Каждый, каждый погибший в гражданской войне – это еще минус одни рабочие руки, минус один отец для детей, минус один воин в будущем…
Понятно, когда внешний враг развязывает войну в чужой стране. И радуется, подглядывая в окошко. Ему чего? Противник сам себя уничтожает, это хорошо. Своими силами, на своей территории, за свои же деньги – красота!
Но Яне-то Русина нужна вся, целиком и без изъянов.
То есть не нужна, но…
Жалко, Хелла всех сожри!
Жалко, понимаете?!
За проклятыми цифрами сухой статистики стоят живые люди. Может, у мужчин как-то получается от этого абстрагироваться, а вот Яна не умела. Не могла…
Жом Зарайский поглядывал с надеждой. И Яна махнула рукой.
– Тор генерал, пока убивать не будем?
– Пока поживет, – согласился Валежный. – Сейчас вас, жом, развяжут. И дадут бумагу и карандаш. Запишите подробно все, что вспомните. Потом мы с вами еще поговорим. Подробнее.
Зарайский помрачнел.
Кажется, где-то он уже наврал. Но не жалеть же афериста?
Вот еще не хватало!
Такого не ожидал никто.
Илья отдал приказ: не жалеть никого. Убивать всех, кто сопротивляется. Разве что детей оставлять в живых. И то – если не стреляют во врага.
Боль и обида требовали выхода.
И заполыхали села и хутора Хормельской волости. Черным жирным пламенем понеслись в небо костры от горящих домов.
Илья не церемонился.
Что могут противопоставить регулярной армии отряды «счастливчиков»? Ну… могут.
Но не слишком многое. С дисциплиной у них проблема, с вооружением, с конями… Илья не стеснялся в средствах. Да так, что даже видавшие виды вояки отводили глаза. Кое-что и для них было слишком.
Ладно – захватить село. Но поля-то зачем вытаптывать? Избы поджигать? Демонстративно вешать всех мужчин от пятнадцати до пятидесяти? Отдавать баб на забаву?
Есть вещи, которые не одобряют даже свои. И чаша терпения даже самых стойких начинает переполняться. Они ведь не палачи, не убийцы. Они военные. А понятие «преступный приказ» есть в любом мире. Рано или поздно кто-то сорвется, и…
Но Илье все было безразлично.
Ему было больно, понимаете, больно! Его Анна! Его любовь!!!
За это предстояло кому-то заплатить. И плевать Илье было на Маргошу, которая ждала от него весточки. На всех плевать. А Яна даже и не думала о нем.
Может, настоящая Анна и написала бы.
Ну хоть повидаться. Хоть про сына сказать. Но Яна автоматически перенесла на Алексеева свое отношение к Цветаеву. Почему-то решила, что ему тоже не нужен ребенок, хоть это и было неправдой. И даже Валежному ни слова не говорила.
А тот и не напоминал – еще не хватало!
Молчать и молчать. А то еще захочет императрица чего-нибудь не того, а Алексеев… да ладно еще, что женат! И познатнее жены огурцами травились, к примеру. Или там с горы падали.
Но ведь и в императоры Алексеев не годится. Решительно. Так что – молчим от греха.
А Илья лютовал и зверствовал. И долго такое положение дел продолжаться не могло.
– Ой, горюшко! Ой, лышенько!
Валька голосила от души. И немудрено было…
То племянник! А то вся семья, считай! Стариков выкинули, отца и братьев вырубили, над сестрами-невестками надругались. Детей и тех не пожалели. Двоих конем стоптали.
Может, и не специально, да с того ж не легче!
Стоит ли удивляться, что Никон слушал этот вой, слушал донесения и наливался дурной кровью.
По его землям!
Шляется какая-то сволочь!
В своих симпатиях и антипатиях Никон был последователен. С Валежным он даже разговаривать не пожелал, впрочем, Валежный и не настаивал. И больше никого не присылал. Нечего людей губить.
Все сказано, все услышано… между людьми. Теперь заговорят снаряды и пулеметы.
С Пламенным Никон бы тоже не разговаривал – тварь та еще! Чего уж… не любил Никон власть в принципе. Его б воля, собрал бы он всех правителей-политиков-королей-царей да и утопил в одной бочке на глубоком месте. И чиновниками сверху присыпал.
Да, еще можно туда гранатку булькнуть. Парочку даже. Чтоб точно ничего не всплыло. Такая вот простая политическая программа.
Увы, видимо, она опередила свое время, и сильно. Никто из власть имущих на нее добровольно не соглашался, разве что удрать не успевали.
Но орать «По коням!» и мчаться на праведную месть Никон не стал. Вместо этого подозвал к себе одного из подчиненных.
– Давай-ка, направь разведку. Пусть посмотрят, кто там, сколько, какими силами…
И то понятно. Чего людей-то губить? Сначала осмотреться надо…
Донесение доставили на третий день, и Никон едва слюной от возмущения не подавился.
Полк?!
Всего лишь полк паркетных шаркунов?!
Ну, вы сами, твари, напросились… сколько вас там? Порядка пяти тысяч? А я могу втрое, вчетверо больше собрать… не видеть вам первого снега! И лета вы тоже не увидите…
Собирать людей даже и не пришлось. У Никона оказалось около двенадцати тысяч человек. Илья все за него сделал.
Сжег ты хутор? Куда люди пойдут?
Да к своим, понятное дело, и по дороге вести о тебе разнесут! И тут уж каждый, кто может держать оружие, каждый в строй встанет! И плевать им на твои душевные страдания!
Так что примерно через четыре дня Никон выступил навстречу Илье.
Школа закончилась. И Гошка неожиданно для себя получил приличные оценки.
Но!
Мама попросила, да и Кира не была против… почему бы не позаниматься языками? Курсы работают, а языки, английский, немецкий и французский, всегда пригодятся.
Даже Кира согласилась. А поскольку раньше она игнорировала такие курсы, как «отстой» и «нудятину», занимались они вместе. Разве что в разных группах. Тут ведь деление не только по знаниям, но и по возрасту. Понятно же, дети пяти-семи лет и подростки пятнадцати-шестнадцати должны обучаться по-разному.
Анна и сама с удовольствием позанималась бы. Пока она обнаружила, что ламермурский язык имеет много общего с французским, а лионесский с английским, и иногда, вздыхая, проглядывала учебники.
Ей уже не пригодится.
А жаль, она бы с удовольствием их выучила. Когда знаешь больше пяти языков, дальше их учить легче и легче…
Гошка закончил занятия раньше и сидел на подоконнике. Делал домашнее задание по горячим следам, ждал Киру. И уж точно не ожидал какую-то постороннюю тетку, которая шла к нему с подозрительной решимостью.
– Ты – Георгий Воронов?
Гошка прищурился:
– Тетя, а вы кто?
Про незнакомых людей мама ему постоянно рассказывала. И учила, что надо орать громче и бежать быстрее. А если удрать не получится, так хоть кусайся. Человеческий укус – он хуже гадючьего бывает! Но эту тетку кусать не хотелось. Выглядела она так…
Гошка почему-то подумал о «железной леди». О роботе, что ли? Такое кусать, что металлический прут. Зубы обломаешь.
Ольга Сергеевна, а это была именно она, попробовала доброжелательно улыбнуться. Получилось отвратительно.
– Я – твоя бабушка.
– Мамина мама? – уточнил Гошка, который ту маму в глаза не видывал. Да и не хотел. Яна от сына ничего не скрывала, и что думал ребенок о бабе, которая бросила дочь ради любовника…
Это взрослые считают, что дети не поймут. И напрасно. Все они отлично понимают, особенно что такое подлость и предательство.
– Я – мать твоего отца. Сережи Цветаева.
Гошка фыркнул. Честно говоря, он Ольгу Сергеевну даже не узнал. Видел-то один раз, и то на похоронах, и вообще – не вглядывался.
Ну, вопила там какая-то… в черном. И чего? Каждую тетку запоминать? Ему намного интереснее было, когда все это закончится и он пойдет с мамой, дядей Борей и Кирой гулять. Тем более он не собирался признавать никакого отца – сейчас.
– И что? Я ему не был нужен, вот и все.
– Ты знаешь, что он умер?
Гошка фыркнул еще раз:
– Я его в жизни не видел. Чего мне плакать?
Спорить с этим было сложно. Дети… они ведь не понимают таких материй, как выгода и наследство. Они судят иными категориями и часто бывают безжалостнее иных палачей.
– Ты никогда о нем не думал? – пыталась пробить стену отчуждения Ольга Сергеевна.
– Мне некогда было. Я едва не умер.
Гошка уставился в учебник. Ну вот… сейчас эта тетка заведется на полчаса. Отец-дед-прадед, родная кровь – морковь – любовь… В результате он не успеет сделать задание, придется наверстывать вечером. А он хотел, чтобы мама ему почитала сказки.
Как-то у них так повелось…
Чтобы все вечером собирались в гостиной, чтобы дядя Боря разжигал камин, чтобы Анна устраивалась на диване, а Гошка и Кира подсаживались к ней с двух сторон и выбирали книгу. А Анна им читала.
Глупо? Отстой? И вообще, игры интереснее?
А вы попробуйте.
Игры – они пустые, холодные и безразличные. Ты можешь убить сто тысяч монстров, сохраниться, пойти дальше, можешь построить город на песке, но это – там. Не тут. Игрушке все равно, жив ты или умер, как ты себя чувствуешь, о чем думаешь, чего желаешь… это придуманный виртуальный мир.
А реальный…
Реальный – это когда тепло, тихо и уютно. По-настоящему. И мамин голос, и рука, которая обнимает тебя за плечи, и странички, которые ты переворачиваешь, потому что другой рукой мама обнимает Киру, и дядя Боря, который считает что-то важное или читает какие-то сводки, но – рядом. Вместе.
И утверждает, что ему ничуть не мешают приключения Марьи Моревны или Ивана – крестьянского сына. Даже наоборот. Им всем спокойно и уютно.
И тетя Роза, которая приносит всякие вкусняшки и смотрит такими теплыми глазами…
И Смайлик, который обожает семейные вечера, приходит и устраивается на ногах у дяди Бори. И мурчит. Тоже греется. И греет…
Семья. Настоящая. А не суррогат из чужих людей под одной крышей, игрушек и ток-шоу.
Ольга Сергеевна, заметив, что мальчик ее просто не слушает, попробовала кашлянуть. Потом тряхнула его за плечо.
– Георгий! Послушай меня! Твоя мать лишает тебя блестящего будущего!
А в следующую минуту…
– А ну отойди от моего брата!
Кира выглядела так, что с ней побоялся бы связываться даже медведь-шатун. Борис Савойский, при всей его мягкости с родными и близкими, добрым и безобидным существом не был. И пара трупов как финансовых, так и обычных, за ним числилась.
Кира и это унаследовала от отца. Только еще сама об этом не знала. Не приходилось применять. Но вот сейчас все аж всколыхнулось внутри…
Ее. Брату. Угрожают!
Да кто такое спустит с рук?!
В отличие от Гошки, она помнила эту тетку. И помнила гадкий скандал, который та пыталась устроить. Пусть получилось-то все хорошо, но благодарить не тянет. Разве что стукнуть чем потяжелее.
Ольга Сергеевна посмотрела на Киру как на особо тупого таракана.
– Не мешай мне. Кыш.
Зря она это сделала. Потому что Кира перешла от слов к действиям.
Если кто сталкивался с газировкой (вредно, но вкусно же! И тянет! И вообще иногда можно!), тот знает. Не надо взбалтывать еще не открытую бутылку.
Кока-колу Кира купила. Но до занятия выпить ее не успела, чтобы не расстраивать Гошку. Тому тоже хотелось, а нельзя. После операции еще какое-то время ему надо будет соблюдать диету.
После?
Тоже некогда. Домой хочется. К папе и к Ане. А там еще вкусняшки в холодильнике, и свекольник… ум-м-м! И квас такой… куда там газировке из химикатов?
– Пш-ш-ш-ш-ш! – сказала кока-кола.
– Б…!!! – эмоционально высказалась обтекающая Ольга Сергеевна.
– Гошка! – рявкнула Кира.
Объяснять было некогда, но мальчишка к ней рванул, словно скаковая лошадь. Спрятался за спину и сразу успокоился. Сестра же!
Кира его в обиду никому не даст!
– ПОЖАР!!! ГОРИМ!!!
Опешили все. Но что еще было кричать Кире?
Охрана? Пока еще дозовешься, да и наверняка охраннику перепало на лапу, чтобы он эту выдру в Центр детского творчества пропустил.
Учителей? Так кто еще отзовется, и когда, и вообще? Это как не надо, их не распихаешь. А как понадобится, так учителей днем с фонарем не разыщешь.
А вот на вопль «Пожар!» народ отлично высыпал. После некоторых событий это больной вопрос. Что горит, где горит – и куда удирать? Сразу же в коридоре стало не протолкнуться.
Ольга Сергеевна безнадежно завязла в потоке детей. А вот Кира и Гошка не растерялись. Кира схватила брата за руку – и рванула к противопожарному выходу, продолжая орать, словно сирена.
Ничего! Переживут! Сами эту пакость впустили, пусть сами и расплачиваются!
Роман не задерживался никогда. Не задержался он и в этот раз. И даже в лице переменился, узнав о случившемся.
– Так… ребята, срочно к Борису Викторовичу.
– Зачем? – заныла Кира, понимая, что ей сейчас и дадут благодарностей, и добавят. За все хорошее.
– Потому что ситуация может повториться. Хорошо, сейчас эта тетка пыталась поговорить. А если бы мальчика хотели похитить? Это вполне реально. И могло осуществиться даже сейчас. Сегодня уже.
Гошку аж затрясло, и Кира сгребла его в охапку.
– Цыц! Я в следующий раз ее вообще хлоркой оболью! Не бойся!
– Следующего раза быть не должно, – увесисто сказал Роман. – Кира, ты понимаешь, что, если Георгия вывезут за границу, вернуть его будет практически невозможно? Люди годами судятся, чтобы увидеть своих детей. Годами…
Дети вцепились друг в друга еще крепче.
– Русских за границей не слишком-то любят. И поверь, частенько – заслуженно. Есть отношение к местным, и есть к тем, кто «понаехали тут»… не всегда, но частенько[5].
Кира фыркнула. Зло и ядовито.
– И взаимно. Нам знаешь, что историк сказал? Что Россия – действительно отсталая страна. Вот Англия концлагеря выдумала. Франция – гильотину. Германия впервые применила боевое отравляющее вещество. Есть им чем гордиться, определенно[6].
Роман качнул головой:
– Кира, это история. И ты меня отвлечь не пытайся. Факт прост. Георгия надо защищать. А что там еще изобретут просвещенные страны – их проблема. Лишь бы нас жизни учить не лезли.
Кира надулась. Фокус не удался.
А вот с математичкой можно было только начать говорить о политике – и все! Урок сорван! С Романом такой номер не прошел. Увы…
– Что эта старая… так, дети, заткните уши!
Дети переглянулись с видом «чего мы там не слышали».
Борис Викторович скрипнул зубами. И набрал номер Якова Александровича. Погоди, зараза! Я тебя колой обливать не буду! Ты не могла не наследить! Сейчас изымем все записи, возьмем показания, что там еще надо… Да тебя к ребенку на километр не подпустят! И надо охрану.
Надо… надо защищать свою семью!
Только вот как это Анне рассказать? И ведь не скроешь, не получится ее защитить.
Вопреки его предположениям, Анна восприняла спокойно.
– Боря, наверное, мне надо с ней поговорить. Еще раз. В присутствии юриста.
– Не думаю, что это поможет.
– Мне надо определиться, – честно сказала Анна. – Я не понимаю, чего она хочет. Увезти Георгия? Получить права на опеку? Что именно?
Савойский пожал плечами. В его представлении, такая дама, как Цветаева, могла хотеть и всего – и сразу. Такой характер. Что может дать Анне этот разговор?
– Я и сама не знаю, – призналась она.
Или знала?
Просто боялась сказать?
Анне было очень страшно. Сделать еще один шаг… и превратиться в чудовище. Но ради сына она станет кем угодно. Ради… да, и ради дочери.
Ее дети, ее муж, ее семья должны быть в безопасности. Даже когда ее не станет.
О проекте
О подписке