюдал Виктор, были на самом деле девушками! И в больших сумках и пакетах у них наверняка лежала обычная одежда. Из квартиры режиссера они как пить дать выходили уже в своем женском обличье. Поэтому-то Виктор и решил, что мужчины исчезали. По крайней мере, одна загадка разрешилась.

– Я выбрал Светлану Лесникову и Ларису Евсееву. Как назло, они друг с другом не очень-то ладили. Но я велел им держать эмоции при себе. А через несколько дней Светлану нашли убитой в соседнем доме…

В голове Федора, который стоял, боясь шевельнуться, пронеслась мысль: «Интуиция меня не подвела насчет этой квартиры. Я попал в самую точку, пришел куда надо». Вот, значит, кем была девушка, погибшая в подъезде Виктора, – актрисой!

– Ларису Евсееву тоже убили после вашего кастинга, – бросил Зимин. – К тому же она играла в вашем спектакле.

Федор вздрогнул: еще одно убийство!

– Две жертвы, и обе с вами связаны. – Следователь курил крепкие сигареты, дым от которых упорно пробирался в комнату.

– Ларису убили на другом конце города, через неделю. Слушайте, я тут совершенно ни при чем. Это дурацкое совпадение. У меня, в конце концов, алиби.

– Все так, Тарасов, к вам претензий нет. Но мне только что передали это дело, и я хотел поговорить лично. Вдруг вы вспомнили что-то, детали какие-то…

– Одну деталь вспомнил, – неожиданно признался Тарасов. – Во время кастинга сюда пытался проникнуть некий молодой человек. Света выходила и разговаривала с ним на лестнице. Она сказала, что это ее приятель. Ревнивый, как черт знает что.