Вечер нарочно задержался сегодня. День тянулся как смола, медленно, липко и назойливо, ужин не готовился, и ели родители в три раза медленнее, чем обычно.
Мы с Корсом извертелись на стульях.
Наконец папа отодвинул тарелку и почесал в затылке. Вокруг него клубились серые облака, почти черные, свинцовые, тоскливые, и иногда в них проблескивали зеленоватые молнии. Что-то давило, и сильно, папа был не уверен ни в решении, ни в результате, но…
– Мы очень надеялись, что у нас будет хотя бы пара лет, – честно признался он. – Хотя бы пара лет, но вы не оставляете нам выбора. Мы прятали Шани, ждали, что Корс повзрослеет…
– Я давно уже не ребенок! – нахмурился Корс.
Мама покачала головой. Рыжие ее волосы блеснули огнем, не хуже того, что играл в очаге.
– Корс… сказанное сейчас приведет нашу семью на эшафот.
Брат закрыл рот. Я, наоборот, его открыла.
Эшафот?
Как?
За что?!
– И все же этот разговор необходим. – Мама запустила тонкие пальцы в волосы. – Мы не можем уйти, но и остаться мы тоже не сможем… так, как сейчас – нет, не сможем…
Отец медленно наклонил голову, подтверждая мамины слова, заставляя нас поверить, что все демонски серьезно.
– Шани, Корс, я вас еще раз предупреждаю. Одно лишнее слово – и нас убьют. Всех. И нас, и вас… понимаете? Это не игра. Так и будет.
Облако серого страха накрыло стол, заставило похолодеть кровь в жилах, и сердце стукнуло резко-резко, а потом опять забилось, затрепыхалось пойманной птицей. Холод проник в каждый уголок тела и разума, оледенил ноги, заставил сжать пальцы, в тщетной попытке согреться… страх?
Нет. Ужас. Глубинный и не поддающийся рассудку ужас, тот, который заставляет детей с криком просыпаться по ночам и бежать в постель к родителям. Тот, от которого не скрыться взрослым.
И не сбежать. Некуда.
Глядя на меня, побледнел и Корс. Чувствительный к чужому настроению, братик испугался вслед за нами.
– Вижу, поняли. Тогда слушайте. – Отец сцепил пальцы, и только я поняла – почему. Они дрожали.
Отец боялся чего-то так сильно, что не мог сдержать этой дрожи.
Мой самый смелый и сильный папа на свете. Мой самый лучший папа…
– Мы не отсюда. Не из Риолона. Мы – из Тиртана.
Мы с Корсом переглянулись.
Тиртан… да, я знала об этой стране. Но – что с того? Неужели все тиртанские беженцы должны быть убиты? Почему?
– Я служил в охране трея[2]… ладно. Его имя вам ни о чем не скажет. – Отец взмахнул рукой. – Что такое гарем – объяснять надо?
Я покачала головой.
Мама рассказывала. Она много о чем рассказывала, учила нас, объясняла, показывала… Только сейчас я задумалась – ведь у нас дома было то, чего нельзя было найти у крестьян.
Книги.
Мама покупала их у разносчиков и в лавках, тонкие и толстые, землеописания и истории о любви, сказания бродячих певцов и святые списки…
Она легко писала и читала, считала в уме, и мы с Корсом тоже…
А ведь Мих не умеет читать. Я знаю, он сам сказал, когда застал меня с книгой. Я тогда просто не задумалась… почему? Почему я не думала над такими очевидными вещами?
– Я в ту ночь стоял на часах. А Нари пыталась сбежать, – просто объяснил отец. – Я поймал ее, но тревогу не поднял. Заглянул ей в глаза и пропал. Мы сбежали вместе в ту ночь. Сначала – от трея, потом из Тиртана, на корабле контрабандистов, и мы прожили первые несколько лет в рыбацкой деревне. Там и родилась ты, Шани.
– Я не помню…
– Тебе было года два, когда мы уехали оттуда. Трей Си… он не смирился. Он знал, что Айнара сбежала, догадывался, что мы сбежали вместе, и, видимо, смог напасть на след. Мы уехали из деревни и стали искать новое место. Кочевали по Риолону, потом я узнал о месте лесничего и решил попробовать. Барону нужен был человек со стороны, который не станет потакать местным, будет держаться за место, – я таким и оказался. Мы здесь вот уже восьмой год.
– Надеюсь, что наш след потеряли. – Мама вздохнула. – Трей… это горькая история. Мне было восемь лет, когда нас с сестрой отдали в его гарем. За неуплату долгов нашим отцом взяли нас с Айшет.
Я вскинула голову:
– Мама?
– Да. Я назвала тебя в честь моей сестры. Шани, она заменила мне мать. Она вырастила меня. Она была всего на три года старше, но стала для меня самым родным человеком, отдала мне сердце и душу, всю себя вложила. Учила меня, дарила тепло и любовь, только благодаря ей я не сошла с ума – тогда.
– Тогда? – Я не хотела задавать этот вопрос, но откуда-то во мне зрела странная уверенность.
Так надо. Здесь и сейчас – надо.
Мама кивнула.
– Да. В гареме трея девочек приводили к нему, когда те бросят первую кровь. Со мной это случилось в двенадцать лет.
Я поежилась.
Да, в деревне бывало всякое, но раньше четырнадцати девочек замуж всяко не отдавали. Не из-за традиций или еще каких-то глупостей, из расчета. Малолетка не выживет, умрет при родах, напрасный расход получится, вот и все. А в неведомом мне Тиртане, значит, так…
Прикусила губу. И маму, в двенадцать лет, повели как корову к быку на случку…
Гады!
Твари!!!
– Я чуть с ума тогда не сошла. Сестра была рядом, помогла, поддержала. Айшет всегда была рядом, но ей это не помогло. Она умерла при родах, и тут я не солгала, Шани.
– Но ведь и не договорила?
– Нет. – Мама опустила голову. – Меня не просто так взяли в гарем. Не за красоту – у трея были девушки куда как краше моего. За кровь. В нашем роду давным-давно были маги разума.
Я фыркнула и рассмеялась.
Маги разума?
Мам, ну какие маги? Это старые сказки, это смешно! Да, где-то они есть, но их так мало…
Смех сам по себе застрял у меня в горле. Мама смотрела так, что сомнений не оставалось – она не шутит, ни капельки не шутит.
– Поверь, Шани, это не просто слова. Это – было. Шесть поколений назад, моя прапрабабка была магом разума. Слабеньким, поэтому никто о ней не знал, но семье хватило.
– На что хватило? – встрял Корс.
– А на все, сынок. – Мама смотрела ласково. – Вот представь, что ты можешь прочитать, о чем думает человек. Вообще любой человек. И не только прочитать, но и внушить ему, что пожелаешь. Любые мысли, любые чувства, и человек все выполнит. Этому воздействию даже другие маги поддаются. А если делать все аккуратно, никто и не подумает на мага, и не заметит… К примеру, Шани может приказать любому парню в деревне за ней бегать. Нравится?
Я представила себе картину и замотала головой.
Нет, не нравится. Отвратительно, гадко превращать человека в марионетку на ниточках!
– Прапрабабка была слабым магом, она внушать ничего не могла, – вздохнула мать. – Только читать. И этого хватило, чтобы прапрадед разбогател. Сильно…
– А потом?
– Несколько поколений в семье этого дара не было. Хотя девочки рождались похожие, рыжие. – Мама развела руками. – Прорыв случился у моей матери.
– Она смогла…
– Мама могла читать мысли и внушать свои. Она была сильным магом – и неосторожным, – с горечью произнесла моя мать. – Отец… он был слабый, глупый, только вот и достоинств, что в матери души не чаял, а она в нем. Это важно, Шани. Маг разума видит все мысли человека насквозь и понимает, кто его любит, кто не любит… Мих тебя любит?
– Да.
– Откуда ты знаешь?
– Вижу. Он светится так, тепло…
– Но что именно он думает… мыслей ты не слышишь, так?
Я покачала головой:
– Нет, мам.
– Только облака. Только цвета, верно?
– А откуда ты знаешь?
– Сестра рассказывала, а ей мать. Отец наш попробовал разбогатеть, но не ко времени. Мать ждала третьего ребенка, мальчика, и отец захотел, чтобы к его рождению были деньги, и побольше… одним словом, мать перенапряглась, скинула младенца и умерла. Отца бросили в долговую яму, нас продали трею…
Меня аж передернуло, словно по спине сосулькой провели.
– Он не знал… хотя нет, он наверняка знал о ваших способностях, да?
– Да, Шани. Знал. И я иногда подозреваю, что именно он стоял за проблемами нашего отца, за смертью матери… в роду трея тоже было нечто подобное, только там не маги разума, там маги земли. Это как спящая кровь, но если она есть с двух сторон – пробудить ее легче. Он хотел ребенка с даром мага, а каким – не важно. Ценны были бы и тот и другой.
Я замотала головой, не желая верить. Корс успел вперед меня.
– Мам… но это бред какой-то?
– Почему же? Такой ребенок может быть полезен, очень полезен…
– А потом он решит убить трея и бежать. Маг земли-то? Землетрясение устроит и убежит под шумок, алмазов себе накопает? Или родится маг разума, тогда он внушит трею что-то такое, вроде дать денег, доставить на корабль? Почему нет?
– Малыш, – мама вздохнула печально и протяжно, – поверь мне, контролировать можно любого. Есть блокираторы для магии, есть методы обработки, есть боль, голод, специальные травы, да и силы человеческие не беспредельны. Если маг может только читать, к примеру?
– Он будет знать, как к нему относятся…
– И что толку?
Корс посопел, не желая сдаваться.
– Можно же придумать что-то?
– А зачем? В гареме тепло, уютно, кормят-поят… за его стенами намного хуже. И те, кто в нем рожден, не знают другой жизни. Ее знали мы с сестрой, и нам не нравилось происходящее. Айшет забеременела и умерла при родах. Я же решила, что не останусь в гареме. Случай подвернулся пятнадцать лет назад.
А что у нас тогда случилось?
– Тиртан сильно поссорился с Раденором, – ответила на невысказанный вопрос мама. – Войны не получилось, но его высочество Александр Раденор прошелся вдоль побережья Тиртана, поднимая зомби со всех доступных кладбищ. Сколько погибло тогда… а мне вот повезло сбежать. Началась суматоха, и под шумок я удрала.
– Я как раз нанялся охранять трея. – Отец развел руками. – Нари действительно попала ко мне в руки, и отпустить я ее не смог. Бежали вместе, в той суматохе кого угодно потерять можно было.
– Но вас ищут? – уточнила я.
– Где-то мы промахнулись. Или когда золото продавали, или когда контрабандистам платили, или… все возможно. Трей искал тщательно, уж поверьте.
Как же мне не хотелось задавать этот вопрос. Но…
– Просто так? Просто искал?
Мама смотрела с искренним сочувствием. Она понимала вопрос и знала ответ. И я его тоже знала. Уже знала…
– Нет. Меня искали потому, что я была беременна.
Мир не рухнул.
Не взвился огонь в очаге, не закричала за окном птица, не разразился ураган.
И все же мой мир дрогнул и изменился.
– Я… я дочь насильника? Тиртанца?
Мама медленно опустила голову.
– Шани, я не хотела рассказывать тебе слишком рано. Так получилось… да. Айшет умерла родами, трей сожалел о ней, но не как о человеке. Как о матери возможного чудо-ребенка. Когда я поняла, что уже второй месяц в тягости, у меня хватило ума промолчать. Проверила, как смогла, поняла, что жду ребенка, и решила, что убегу. Лучше уж под забором подохнуть, чем вот так… чтобы тебя отняли сразу после рождения, правильно воспитывать, а меня опять оплодотворили! Не хочу!
– И ты сбежала…
Мама кивнула.
– Была жуткая ночь. Гроза разразилась… говорят, если рядом творится сильная магия, погода портится. Шторм ахнул, волны были выше домов, молнии били… одна ударила в дом трея. Начался пожар, все метались, кричали, я не растерялась. Схватила шкатулку с украшениями, кое-какую одежду потеплее – и бросилась бежать. Пока никто не приглядывал. Наткнулась на Шема…
– Да уж… вылезает это чудо из окна, оглядывается… я должен был схватить ее и доставить обратно. И – не смог.
– Потому что магия? – не удержалась я.
Мама покачала головой:
– Нет, Шани. Мне этого дара не досталось, так, чуть-чуть. Это же магия разума… я могу почувствовать, как человек ко мне относится, иногда как пробои случаются – с предчувствиями, с вопросами, но и только. Что-то внушить человеку я никогда не смогу. Разве что с мужем у нас взаимопонимание. Но тут другое, любимого человека всегда понимаешь, как себя.
Я выдохнула.
– Мам, может, и я?..
– К сожалению – нет. Ты не помнишь этого… способности у тебя проявились очень рано, малышка. Где-то года в три.
– Нет, не помню…
Мама кивает и принимается рассказывать.
И перед нашими глазами как вживую встают зеленый луг с цветами, женщина, которая лежит на одеяле, ей тяжело двигаться, большой живот мешает, и девочка, которая носится вокруг. Смешная, рыженькая, в одной рубашонке и босиком…
– Мам, смотли… – Буквы она еще выговаривает плохо, картавит…
На ладошке сидит ящерица. Сидит, вертит головкой, даже не пытается удрать.
– Я сейсяс ее поплосу…
Девочка пристально смотрит на ящерицу, и под взглядом малышки ящерка начинает прыгать на месте. Потом ложится на спинку, задрав лапки, позволяет чесать себе шейку и брюшко и даже не пытается убежать…
Мать подскакивает на месте.
– Шани?
– Смесная, плавда?
– Да, дочка. Очень. Это ты ее… просишь?
– Да, мам. А сто?
– Ничего, солнышко. Ничего. Отпусти ящерку, Шани, ее дома ждут.
– Холосо… А кто ее ждет?
– Детки, как ты…
Женщина принимается рассказывать историю про ящерку и ее деток, а сама внимательно вглядывается в девочку.
Неужели?..
И все яснее понимает, что – да. Проклятый дар все же проявился в малышке. Дар не земли, дар разума. Что же делать, что теперь делать?
– И что вы сделали, мам?
– Я не зря говорила, что в Тиртане придумали способ держать в повиновении таких, как мы. Посмотри на свою левую руку!
Ничего нового я на ней не увидела.
На руке была одежда. Под одеждой, как и всегда… браслет?
– Мой браслет, мам? Да?
– Да, Шани. Не весь, там внутри вставка из камня… когда-то этот браслет был моим ошейником.
– Что?!
– Да. Так в Тиртане контролируют магов. Ошейник и блокиратор – и ты ничего не можешь. Ты не опасен. Правда, для тебя блокировка оказалась слабовата.
– Что?
– Ты часто говорила мне о цветах. О чувствах и их окраске, зайка. Помнишь?
Еще бы мне было не помнить.
– Мам, так это…
– Да, Шани. Это – оно.
Вот уж никогда не подумала бы!
Я знала, что чувства имеют цвет, что можно увидеть, о чем думает человек… но я не думала, что это как-то странно! Темный!
– Мам, но…
– Ты же не общалась с другими детьми, малышка. Ты постоянно была при мне, и жили мы уединенно. Мы боялись.
Мир медленно окрашивается в черные тона. Мои родители. Боялись.
– Меня?
– Нет. ЗА тебя.
Я выдыхаю. Медленно-медленно, словно воздух из меня выходит вперемешку с иголками.
– А…
Мама смотрит ласково, и темный жгут, который стиснул мое сердце, постепенно рассеивается. Потоки золотистого света заливают комнату.
– Разве мы можем бояться свою дочку?
– Свою родную девочку, – поддерживает отец.
И я понимаю, что я действительно их дочь. И не важно, кто там был, трей или кто-то еще, а у меня есть самые лучшие в мире мама и папа.
Так-то!
Мама улыбается:
– Поняла?
– Да. Пап, мам… а что теперь?
– А теперь… – Отец вздохнул. – Теперь сделай то, чего мы не хотели. Сними браслет.
– ЧТО?!
– Шани, а как еще можно проверить и убедиться? Если бы Мих не был настойчив, если бы ты не шла ему навстречу, мы бы подождали до семнадцати лет, а то и дольше.
– Чем раньше начинает проявляться дар, тем он сильнее, – шепнула мама. – Мы догадывались, что будет тяжело, но… Светлый, как же это не ко времени!
Я уронила голову на стол.
– Может, не надо?
– Надо, Шани. Здесь и сейчас, где все свои, ты снимаешь браслет, потом опять надеваешь его и говоришь, что почувствовала и увидела. А потом подумай, как ты будешь жить в деревне с этим даром. Просто – как?
Я закатала рукав.
И в первый раз, словно на ядовитую змею, поглядела на простой браслет. Серебряный, простое заручье, обхватывающее руку чуть выше локтя. Незамкнутый.
Неширокий, в два пальца.
– Ошейник…
– Да, Шани. Мы его распилили, когда получилось. Оказалось, что там камень, который вделан в серебро, он блокирует способности. Ну и не стали выкидывать, мало ли что? Как видишь, пригодилось.
Я видела.
И ведь ношу с детства, даже в голову не приходило, что это блокиратор! С чего бы? Мне просто мама его подарила, и я его носила, сначала подвязывала кожаным ремешком, как взрослая, потом доросла до браслета, чтобы он не сваливался…
Я медленно выдохнула – и стянула серебряную полосу с руки.
Я чувствовала себя, как человек, который упал в ручей головой.
И теперь меня несет, вертит, крутит…
И это – больно!
Нет, не так! Это БОЛЬНО!!!
Три человека. Три взгляда. Три потока мыслей.
Корс.
Самый резвый и быстрый поток, самый резкий и расплывчатый. Мысли скачут во все стороны, и кажется, что ты пытаешься удержаться верхом на диком кабане. Причем не в восторге от этого и ты, и кабан.
«Интересно, Шанька правда мысли читать сможет? Тогда она про удочку узнает. И про Миха, и про то, как я им муравьев подсунул… а кусачие были, заразы… зато на них хорошо рыбу прикармливать… но если отец узнает, я потом на задницу долго не сяду…»
Мамин поток мыслей, более ровный.
«Неужели дочь все-таки унаследовала этот дар? Страшно… Бедная моя девочка».
Всплывает в памяти мамы лицо полного мужчины лет сорока, с окладистой черной бородой, с жестокими черными глазами, и я понимаю – это ОН.
Мой настоящий отец.
«Трей Элиас Сирант был мразью и подонком, но дар у него в роду был. И если он усилился… Шани? Неужели… Нет!!! ПРОЧЬ!!!»
Это похоже на кастрюлю с молоком.
Мысли мамы, до того более-менее упорядоченные, вдруг вскипают. И я просто ничего не могу в них разобрать, столько там всего намешано. Испуг, страх, боль, тоска, лица рыжеволосой девушки и черноволосого мужчины сливаются в дикую мешанину, и я бегу, чтобы не потеряться в ней.
И в отчаянии перевожу взгляд на отца.
Там только одна мысль. И от этого становится спокойнее и уютнее.
«Я так и знал».
Я закрываю лицо руками, но не могу отгородиться от сплошного потока.
Удочка, муравьи, Мих, я сама, опять муравьи и рыбина…
Отчаяние, страх, трей Сирант, Тиртан, картины золотистой песчаной страны и опять страх, море, и желание бежать…
Холодное спокойствие человека, который понимает, что худшее уже произошло. Теперь надо что-то с этим делать.
Я захлебываюсь в этом потоке, тону в нем и не знаю, куда деться от льющихся со всех сторон мыслей. И именно отцовская рука надевает на меня браслет, отсекая их. Оставляя только чувства.
Разноцветные, яркие…
Восторг и ужас со стороны Корса, мамино отчаяние, отцовскую решимость принять бой…
– Светлый! Что это такое?
На стол капает красная капля, вторая…
Из носа у меня пошла кровь. Почему? Что случилось?
Мама встает и протягивает мне полотенце.
– Прижми. И запрокинь голову.
Я так и делаю. Сейчас, остановится кровь, и мы поговорим. Светлый, за что?
За что ты наказал меня таким… даром?
Ну уж – нет! Это не дар, это проклятие!
О проекте
О подписке