У меня были еще два дела. И оба хотелось осуществить без свидетелей.
С Романовым мы расстались за воротами особняка. Ваня посмотрел на меня.
– Маш, куда теперь?
– На почту.
На почте я много времени не провела. Просто сложила в деревянные ящички побрякушки, которые некогда позаимствовала у дам в больнице, и отправила по нужным адресам. Благо узнать их несложно, в «Альманахе» и такое печатают.
Да и чего скрывать?
Где живет, например, князь Горский? В резиденции Горских, ясно же! Где живет Романов? В резиденции Романовых. И адрес половина столицы знает. А вторая может легко найти, просто спросив.
Так что я отправила побрякушки законным владелицам и порадовалась. Все, больше этого груза на моей совести нет. Я страховалась тогда, это так. Но воровкой быть никогда не хотела. Правда, мне просто повезло. Повернись дело иначе – и эти побрякушки могли мне жизнь спасти.
Второй пункт…
Кладбище.
Андрей Васильевич.
Я успела узнать и где его похоронили. Так что цветочный магазин на очереди. Мне нужна большая красивая корзина цветов. Четное число.
И лента с надписью.
«С любовью».
Больше я ничего не напишу. Права не имею. Да и кто я Андрею Васильевичу? Не родственница, не подруга, не, не, не…
Просто одинокая душа, такая же, как он сам.
Просто человек, который ему обязан жизнью.
Как же грустно и тоскливо, когда уходят хорошие люди…
На кладбище было тихо и грустно.
Те же кипарисы, те же обелиски, только имена другие.
Вот и нужная мне могила, покамест с простым деревянным крестом. Потом, через годик, когда земля осядет, можно и обелиск ставить.
Простой холмик, цветы уже убрали…
Я поставила корзину на землю. Плюнула на все и присела рядом.
– Вот я и пришла, Андрей Васильевич. Здравствуйте…
Песок легко пересыпался между пальцами. Бездумно так…
Шумели деревья, Ваня, которому я на руки передала малыша Нила, отошел подальше и слышать меня не мог. А мне так хотелось с кем-то поделиться…
– Я была в Березовском, Андрей Васильевич. Выполнила вашу просьбу. Как же вы так, не дождались…
Мешочек с землей легко открывается, черная сухая пыль сыплется между пальцами, смешивается с песком, словно бы растворяется.
– Она вас тоже помнит, Андрей Васильевич. Помнила. И ждала. Сейчас душа Алины свободна. Надеюсь, что и ваша тоже… я пока еще ничего не знаю о некромантии, не знаю о своей силе, ничего не знаю. Только вот связями обросла как корабль – ракушками. И очистить все рука не поднимется, люблю я их всех… А еще меня во что-то непонятное тащат. У всех свои планы, замыслы, и никто со мной считаться не будет… выжить бы…
Слезы медленно капают на сухую землю. Сочувственно шумит ветер. И мне очень-очень грустно.
Ничего.
Здесь можно расклеиться. Можно позволить себе поплакать. Побыть самой собой, хотя бы недолго. Не Железным человеком, а просто, обычной женщиной.
Через два часа я ухожу с кладбища полностью спокойная. Глаза красные, лицо слегка опухло, ну и что? Мне теперь и поплакать нельзя?
Отвяжитесь все, у меня токсикоз! И только посмейте сказать, что его не бывает сразу после зачатия!
Вот и особняк Храмова.
Я выхожу из кареты, ухоженный сад, мраморная дорожка, начинаю подниматься по лестнице… Словно кто-то дергает меня за руку.
Ай!
Подворачивается нога, я падаю на одно колено, звонко вылетает мраморная крошка из ступеней, обиженно верещит придавленный Нил, что-то кричит отчаянно Ваня…
Все сливается в одну какофонию звука, благо происходящего я не вижу, лежа чуть ли не носом в ступеньку…
Мысль у меня одна, но очень «умная»: «Хорошо хоть до этого киллера Нил не доберется. А то скажут – мор на убийц напал».
Потом к ней прибавляется вторая: «Интересно, кому ж я так мешаю?»
Да и вообще, пора бы и честь знать! Погостили в столице – надо рвать когти в провинцию, пока мне их вообще не оторвали.
Меня кое-как затащили в дом.
Храмов ждал в гостиной, он был явно недоволен. Интересно, чем? Покушением?
Ага, если бы.
Ответ нашелся быстро.
На столе стояла роскошная корзина с белыми розами, ничуть не хуже той, что я оставила на кладбище.
– Это что?
– Это, Машенька, прислал цесаревич.
Ответом супругу стал приоткрытый рот и хлопающие глаза. С какого, простите, черта? Я ему что – авансы раздавала?
– И вот это…
«Вот этим» оказывается приглашение на бал, который состоится через четыре дня. Все там же, в Кремле…
– Ёжь твою рожь!
– Не слишком дипломатично, но верно по сути.
– И что теперь делать?
Храмов развел руками.
– Судя по всему, его высочество заинтересовался вами, Машенька.
Дальше генерал-губернатор дипломатично сделал вид, что не слышал адреса, по которому я послала цесаревича.
Заинтересовался он! Ага, два раза!
Ему не Маша Горская интересна, а единственная женщина, которая перед ним не расстилается в восторге плюшевым ковриком. Что – не так?
Это же психология. Положи рядом с котенком игрушку – и ему будет плевать. Попробуй отобрать эту игрушку – и тебя тут же настигнет возмездие в виде кошачьей лапы. Надо было сразу идиотский восторг изображать, надо!
Не додумалась.
Дура.
А теперь что делать?
– Ничего, – мрачно отозвался Храмов. – Уезжать побыстрее, благо моя должность не предполагает долгого отсутствия в Березовском.
Я злобно зашипела.
– Может, мне его изнасиловать?
– Цесаревича?
Храмов посмотрел дикими глазами, потом понял, что я шучу, и рассмеялся.
– Ох, Машенька…
– Я не шутила.
Я как раз представляла, как пристаю к цесаревичу, хватаю его за воротник, применяю прием… и дальше все по тексту. Какому?
«Камасутры» начальника.
Залюблю так, что ноги таскать не будешь, гад! Отловлю, вылюблю, выкину… Кто сказал, что бабы не могут мужиков насиловать? Даешь феминизм! И сто пятьдесят оттенков… неважно какого! Все равно – не отвертятся!
Гр-р-р-р-р!
Вот мало мне проблем было, так еще и это?
– А что с покушением?
– Сообщим Романову.
Я снова помянула несчастного ежика. Нет, ну что за жизнь? Не убьют, так вылюбят! И еще неизвестно, что хуже.
Да, цесаревич Василий. Молодой, красивый, при короне в перспективе… стать фавориткой?
Да лучше сразу удавиться! Оно безболезненнее будет! Тут и магия не поможет, прикопают под кустиком и скажут, что он уж сорок лет из меня растет!
Неужели непонятно?
Тут и государственные интересы, и собственные расклады юртов… лезть в это? Пытаться привязать к себе пресыщенного жизнью человека, которому все уже не по разу предлагалось?
Это даже не наивно. Это смешно, глупо и нелепо. И я этим заниматься не буду. У меня свое дело, свои родные, свой ребенок… скоро два будет. И вы хотите, чтобы я…
– А если потребовать осмотра лейб-медика?
Храмов задумался.
– Вы точно беременны, Машенька?
– Уверена.
– Вам может стать плохо на балу.
Я хлопнула в ладоши.
– Сергей Никодимович, вы такой умница!
Ни убавить, ни добавить!
Мне становится плохо на балу, я требую осмотра медика, тот подтверждает, что я того-с… в залете. Цесаревич оказывается не при делах – мне ведь можно все и запретить до родов. А потом и после родов, годика на два или три…
А еще мне нужен свежий воздух. В провинции!
Я потерла руки.
– Обещаю, мне станет плохо практически сразу же.
– Машенька, не переусердствуйте…
– Обещаю. Ёжь твою рожь!
– Что случилось?
– А покушались-то на меня из-за чего? Если чтобы я вам наследника не подарила?
Тут уж настала очередь Храмова задуматься.
– Гришка, конечно, на многое пойдет, но чтобы так?
– Там не только Гришка. Там еще его супруга, дети, семья жены… что – некому?
– Знать бы. Там еще и Демидов…
– Демидову выгодно покушаться на вас, не на меня.
С этим поспорить было сложно. Оставалось ждать Романова.
Убийцу, увы, не поймали. Допросить было некого, а опрос соседей ничего не дал. Да и что тут можно сказать?
А только одно.
Этот человек – не профессионал. Профессионалы таких пошлых ляпов не допускают. В родном мире бы меня три раза пристрелили, и никто не понял – ни откуда стреляли, ни что именно кто-то стрелял…
А тут шума много, пользы мало.
Вывод?
Либо непрофессионал, либо вообще новичок, либо кто-то поскупился, либо меня и не хотели убивать. Напугать, предупредить – это другое. Заставить уехать из столицы как вариант…
Что ж.
Посмотрим после обнародования приятной новости, что и как будет происходить. Кто как среагирует. Кто обидится, кто разозлится…
А если за мной еще придут убийцы…
Лучше пусть это будет в Березовском. Там трупы прятать легче.
В кои-то веки Анна Синютина была счастлива.
Без купюр и дополнений.
Откровенно и бездумно.
А почему нет? Что еще надо для счастья скромной вдове? Да удачно выдать дочку замуж! И уж куда удачнее!
Генерал-губернатор! Лучше него в Березовском партия – только Демидов. И то…
Скажем честно, у Демидова есть один недостаток. Возраст. А у Храмова то же самое – достоинство. Маша прекрасно может остаться молодой вдовой. И мамочку она не бросит. И братиков с сестричкой тоже.
Не та Маша?
Об этом Анна Синютина даже и не задумывалась.
Конечно, это ее дочка! Что она – свою плоть и кровь не узнает? Это у них в крови! Анечка удачно вышла замуж, ее сестра… ладно, ту родители замуж выдали, теперь вот Машенька.
Жаль, Ариночку замуж выдать не удалось, такая партия была хорошая. Но, может, все еще впереди? Машенька наверняка поспособствует, чтобы Ариночка выгодно вышла замуж…
Анна предавалась розовым мечтам, лежа в гамаке во дворе своего дома.
Рядом на столике стояли сладости, время от времени она надкусывала сушку или разворачивала и съедала конфетку… может себе позволить! Имеет право! Сейчас-то ее зять всем обеспечит! Поди, плохо?
Теща генерал-губернатора…
Анна даже зажмурилась от счастья. А когда открыла глаза, рядом с ней стоял мужчина. И она его отлично знала.
Демидов. Сергей Владимирович.
Как он попал во двор?
Ага, а то там попасть сложно? Щеколду откинуть ножом, калитку пнуть… замки и засовы – это от честных людей, вежливое напоминание ворам, что хозяев дома нет. А у Демидова специалистов хватало. В том числе и подобного профиля.
Анна вскочила.
То есть – попыталась.
Вот вводная. Вы дама, за сто килограммов, лежите в гамаке, да рядом еще столик стоит…
Столик чудом не перевернули на Демидова. А сама Анна прочно запуталась в гамаке. Демидов наблюдал за этим с плохо скрытым отвращением. Но… в засуху и из лужи напьешься. Ему нужна была информация, эта корова может ее предоставить.
Осталось – договориться.
Да, судя по всему, Мария Синютина и есть Мария Горская. Но нужны подтверждения, в том числе – документального характера. К примеру…
Умом Демидов обделен не был, два и два он складывал прекрасно.
Если Мария Горская заняла место Марии Синютиной, куда делась последняя? Тут двух вариантов быть не может. Только умерла.
Где может быть тело?
Среди неопознанных. Тогда девушку должны были описать и похоронить за казенный счет. А как иначе? Не держать же тело невесть сколько времени?
В таких случаях хранят прядь волос, чтобы можно было установить родство, но и только. Это и экономнее, чем весь труп держать. Он, извините, место занимает, а еще протухает, гниет, разлагается…
За чей счет хранить будем? Казны? Здесь такого расточительства не понимают.
Где хоронят?
В общей могиле. Есть такие. Копают рвы на краю кладбища, скидывают туда всех бродяг без роду-племени, которых угораздило умереть, потом, когда ров наполняется, его засыпают, ставят один крест на всех, с примерной датой, тут сентябрьский ров, там октябрьский, и копают новый.
Копаться во рву, разыскивая конкретное тело?
Вот еще не хватало! Намного проще позаимствовать образцы волос и сравнить с родственными. Это обошлось Демидову в сущие гроши.
Осталась Анна Синютина.
Можно ли позаимствовать у нее волосы или кровь так, чтобы она об этом не узнала?
Запросто!
Но…
Демидову нужен был свой человек в стане врага. Так что мужчина поклонился толстухе, словно княгине.
– Госпожа…
– Ваше… ваше…. – задохнулась то ли от восторга, то ли от жира толстуха. Закатила глаза, облизала пересохшие от волнения губы, и кто бы знал, каких трудов Демидову стоило не скривиться от отвращения.
– Называйте меня просто – Сергей Владимирович. – Демидов ослепительно улыбнулся и помог жирдяйке выпутаться, стараясь не показать своей брезгливости. – Я хочу поговорить о вашей дочери…
Игорь Никодимович Романов занимался странным делом.
Он – музицировал.
Пальцы скользили по клавишам старого рояля. Едва касались, взмывали вверх, обрушивались всей тяжестью – и вновь становились легче пуха.
Не вяжется с образом сурового главы охранки?
А и неважно. Ему – неважно, главное, что музыка прекрасно приводила мозги в порядок. А Романову это очень требовалось после разговоров с княжной Горской. То есть, простите, уже с госпожой Храмовой.
Полученная им информация сильно меняла картину мира.
Милонег…
Да кто бы обращал внимание на паршивого… ладно, пусть даже красивого гвардейца? Кто он вообще такой? Таких на пятачок пучок в базарный день, на развес по лавкам!
Красота?
Так через одного. Есть деньги, есть статус, будет и магия. Уж косметическая – точно.
Магия? Да у Милонега той магии был огрызок счастья! В юртах таких тоже полно, и цена им невысока.
Умение охмурять женщин?
Да, с этим сложнее всего. Но… Вот на кой черт держат этих мамок-нянек-гувернанток, если каждый смазливый проходимец…
У Игоря Никодимовича было две дочери, и его гнев был вполне оправдан. Сегодня же стоит заняться… мало ли что? Мало ли кто?
Дневник княжны Горской лежал на рояле вместо нот. Никодимов не переворачивал странички, он размышлял. Слишком мало он знал про Милонега, чтобы делать выводы. А вот поискать еще таких же «подсадных красавчиков» стоило. Ох как стоило.
Сам Романов подстраховался бы, почему он думает о противнике плохо?
Итак, девушки и красавцы – раз.
Артефакты – два.
Милонег – три.
Уже есть где копать. И Романов с удовольствием во всем этом покопается. А еще есть княжна Горская. Второе покушение за два дня – уметь надо. Интересно, кому она так мешает?
Обязательно разберемся!
Романов еще раз пробежал пальцами по клавишам и медленно опустил крышку рояля. Работа…
Какое же замечательное слово, если она – любимая.
О проекте
О подписке