Глава 3

Балы, красавицы, лакеи… кобели!

Ее величество Мария смотрела на Лилиан Иртон спокойно, но решительно. Она была настроена на серьезный разговор. И не просто так…

Лиля ответила таким же взглядом.

Вчера состоялись королевские похороны, а сегодня ее величество пришла в гости?

Не приказала приехать, не вызвала к себе – приехала сама. Ждала, пока Лиля уедет из дворца и поехала следом, наплевав на приемы и балы, обязанности и дела. Явно потому, что во дворце слишком много лишних ушей.

А вот у Иртонов – ровно четыре уха. Два у Ляли, два у Нанука, и поверьте, у собак лишние уши, а у подслушивающих иногда обнаруживаются очень лишние ноги. Собака – это ведь не только милая улыбка, умильные глаза и густой мех, это еще и много-много очень острых зубов.

– Лилиан…

– Ваше величество, – Лиля попробовала сделать реверанс, но Мария остановила ее резким взмахом руки.

– Прекрати!

Лиля послушно кивнула.

Да, за прошедшее время принцесса Мария сильно изменилась. Это уже не был голенастый худой подросток, сейчас это была вполне оформившаяся красивая девушка. Высокая, статная, с красивыми формами, пышной грудью и тонкой талией. Темные волосы, гладкая чистая кожа, громадные глаза…

Ее величество Альбита, на которую и была похожа принцесса, в молодости была потрясающе красивой женщиной. И дочь не уступала ей. Может, даже и превосходила кое в чем, в конце концов его величество Гардвейг не просто так был назван Львом Уэльстера.

Мария взяла лучшее от обоих родителей, и Лиля думала, что у Ричарда будут красивые дети.

Но не сейчас, чуть позднее. Ричард решил подождать с близостью до той поры, пока Марии не исполнится хотя бы семнадцать лет. А с детьми – и до девятнадцати.

Лиля не ставила себе в заслугу сексуальное просвещение монарха. Все было намного проще – после Тиры Ричарду не хотелось никого и ничего. Как приморозило. Бывает.

Близость с другой женщиной? После того, как потерял любимую? Единственную?

На это Ричард просто не был способен. Вот и уцепился за подходящий предлог, который ему предоставила Лилиан.

Мало ли что?

Ранние роды вредны для здоровья женщины, это давно известно, равно как и раннее начало половой жизни. Не стоит торопиться с некоторыми вещами.

Эдоард тоже не настаивал. Насколько поняла Лиля, с ним поделилась некоторыми сведениями Анжелина, и его величество не стал давить. Представил себя на месте сына – и отступил. Молча.

– Что-то случилось? – отбросила она вежливость.

– Да, – кивнула Мария. – Лилиан, кто такая Тира?

Лиля прикусила губу. И понадеялась, что не выглядит слишком глупо. Но откуда Мария узнала это имя? Кто посмел?!

Видимо вопрос был явственно написан на лице женщины, потому что Мария прошлась по комнате, швырнула веер на диван, и снова повернулась к графине.

– Ричард говорил о ней. Ночью, во сне…

– Вот даже как?

Мария опустила глаза.

– Лилиан, мы…

Лиля подняла руки.

– Я поняла. Не стоит продолжать.

А чего ту непонятного? Видимо, смерть отца стала спусковым крючком для Ричарда. Захотелось, чтобы рядом с ним кто-то был… почему бы не Мария?

Сбегать из дворца он не стал, да и официальной фаворитки у него не было. Была одна милая девушка, кстати говоря, в замке Тараль, кружевница. Никто ничего и не подозревал, особенно-то. Вирмане помалкивали, не видя в этом ничего странного или удивительного, девушке тоже было много чего обещано за молчание, а остальные…

Замок Тараль и так был плотно обложен агентами Ганца Тримейна, промышленный шпионаж, знаете ли, никто не отменял. Так что сплетни и слухи гасились на подлете.

– Во сне Ричард метался, говорил, умолял отца не уходить, потом вспомнил Тиру, стал звать ее… я пробовала его разбудить. У меня получилось, но…

– Но? Ваше ве…

– Лилиан!

– Хорошо, Мария, – сдалась Лиля, понимая, что здесь и сейчас от нее требует ответа не королева. А просто – девушка, которая не знает, чего ждать. Девушка, которой страшно.

А кто бы не боялся неизвестного в таком-то уравнении? Когда решение приходится принимать на всю жизнь и нет возможности сделать работу над ошибками?

Ее величество опустилась в кресло и уставилась на Лилиан.

Графиня плюнула и отправилась к небольшому бару.

– Выбирай настойку. Малиновая, вишневая, сливовая, брусничная?

– Вишневая, – выбрала Мария. – Нам она понадобится?

О нелюбви Лилиан к спиртному знали все. Выпить женщина могла только если была в большом душевном раздрае. Только так.

Второй случай – если подкрадывалась жестокая простуда, с которой можно было справиться именно так. Доза алкоголя внутрь, прогреться под тремя одеялами и поутру встать здоровой. Но сейчас речь явно не шла о простуде.

– Тебе. Я так… составлю компанию.

– Все так серьезно? – попробовала улыбнуться одними губами Мария.

– Более чем, – кивнула Лилиан, и недрогнувшей рукой разила настойку из графинчика по рюмкам. Тоже – статья дохода торгового дома Мариэль.

Настойки, специальная тара – квадратные бутылки, стаканчики определенной формы…

Это даже не вопрос вкуса, скорее, вопрос престижа. Стоила бутылка столько, что Лиле даже жутко становилось иногда. Но – если у вас есть эксклюзивная продукция, по рецептам другого мира, на очищенном спирте, настоянная по всем правилам…

Наливка хоть и была вкусной, и градус почти не чувствовался, в голову била так, что Лиле хватало двух рюмок. И мозг уходил в туман. Вишневый.

Себе буквально пару капель, Марии до верха. Достала закуску – орешки, сухофрукты, сладости и кивнула на рюмки.

– Поехали.

Мария послушно сделала пару глотков. И Лиля начала рассказ.

– Тира уже мертва. И была мертва, когда Ричард познакомился с тобой.

Ее величество выдохнула с явным облегчением.

– Это хорошо.

– Да. Плохо другое – Ричард любил ее.

Мария сделала еще пару глотков.

– Любил?

Лиля развела руками.

– Я не хотела об этом говорить. Но – так было. Из песни слова не выкинешь.

– И продолжает любить?

Теперь глоток вишневки сделала уже Лиля.

– Не думаю. Скорее это… как несъеденное пирожное, знаешь?

– Н-нет?

– Ты попадаешь в гости. И видишь там красивое вкусное пирожное. Хочешь попробовать, но именно тебе оно не достается, его съедают раньше. Или тебя отвлекают чем-то еще, а оно закончилось. Может, и десять лет пройдет, и двадцать, но это пирожное ты будешь помнить. Обидно же! Не досталось!

Мария медленно кивнула.

– Ты думаешь, что у Ричарда это так же?

– Да.

Лиля мысленно попросила прощения у Ричарда за свое вранье. Она еще поговорит с ним, или лучше, с Джерисоном. Ладно, это надо обдумать. И с кем, и как. А пока важнее всего девушка, которая сидит напротив, смотрит глазами олененка Бэмби и просит, чтобы ей помогли. Хотя бы успокоили. Хоть пару слов сказали, если иначе никак!

Мария выдохнула и допила рюмку.

– Но что делать мне?

– Не обращать внимания, – четко ответила Лиля. – Не подавать вида, не лезть, не разговаривать об этом. Рассосется, уж ты поверь.

– Но Ричард ее помнит.

– И что? Она умерла. Остальное – неважно.

Мария медленно опустила ресницы.

– Спасибо, Лилиан.

Лиля почти по-матерински погладила темные волосы, уложенные в затейливую прическу.

Фамильярность?

Да, и недопустимая. Но здесь и сейчас – можно. Так уж получилось, что Лилиан Иртон оказалась для Марии близким человеком. Тут все сложилось один к одному. И участие Лилиан в спасении Милии с детьми, и благодарность принцессы, и путь домой, в Ативерну, когда другим дамам было не до принцессы, им было просто тяжело после всего случившегося, а Лиля и Мири как раз и уделяли большую часть времени будущей королеве, и помощь в Ативерне…

Лиля не искала для себя выгоды, и принцесса поняла это. Вот и получилось, что графиня Иртон стала для Марии кем-то вроде старшей сестры или тетушки. Надо же с кем-то хоть иногда советоваться?

Надо…

Вот и сейчас ее выслушали, дали совет и Мария знала, все сказанное останется между ними.

А Лиля смотрела и думала, хорошо, что Мария еще молода. Она не понимает главного, и Лиля не станет пока ей объяснять. Лучше она объяснит Ричарду, на что обратить внимание.

Нельзя состязаться с мертвыми.

В памяти любящих они всегда будут идеальны. Мария может выпрыгнуть из шкуры, но затмить Тиру ей не удастся. Никогда.

И полюбить ее так, как ту – Ричард не сможет. Это закон.

Это – жизнь. А она частенько бывает жестока.

***

Анжелина не часто чувствовала себя виноватой. Но…

Ей тяжело было общаться с Джолиэтт.

Получалось так, словно ее счастье строится на несчастье сестры, и все об этом знают. Никто не осуждает, но… Но! Разве от этого легче?

Вроде бы Анжелина и ни в чем не виновата, и ничего сама не делала, а в то же время – так получается.

Неудобно.

Неуютно.

Раньше, до замужества Анжелины, сестры были очень близки. Но потом…

Джолиэтт возненавидела Брана Гардрена с первого же взгляда.

– Анжи, что ты в нем нашла?! – возмущалась ее высочество.

Анжелина только пожимала плечами.

А как тут ответишь?

Старая, старая сказка, о красавице и чудовище. О чудовище, которое умрет без красавицы. Но никто и никогда не думал, а что творится на душе у Красавицы?

А правда ведь?

Уродство – это как маска, под которой не видно душу. Красота – тоже. В своем роде, красота – идеальная маскировка. Ты очарователен – и тебе можно многое. Тобой восхищаются, тебя охотно принимают в компании, тебя любят, за тобой ухаживают… а что у тебя внутри? Кого-то это волнует? Мы видим красивую картинку, и не думаем, что модель, которая на ней запечатлена, может быть устала, или голодна, или у нее проблемы дома… нет.

Только внешность.

Чудовище полюбило Красавицу, разглядев в ней не красоту, а душу. И за это Красавица полюбила Чудовище. Сказка-то двусторонняя, и смысл ее в том, что красота и уродство, это всего лишь две стороны одной монеты. А люди охотнее смотрят на ту сторону, которая больше блестит.

Анжелина иногда чувствовала себя именно такой красавицей.

Принцесса, красавица, умница… ну и? Хоть кого-то из поклонников интересовало, что у нее на душе?

Ни-ко-го!

Именно потому и пришлась ко двору Лилиан Иртон с ее странными сказками.

Она умела слушать – и слышать. Она видела не принцесс, и Анжелина это понимала, она видела двух девочек, которые остались без матери, понимала их, сочувствовала… почему-то Джоли это больше раздражало, а вот Анжи наоборот, было уютно и спокойно.

Хоть кто-то видит в ней человека.

И Бран…

Муж увидел в ней – Аанжелину.

Не принцессу, а просто женщину, жену, любимую… мало кто может этим похвастаться. И променять это Анжелина не была готова даже на королевский титул.

Джолиэтт этого просто не понимала. Вот и сейчас…

– Какой же он страшненький…

Анжелина и сама так думала, глядя на ребенка, поэтому кивнула и улыбнулась.

– Есть немного. Ничего, подрастет, и будет таким же красавцем, как Иан. Правда, солнышко?

Иан, который играл с Хильдой тут же, в углу, кивнул и улыбнулся мачехе.

Сначала он побаивался, честно-то говоря. Мачеха… в какой культуре нет сказок про злобных гадин, которые выходят замуж за отцов – и ну портить жизнь детям? Да во всех, наверное, есть такие истории.

Вот он и опасался.

Ладно еще за себя, он-то мужчина, взрослый, считай, серьезный мужик. А мелкая как?

Хильда ведь ни слова сказать не сможет, ни взглянуть… и нянька тоже не защита. Мало ли что?

Мало ли как?

Но Анжелина оказалась нормальной.

Если бы она пыталась как-то завоевать его доверие, если бы пищала от восторга, тиская малышку, уверяла, что будет любить малышей всегда и везде, до конца жизни и за ее концом…

Иан никогда не поверил бы в такое. Но ничего из вышеописанного Анжелина не делала.

Анжелина действительно хотела подружиться с пасынками, ради своего мужа. И поэтому… побаивалась. Ведь что-то не так сделаешь – потом уже не исправишь, а тебе с этими детьми жить, общаться, строить быт… и ты от них не избавишься, потому что это дети твоего мужа.

Любовь?

Пока ты их еще не любишь, но кто знает, что будет потом? Тут главное не лишить себя шансов. А как поступить правильно? Как не ошибиться?

Анжелина просто не знала.