10 АПРЕЛЯ

11.00 Севастополь, Казачинский гарнизон. Виктор Никитин

Виктор ненавидел похороны. На дух их не переносил. Если бы можно было – на свои бы не явился. Вся эта тяжелая атмосфера, люди в черном, бабы в платках, завывания, траурный марш и запах чадящих восковых свечек…

Было ужасно тяжело смотреть на старающуюся не плакать Зинаиду Максимовну, когда батюшка отпевал почившего от сердечного приступа полковника милиции Смирнова. Его младшая дочь, Оксанка, и вовсе стояла словно статуя, практически не шевелясь… а вот сына не было – ему так никто и не сообщил. Сначала не подумали, а потом и не до того было – закрутились как-то, забегались.

Так и похоронили Сергея Сергеевича по-тихому, сделав прощальный залп над могилой из табельного оружия. Постояли потом немного, выпив по пятьдесят грамм и помянув хорошего в принципе мужика, да и разошлись кто куда.

Виктор одним махом опустошил свой стакан, понимая, что с алкоголем на сегодня нужно завязывать. И так вчера сорвался на нервах и наклюкался по самое «не хочу». Еще бы, почему ж тут не сорваться? Сначала на территории гарнизона, на каменном пляже под навесными глиняными утесами был обнаружен обезображенное тело одного из пропавших детишек. Зрелище это было настолько отвратительным, что даже видавшие виды милиционеры не могли спокойно смотреть на тело. А вечером того же дня не выдержало сердце у их начальника – полковника Смирнова. И Виктору пришлось упокаивать то существо, что пыталось вернуться в теле начальника. К тому же на все это наслоились постоянные кошмары с участием покойной жены, которая то и дело приходила к Виктору во снах, бередя и так еще не успевшую затянуться рану.

И если бы это было все… Ко всему прочему добавилась неопределенность. Да-да, та самая, когда не знаешь, что день насущный нам уготовит, потому как Смирнов был свой, был привычен и все его дальнейшие поступки могли быть хоть как-то просчитаны наперед. По крайней мере людьми, которым повезло с ним служить. А теперь? Вот кто теперь возглавит их группу, кто будет отстаивать интересы перед гарнизонным начальством? Не понятно… Если судить по старшинству званий, то следующий это либо Киреев, как заместитель начальника РОВД по охране общественного порядка в звании подполковника, либо подполковник Федюнин – зампотыл. Но последний тактично намекнул, что уходит из группы, вплоть до переезда в отдельный дом.

Андрей Захарович, конечно, немного мялся, когда пытался объяснить свой уход теснотой в доме, но все и так все поняли без слов. Впрочем, никто никого насильно держать не стал. У Федюнина неплохая должность при штабе и ему было абсолютно все равно, к какому ведомству относиться. Да и в последние дни он практически не участвовал в жизни группы, поэтому его желание уйти не нанесло бы никакого существенного вреда.

Киреев же особым энтузиазмом не горел, да и не было еще времени толком обсудить сей вопрос.

Никитин постоял еще немного над свежей могилой, да и вернулся в гарнизон. Только пошел не домой, как другие, а на новое рабочее место – выделили правоохранительным органам несколько кабинетов при штабе. Вот туда то и отправился Виктор – еще картотеку новую следовало бы создать, старая-то тю-тю… И как теперь искать этого душегуба, что ребенка погубил? Раньше как… напрягли бы информаторов, узнали бы у них кто что слышал, подняли бы старые дела, похожие по своей сути, прошерстили бы милицейскую базу данных, и может быть нашли бы зацепку. А теперь как работать? Ничего из вышеперечисленного не было и в помине. Опрашивать население гарнизона? Так так можно до скончания века возиться… А начальство при погонах результатов ждет, чтобы перед общественностью, так сказать, отчитаться. Казалось бы – зачем? Ан нет… Положено. Кому? Для чего? Не понятно. Кому, кроме оставшихся родителей или родственников тех детей интересно, нашли ли убийцу или нет? Да всем начхать с высокой колокольни! Моя хата с краю… извечная позиция, которая ни к чему хорошему никогда не приводила.

Мимо по не заасфальтированной, но хорошо накатанной дороге, изрядно пыля, промчалось несколько переделанных автомобилей, которые в новой ипостаси и близко не напоминали те оригинальные модели, из которых были созданы. В машинах, как успел Виктор рассмотреть, находилось по три-четыре человека. «Ага, все же кто-то решил воспользоваться предоставленной возможностью», – подумал капитан Никитин и свернул к кипарисовой аллее, ведущей к КПП.

Из-за вчерашних событий, когда группа матросов и офицеров фактически захватила ракетный катер и пожелала убраться восвояси, прихватив с собой вышеозначенный катер, командованием было принято решение отпустить на все четыре стороны всех военнослужащих и гражданских, ежели они того пожелают. Военнослужащих полагалось снабдить автотранспортом из расчета одна машина на троих человек и оружием с боеприпасами. А там уже как сами справятся… Потому как расстреливать собственные корабли, устраивая морские бои, было сущей глупостью.

И, как оказалось, желающие уехать нашлись. В основном, солдаты-срочники, у которых были родные и близкие на просторах Родины, вот к ним-то они и намеревались возвратиться, если, конечно, осталось к кому. Ну а офицеры и контрактники в большинстве своем остались здесь. А куда им ехать? Их семьи здесь, жилье есть, опять-таки относительно безопасно… Зачем судьбу гневить и удачу испытывать?

Нужно будет еще к девчонкам-паспортисткам забежать. Уж у них-то если не полная, то частичная база по жителям гарнизона должна быть – Виктор сам не далее как вчера слышал, что выловленных после шторма и последующего после него кораблекрушения морячков-азиатов к паспортисткам направляли – что бы те свои данные продиктовали и получили временные удостоверения личности, пока не пропечатают постоянные. Да и самому Виктору не мешало бы удостоверение сделать: сразу после прибытия в гарнизон не было времени – обустраивались, гоняли по городу в поисках добра всяческого, а потом ему не до того было… Когда ты находишься в «дурке», то не до бюрократических проволочек и формальностей.

В двери негромко постучались.

– Войдите! – крикнул в ответ Никитин, удивившись, кого это там принесло.

Дверь медленно открылась и в проем заглянула худенькая женщина, поздоровавшись и спросив разрешение войти.

– Заходите, заходите… – Виктор оторвал взгляд от монитора и выжидающе взглянул на мнущуюся у прохода женщину. – Вы по какому вопросу?

– Я… – женщина нервно теребила зажатый в руках платок. – Я – мама Паши. Паши Самойлова…

Виктор невольно вздохнул, прекрасно понимая, в какую сторону пойдет дальнейший разговор. Потому что десятилетний Паша Самойлов тем ребенком, найденным вчера на каменном пляже, отпетом местным священником и похороненном сегодня по всем традициям христианства.

Как же часто ему приходилось общаться с родственниками потерпевших во время своей службы в милиции, и вот опять… заплаканные опухшие красные глаза, дрожащий нервный голос, заломанные руки и мольба в глазах. Как же ему не хотелось сейчас общаться с этой женщиной… Он прекрасно понимал, какие вопросы она будет задавать. Знал это на все сто процентов – тут даже к гадалке не ходи. Знал все вопросы, но не знал, что на них отвечать. Да и что тут ответишь? Что шансы найти душегуба чуть выше, чем ничего? Вряд ли такой ответ удовлетворит убитую горем мать.

– Присаживайтесь, – Виктор указал на свободный стул, на самый краешек которого женщина и присела, излишне ровно держа спину, положив руки на стол. – Вы что-то хотели узнать?

– Да… – кивнула женщина, глядя на свои ладони немигающим взглядом. – Мне бы узнать, как идет дело…

– Дело… – Виктор едва удержался, чтобы не издать стон. Как-как? Никак! Еще и суток не прошло, а уже начинается… Но озвучивать пришлось иное. – Мы ищем, пэпээсники опрашивают людей. Как только нас будет что-то известно, мы вам обязательно сообщим.

– Спасибо, – сухо ответила женщина. – Павлик ведь единственный, кто у меня остался… оставался. А теперь и его нет…

Женщина издала непонятный всхлип и поспешила промокнуть набежавшие на глаза слезы зажатым в руках платком со смешными и оттого вовсе неуместными фиолетовыми цветочками.

– Мы ищем… – вновь повторил Виктор, чувствуя, как в горле встал камень размером с хороший валун, мешая сказать хоть слово.

Никитин испытал настоящее облегчение, когда женщина вышла из кабинета, тихонько прикрыв за собой дверь, но поработать ему вновь не удалось – в кабинет практически влетел Парков, едва не налетев на стул.

– Ты чего?

– Мужика побитого помнишь?

– Вчерашнего?

– Ага. Я, наконец-то, его допросил, так что теперь понятно, кто его мог отмундохать.

– А от меня ты чего хочешь?

– Ну на задержание тебя пригласить…

– О Господи! Мне еще пьяных драк не хватало… – Виктор поднялся из-за стола. – А где все остальные?

– Так местных расспрашивают по поводу пропавшей детворы. Кстати, вольница детская закончилась. Генералы наши быстренько наваяли приказ, чтобы дети были под пристальным присмотром, а со следующей недели начинается что-то типа школьного обучения. Я краем уха слышал, что пока выделяют часть казармы под школу, а недострой приказано достроить в кратчайшие сроки, обнести забором и напихать камер видеонаблюдения, чтобы и муха не пролетела незамеченной.

Обобщаемым словом «генералы» между собой милиционеры называли штаб гарнизона, возглавляемого полковником Жмурко.

– Эт где ты такое слышал?

Никитин закрыл входную дверь, замок же захлопнулся автоматически, от удара едва не свалив табличку с корявенькой надписью «Милиция», которую совсем недавно приколотил кто-то из парней.

– А! Побегай меж людей и не такое узнаешь. И еще знаешь что?

– Что?

– Мне Володин кой-че рассказал, – таинственным голосом признался Парков.

– И что он тебе такого рассказал, что ты тут жути наводишь?

– Короче, я не очень хорошо все понял, ну ты знаешь, как ВэВэ объясняет – фиг разберешься… Так вот, нашего Смирнова покойного настойчиво приглашали в гости в «Золотую балку», а он все так же уперто отнекивался…