Глава 3
Гадости бывают разные – черные, белые и красные…

Оказавшись у меня дома, Вадим повел себя довольно странно. Он плюхнулся в кресло и уставился на меня. Сидел, смотрел и молчал. Как прокурор.

– На мне что, узоры выросли? – огрызнулась я на третьей минуте.

– Это я и пытаюсь выяснить, – честно признался Вадик. Я подчеркнуто тщательно осмотрела себя, перегнулась, чтобы поглядеть через плечо, и покачала головой.

– Ни узоров, ни цветов, ни рогов. Жду объяснений.

– Присаживайся, – вампир кивнул на второе кресло напротив.

Я решительно уселась на вертящийся стул перед компьютером и сцепила пальцы на затылке. Самая любимая поза, когда приходится говорить о чем-то серьезном.

– Ну и?

– Юля, о чем вы разговаривали с шефом?

Как Вадим ни старался казаться спокойным, в его голосе прозвучала какая-то странная нотка. Как здоровенная хрустальная ваза с трещиной. Вроде бы все так и то, ничего не заметно, а звук не тот. Не тот, и все тут.

– Да ни о чем, – протянула я. – Заключили временное перемирие. Пока эта комиссия не уедет, будем изображать горячую любовь.

Из Вадима словно стерженек выдернули. Он расслабился и откинулся назад.

– Слава богу!

Я захлопала ресницами. Это до чего же надо вампира довести, чтобы он о Боге заговорил?! И что тут вообще происходит? А вот мы это сейчас и выясним! И фиг этот клыкастик уйдет отсюда, пока я не получу всю политинформацию!

– Колись, Вадик!

Вампир не стал строить из себя Зою Космодемьянскую.

– Юля, я понимаю, что тебе сложно согласиться, но Мечислав – он, в сущности, неплохой хозяин. Он умный, он не жесток, он не стремится причинять другим боль ради своего удовольствия…

– Может, хватит рекламы?! – зло перебила я.

Вампир поднял руку.

– Юля, позволь мне закончить. Мечислав – мой хозяин уже много десятилетий. Я привык к нему и не хочу никого другого. Сейчас я говорю с тобой откровенно, и, признаюсь, за этот разговор мне шеф может голову оторвать. Я очень надеюсь, что он никогда не узнает о нашей беседе.

– То-то ты меня все время Юлей называешь, – покривилась я. – Стараешься подчеркнуть, что сейчас говоришь со мной как лицо независимое?

– Вряд ли меня можно так назвать, – покривился вампир. – Но речь сейчас не об этом.

– И об этом тоже, – вздохнула я. – Не затягивай, Вадик. И называй меня так, как приказал твой хозяин. Ты ведь привык?

– Привык. Юля, ты действительно хочешь помочь шефу остаться в живых и сохранить пост Князя города?

Я на миг задумалась. Потом тряхнула головой.

– Да мне как-то все равно. Раньше мне вообще хотелось его убить, а сейчас, когда я его увидела… нет. Сейчас мне не хочется причинять ему зла. Хочется, чтобы он оставил меня в покое.

– Это тебе придется решать с ним. Но зла ты ему не желаешь?

– Не желаю.

Я прислушалась к себе – и поняла, что говорю искренне. Действительно, Мечислав поступил со мной и Даниэлем как порядочная сволочь, но сейчас я уже не была на него так отчаянно зла. Время действительно лечило раны. Я и не замечала, но в первую очередь дни и ночи выгоняли из моей души то, чему там места не было. Ненависти в первую очередь. Я никогда не умела ненавидеть. Особенно если ненависть была незаслуженной. Я отлично знала, что, если бы нам дали время, Мечислав вывернулся бы из кожи, снял последнюю рубашку и прошелся босиком по огню, только чтобы его друг остался жить.

Времени нам не дали. И виновных я отлично знала. Катька, которой черт не велел заткнуться и утопиться в унитазе. Рамирес, который мог отложить решение вопроса на одну ночь до становления Мечислава в роли Князя города. И Елизавета, которую я… нет, не ненавидела! Это была не злость и не ярость. Это было холодное и спокойное желание убить. Медленно и мучительно. За каждую минуту страданий Даниэля. За каждую секунду. За каждый его крик боли. Только тогда я смогу отпустить призрак любимого человека на свободу. Только тогда.

– Я рад, что ты смогла переломить себя.

Я пожала плечами.

– Даниэль не хотел бы, чтобы я замкнулась в своей ненависти. Он не такой меня видел. Хотя и от мести я не откажусь. Но пакостить за спиной у Мечислава не стану. Можешь ему это передать.

Столетия тренировки позволили Вадиму сохранить спокойное выражение лица. И голос оставался ничего не выражающим. Но его ярость я ощущала по всей коже. Как пару сотен муравьев за шиворотом.

– Ты считаешь, что Мечислав попросил меня поговорить с тобой?

– Нет, – я покачала головой. Я действительно так не считала. Разговор затеян по собственной инициативе Вадима. Но, когда он вернется, Мечислав обязательно вытянет из него все подробности. В уме этому зеленоглазому не откажешь. Может, потому что не блондин? Ох, опять меня не туда занесло. Я встряхнулась и решительно добавила: – Но, когда он спросит о нашем разговоре, скажи, что я не причиню ему вреда. Ему я мстить не стану.

Ярость Вадима стихала, уступая место раздумьям.

– А кому станешь?

– А это ни его, ни тебя не касается. Любовь была моя, боль и так моя, значит, и месть будет принадлежать мне.

Вадим знал меня достаточно хорошо, чтобы понять: я слов на ветер не бросаю.

– Юля, только будь осторожнее, ладно?

– Ладно. Так что ты хотел сказать?

– Юля, – бедный вампир чуть ли не заикался, произнося мое имя. Хорошо их Мечислав выдрессировал. – А к нам ты хорошо относишься? Ко мне, Борису, Валентину, Наде?

Я пожала плечами.

– Вы мои друзья. Как я могу относиться к вам плохо?

– Тогда, ради Бога, не спорь сейчас с Мечиславом! Неужели тебе так трудно хотя бы сейчас выполнять его просьбы? Ты и так его напугала, ничего страшного он тебе не прикажет…

В голосе вампира звучала такая тоска, что меня аж передернуло.

– Юля, это очень важно! Сейчас шеф должен быть в силе, чтобы встретить все атаки. Ослабевших зверей рвет их же стая. Мечислав должен будет если и не драться, то пройти босиком по клубку королевских кобр. Если ты его не поддержишь, он не справится. И пострадаем все мы. Любой другой Князь города прежде всего разберется со мной и Борисом, как особо приближенными, потом возьмется за Валентина, потому что он слабый вольп, что бы ты там ни говорила. А твоя подруга падет жертвой этой истории, потому что полезет в самый бурлящий котел. И сварится. Хотя тебя это вряд ли коснется. Ты ценное имущество, которое любой хозяин будет беречь и лелеять.

– Засохни! – Меня била крупная дрожь.

– Я могу заткнуться. А можешь ли ты заставить себя не думать?

Вадим попал по самому больному месту. Ну почему я не могу быть упрямой дурой?! Я всегда начинаю думать и просчитывать варианты. И не хочу, чтобы страдали мои близкие. Это героям мексиканского «мыла» простительно наворотить дел, а потом биться лбом об пол, уродуя паркет, и каяться так, чтобы с соседних крыш голуби падали от звукового удара. Не мог я, не хотел, не думал! Увы! А что им? Героев сценарист вытащит! А это – моя единственная и неповторимая жизнь. И спасать меня некому. Если что. Если кто. Если все пойдет под откос.

Я ведь не только сама утону, я еще маму и деда за собой потяну. И друзей. И это хуже всего.

– Иди, Вадик, – тихо сказала я.

– Юля, ты уверена?

– До свидания.

Вадим пристально посмотрел на меня, но решил не препираться. И правильно. Я сейчас не в настроении. Могу и за дверь выкинуть.

Он ушел. А я легла, завернулась в одеяло – и сама не заметила, как уснула.

* * *

– А-а-а-а-а-а-а-а!

Дикий крик прорезал помещение. Я подскочила на кровати, озираясь по сторонам безумными глазами. Ночник освещал комнату, раскрашивая стены в мягкие болотно-зеленые тона. Как хорошо, что он есть. Я бы с ума сошла, проснись я в полной темноте.

Мне опять снился кошмар. Опять то же самое. Я смотрела со стороны на казнь Даниэля.

Мне никто не рассказывал. Никто и ничего. Но снилось всегда одинаково. А потом, спросив кое-что у Вадима, я увидела возмущение в голубых глазах: «Кто посмел рассказать?!» И поняла, что это не просто сны. Но разве от этого легче? Сознание выхватывает куски из ткани реальности, превращая мои сны в монстров. А монстрам все равно, чью душу рвать на части. И мне больно, так больно… А снится почти всегда одно и то же.

Я падаю в беспамятстве на услужливые руки Валентина. Рамирес поворачивается к Даниэлю, и красивое лицо искажается под ударом злости.

– Вот и пришел твой конец, бездарный мазила!

Даниэль неожиданно спокоен. И это его спокойствие еще больше обозляет Рамиреса.

– Ничего не желаешь сказать?

Кривая улыбка на губах вампира.

– Тебе?

В одном слове умещается океан брезгливости. Серые глаза холодны, как осенние лужи. На лице Рамиреса появляется такая же ухмылка. Со стороны кажется, что вампиры пародируют друг друга, но я-то знаю, что это не пародия. Это поединок. Поединок черной зависти и черной ненависти Рамиреса – и полного спокойствия и любви к миру Даниэля. Рамирес отлично понял, что я такое. И в очередной раз возненавидел. Говорю – в очередной раз? Да. Этой ненависти много лет. С тех пор как двое вампиров оказались соперниками в борьбе за одну человеческую женщину. С тех пор как она пожертвовала собой, чтобы защитить любимого. С тех пор как выбран оказался не Рамирес, а Даниэль.

Иногда мне снятся воспоминания Даниэля. Это тоже мучительно, но не так страшно, как его смерть. Это воспоминание пришло одним из первых и прочно поселилось внутри.

Алая юбка, белый корсаж, маленькие босые ноги, выглядывающие из-под подола. Черные волосы вправе поспорить своим цветом с весенней замлей. В глазах навеки застыли два кусочка неба. Женщина смотрит на кого-то.

Я вижу ее лицо в нервных и раздраженных отблесках костра, но оно прекрасно даже при таком неверном освещении. И меня охватывает чужая тоска. Как хороша эта женщина была бы при свете дня! Но он никогда не сможет ее увидеть в лучах полуденного солнца. Только представить, как золотые пылинки окутают ее сияющим пологом и повлекут блестки в ее волосах в бесконечный танец жизни в лучах солнца…

– Ты меня не слушаешь, Дани…

В голосе – ни грамма укора. Только бесконечная нежность. И тепло. Эта женщина видит моего любимого таким же, как и я. Прекрасным. И я не ревную. Он любил ее? Любил. А меня? Тоже. Эти два чувства так схожи и такие разные. Как и мы с этой женщиной. Но наше чувство к Даниэлю одинаково. Любовь. Мы ведь видим его не клыкастым кровопийцей. Нет! Мы смотрим сейчас в его душу. Она – снаружи, я – изнутри. Но видим мы одно и то же. Бесконечную любовь к миру и к нам.

Мне незнаком язык, на котором они говорят, но слова я понимаю. Понимаю вместе с Даниэлем, чьими глазами смотрю.

– Я любуюсь тобой, – честно признается вампир. – Ты так прекрасна…

– Слишком прекрасна для тебя.

Этот голос мне тоже знаком. Женщина гневно взлетает на ноги. Волосы ночным облаком взметываются вокруг лица, в глазах горят огни ярости.

– Тебя не звали к этому костру, непогребенный! Убирайся! Я оборачиваюсь вместе с Даниэлем. Поднимаюсь на ноги и отвешиваю поклон. Приветствие младшего – старшему. И в смысле возраста, и в смысле положения.

– Добрый вечер, Рамирес. Ты решил заглянуть к нам на огонек?

– Не к вам, – принимает вызов вампир. – К Марии.

– Заглянул? Можешь проваливать откуда пришел!

Мария определенно не настроена на долгие разговоры. И я понимаю ее ярость. Это был ее костер. Ее маленький островок наедине с любимым, с которым она может проводить так мало времени. Слишком мало… И вторжение чужого и неприятного ей существа воспринимается как вызов. Женщина шипит от ярости, как кошка, которую окунули в бассейн.

– Так грубо… Так некрасиво…

Слова похожи на змеиный шепот. Не шипение, а именно шепот. Если бы змеи заговорили…

– Не тебе говорить о красоте, – огрызается Мария. – Ты не знаешь, что это такое!

– Но я могу распознать ее, когда вижу.

На лице пришедшего нет такого восхищения, как у Даниэля. Ее любимый всегда мечтает показать ее красоту миру.

Этот же – наоборот: только желание обладать. Чтобы все принадлежало ему, и только ему. Красивая вещь, красивая женщина…

– Распознал? А теперь убирайся! Здесь тебе делать нечего!

Вампир вне себя от бешенства. Черные глаза обращаются в мою сторону.

– Мне не место? А ему?

– Не делай этого, – говорю я раньше, чем понимаю, что он желает сделать.

Но поздно.

Взмах рукой. Лезвие серого ножа, летящее в мою сторону. И – Мария. Бросившаяся между двумя вампирами. Защитить любимого, которому это не причинило бы вреда.

Лезвие проходит насквозь. И из ее груди брызжет фонтан ярко-алой крови.

Женщина запрокидывается назад и падает на руки Даниэля. Серые глаза встречаются с голубыми. Запах крови кружит голову, а боль разрывает сердце на части. Рамирес тоже рядом. Он склоняется над телом женщины. На его лице потрясение. Этого он никак не ожидал. Не зная, что бывает такая любовь, когда и босиком по углям пройдешь … Когда все отдашь, чтобы у любимого не было ни царапинки. У нее была именно такая любовь. И в горячке любви Мария просто забывала, что Даниэль – вампир. Стоило им встретиться, и ничего уже не имело значения. Особенно такие мелочи.

– Зачем, Мария?!

И на губах женщины расцветает медленная и нежная улыбка. С усилием она поворачивает голову, поднимает руку и улыбается.

– Люблю тебя, Дани…

Имя остается недосказанным. Ласковое прозвище? Дани… Она всегда называла его этим именем.

– Я тоже люблю тебя.

Шепот сливается с шелестом ветра, уносящего душу женщины. Я поднимаю голову и встречаю бешеный взгляд черных глаз. Встречаю не дрогнув.

– Уйди. Она не хотела бы, чтобы ты знал, где ее могила. Этого удара Рамирес простить никогда не сможет. Потому что сказанное Даниэлем – чистая правда.

Это воспоминание явилось ко мне одним из первых. Но я знала, где могила Марии. Даниэль не стал уносить ее с того холма. Он вырыл яму – и похоронил там очередную свою мечту. Положил ей на грудь несколько простых полевых цветов – незабудки. И никогда не забывал. Даже сейчас, если мне захочется, я могу поехать в Польшу, найти тот город и тот холмик и зажечь там костер. В ее память. И видит Бог, когда-нибудь я это сделаю. Потому что, в отличие от Марии, я свою любовь уберечь не смогла.

Иногда я задавалась вопросом: что нашел во мне Даниэль? После нее. Потом мне становилось грустно. Даниэль видел меня такой, какой я могу стать. И стану! Обязательно! А пока я не могу даже справиться с ночными кошмарами. Мне опять пришлось досмотреть все до самого конца. Боги, как же я иногда ненавижу свою память!

– Неужели кому-то еще здесь интересны твои сомнительные откровения?!

Даниэль улыбается. На этот раз не криво и зло, а неожиданно нежно. Словно солнышко выступило из-за туч.

– Женщине, которая любит меня, Рамирес. Любит так, как никто и никогда не любил тебя.

Терять особенно нечего. Почему бы и не ударить по больному? Это ведь даже не ложь. Все сказанное – чистая правда и оттого еще более непереносимая.

Лицо вампира искажается злобной гримасой.

– Любит?! Ха!

– Любит. И не только мое искусство. Любит меня таким, какой я есть. Со всеми моими достоинствами и недостатками. Любит так сильно, что я даже благодарен Вадиму, который не дал нам попрощаться. Она бы этого не вынесла.

Это правда. Не вынесла бы. Не смогла. И сейчас не могу. Потому что схожу с ума от горя и боли. Хотя боль не так сильна, как в реальности. Любимый мой…

– Ты слишком высокого о себе мнения.

– Не о себе. О ней. У меня есть право на последнее желание? Рамирес криво улыбается, показывая клыки.

– Как и всегда. Потребуешь, чтобы приговор привел в исполнение кто-нибудь другой?

– Зачем? Я не стану лишать тебя такого удовольствия. Я требую предоставить нам двоим, мне и ей, пять минут уединения.

Вадим сдвигает брови.

– Ты не станешь приводить ее в чувство?

– Нет. Я же сказал: она не вынесет. Она хоть и сильная, но ей порядком досталось.

– И не причинишь ей вреда?

Даниэль нежно улыбается. И все понимают, что эта улыбка адресована лежащей без сознания девушке. А у меня захватывает дыхание от тоски. Любимый мой… Родной мой… Единственный…

– Никогда и никакого.

Валентин медленно направляется к трону.

– За ним есть небольшой коридор. Там вы сможете побыть вдвоем. Недолго.

Он кладет меня на пол и быстро уходит. Даниэль опускается рядом со мной на колени и нежно приподнимает мою голову. Хлопает дверь. Он знает: никто не подслушивает и не подглядывает. Его пальцы мягко обводят контуры моего лица.

– Прости меня, девочка. За любовь, за надежду… за все, что у тебя сейчас отнимают! Прости… Рано или поздно ты увидишь все это. И тебе опять придется простить. Ты простишь, потому что любишь. А любящее сердце огромно. Любящая душа способна вместить целый мир. Любящий человек по силе своей равен богам. Тебе не понравится то, что я сделаю, но, прошу тебя, дай мне шанс. Мой последний шанс, которого я не заслуживаю. Единственное мое оправдание – я слишком тебя люблю. И не смогу оставить просто так, одинокую и беспомощную, родная моя. Знаю, сначала мой подарок будет причинять тебе боль. Но потом ты обязательно поймешь. И кто знает, может, мне удастся когда-нибудь найти тебя, идя по этому свету. Я тебя слишком люблю. Слишком…

Даниэль вытягивается на полу рядом со мной. Руки его смыкаются вокруг моего неподвижного тела. И я плачу во сне. Плачу от неизбывной боли и неизмеримой нежности. Даниэль, Даниэль, любовь моя…

Вампир медленно подносит руку к своему горлу, проводит ногтем по сонной артерии…

Наши губы смыкаются – в последний раз. И я чувствую вкус нашей смешанной крови. Его – и моей. И вместе с кровью в меня льется что-то еще. Что? Не знаю. Или знаю?

Знаю. Слишком хорошо.

Жизнь.