Сморённая беспокойством и успокоенная тёплым летним ветерком, я чуть не уснула в кресле у окна, как вдруг уловила в полудрёме стук в дверь. Подошла, приоткрыла засов. На пороге ждала Алёнушка. Лучинка у неё в руках едва тлела, сама она зябко перебирала голыми пятками. Немудрено замёрзнуть, когда поверх платья тонкого одна только шаль вязаная накинута.

– Впусти, Ладушка, – попросила она жалобно.

Я, конечно, за дверью её не оставила. Алёнушка в покои проскочила и на кровать мою уселась. Никогда не могла я сестрице противиться, хоть и знала, что добра от неё ждать не следует. Была она у нас хоть и красавица с милым лицом, да больно упряма, с норовом.

– Ты зачем по ночам ходишь? Мама ругаться будет! – Я на всякий случай выглянула в коридор. К счастью, покои наши рядом были, никто Алёнушку не заметил.

– Волнуюсь за тебя, Ладушка. Сердцу неспокойно. – Сестрица приложила руки к груди. – Как бы жених твой любезный не выставил тебя на посмешище!

– О чём ты?

– Слышала я сегодня от подруженьки моей Аннушки, а та от своей матери, а у той знакомая в самой столице, что Финист после брачной ночи невест бросает. Увозит к себе, потом объявляет, что ему порченую девицу подсунули, и назад отправляет.

– Вряд ли он на мою красоту позарился, – усмехнулась я. – А слухам не верь – люди со зла разное наболтать могут. Финист обманщиком не выглядит, зачем ему так поступать?

– Наивная! – всплеснула руками Алёнушка и наклонилась ко мне. – Говорят, что он колдун, и что ему кровь девичья для ритуалов нужна. Поэтому и женится на невинных девушках. В твоей же невинности сомневаться не приходится. – Она окинула меня насмешливым взглядом, а затем, вспомнив, что пришла отговаривать от замужества, опустила глазки. – Не ходи за него, откажись. Я с матушкой поговорю, найдёт она тебе другого жениха, лучше этого.

Ой ли? Полгода во все стороны брачные договоры рассылали, пять встреч провели. И всё без толку! Где же она так быстро нового достанет? Но Алёнушка, оказывается, к разговору подготовилась.

– Наш учитель танцев давно про тебя расспрашивал, приглянулась ты ему. Разве он не лучше? Умён, обходителен и, главное, уезжать никуда не придётся. А с Финистом в Яроград поедешь. Ну подумай, куда тебе в столицу? – Сестрица взяла меня за руки, заглядывая в глаза. – Так я скажу матушке, что ты отказываешься?

– Нет, Алёнушка, – я накрыла ладони сестрицы своими, стараясь не сравнивать наши руки. У неё-то пальчики тоненькие, изящные, а мои едва в перчатки влезают. – Если судьба мне опозориться после свадьбы, так тому и быть. Не волнуйся раньше времени. Может, всё у нас сладится.

Алёнушка ноздри раздула, руки выдернула и с кровати вскочила.

– Я о тебе забочусь, а ты меня совсем не слушаешь! – Она топнула ножкой, а у самой слёзы на глазах выступили.

Вот и поговорили.

– Ну, не сердись, – примирительно попросила я и, подумав, вытащила из ларца пряник. – Будешь?

– Сладкое портит фигуру, – наставительно заметила Алёнушка, но пряник взяла. – Ладно, не буду маме ничего говорить. Но за Финистом пригляжу. Мало ли что. – Она прикусила губу, оглядела опочивальню и добавила хитро: – Сестрица, одолжи мне свои бусы поносить? Я их верну к свадьбе. Уж больно они мне приглянулись, к платью новому подойдут.

– Модница! – фыркнула я, но бусы Алёнушке отдала. Не любила я украшения, да и на лебединой шее сестры они смотрелись лучше.

Обрадованная, она примерила бусы, сверкнула белыми зубками и порывисто меня обняла.

– Спокойной ночи, Ладушка.

– Спокойной ночи, милая.

Я поцеловала её в лоб, и сестрица упорхнула к себе в опочивальню.

* * *

Утро началось с суматохи. Я толком проснуться не успела, как дверь распахнулась, и в покои влетела мачеха, непривычно растрёпанная и взвинченная.

– Как тебе не стыдно! Мы о тебе заботимся, растим, жениха нашли приличного, а тебе всё мало! Любовь у неё, видите ли! Сбежать надумала?

Я удивлённо захлопала глазами, едва успев прикрыться одеялом. В опочивальню набились слуги и охранники с батюшкой и мачехой во главе. Позади маячила макушка сестры, а у самой двери – о, ужас! – прислонился к косяку Финист, со скучающим интересом наблюдая за всем этим безобразием.

– Что происходит? – поинтересовалась я, пытаясь справиться с волнением.

– Она ещё спрашивает! – Мачеха подлетела ко мне и влепила пощёчину.

Голова дёрнулась назад, на глазах выступили слёзы. Не столько больно, сколько обидно. За что?! Мачеха замахнулась снова, но на этот раз я перехватила её руку, не позволив ударить.

Сплетни разнесутся быстрее, чем одеться успею, так пусть слуги и меня услышат:

– Я не сделала ничего дурного, – твёрдо сказала я. – Пусть прислуга выйдет, и мы поговорим.

Кажется, мой спокойный тон подействовал. Мачеха оглянулась на домочадцев и челядь, застывших в дверях, но не особенно взволновалась. Зато заметив Финиста, наблюдавшего за скандалом, удивлённо распахнула глаза. Слуги ладно, они в поместье ко всякому привыкли, но что скажет посторонний человек?

– Финист Кощеевич, не могли бы вы ненадолго оставить нас с дочерью наедине? – нервным голосом поинтересовалась мачеха.

Вместо того чтобы уйти, жених зашёл в покои.

– Поскольку Лада – моя невеста, то столь щекотливый вопрос и меня касается, разве нет? А вот челяди здесь и впрямь делать нечего.

Вроде сказал задумчиво, а посторонних как ветром сдуло. Остались родные да сам жених. Впрочем, топот в коридоре я не услышала, так что, скорее всего, слуги подслушивали под дверью. Ну, не глазеют, и то хорошо.

– Могу я одеться, прежде чем мы поговорим?

Лежать в постели с натянутым до носа одеялом было не очень удобно. Я покраснела, не зная, как попросить Финиста не смотреть, но тот сам догадался и повернулся ко мне спиной.

– Скажешь, как будешь готова.

Я поспешно слезла с кровати и выхватила из шкафа первое попавшееся платье. Хорошо, что недавно, по последним веяниям моды, в опочивальне установили ширму. Будь я красавицей, как Алёнушка, могла бы не стесняться, но своими телесами лишний раз блистать не хотелось. Платье я выбрала не слишком удачное, узковатое в груди, но искать другое времени не было. Наскоро заплетя косу, я вышла из-за ширмы.

– Теперь могу слушать. Так что случилось?

– Не строй из себя невинность! Мы узнали о твоей связи с учителем танцев, – не скрывая разочарования, объявила мачеха.

– О какой ещё связи?

– Не притворяйся. С тех пор, как он перебрался жить в наш дом, слуги часто видели вас вместе. А сегодня утром нашли у него в покоях вот это! – Мачеха потрясла бусами из бирюзы, которые ночью забрала у меня Алёнушка. – Как они попали к нему?

И мне хотелось бы это знать. Я перевела взгляд на сестру, но Алёнушка изобразила полное непонимание. Ясно: будет всё отрицать, и я ничего не докажу.

– … Не знаю.

Я чуть помедлила с ответом, и от мачехи это не укрылось.

– Лада, или ты рассказываешь всё как есть, или сейчас же отправляешься в монастырь.

– Зачем торопиться с обвинениями? Давайте всё проясним, – вмешался Финист и достал из кармана стеклянный шарик величиной с яблоко. – Забавная вещица, позволяет проверить, правда ли сказана. Наставник из Колдовской Башни подарил мне её на окончание учёбы. Если человек лжёт, шар становится красным, а если говорит правду – зелёным. Не хотите испробовать? – Он протянул шар мачехе. – Скажите, что на моей невесте синее платье.

Я с кислым лицом оглядела свой неудачный наряд из ярко-оранжевого шёлка. Похоже, Финисту не нравился этот цвет, но не я его выбирала. Это наша Алёнушка любила эксцентричные наряды, а портной у нас был один на двоих. Ясное дело, что на красавицу Алёнушку умелец обращал больше внимания, чем на её сестру-толстуху.

Пока я размышляла, мачеха послушно солгала, и шар загорелся красным.

– А сейчас что-нибудь правдивое. Девица, может, ты попробуешь? – Он протянул шарик сестрице. – Была ли ты с мужчиной в любовной связи?

Мачеха ахнула, а отец гневно сдвинул брови. Но больше меня поразила сестра. Она как-то разом побледнела и, как мне показалось, захотела спрятать руки за спину.

– Я понимаю, что смущаю своим вопросом. Но разве не стоит проверить артефакт на той, в ком не сомневаетесь? Или девице есть что скрывать? – обратился он к Алёнушке.

– Ничего подобного! Просто я смущаюсь говорить о таком вслух при постороннем, – отступила она, скрестив руки на груди.

– Мы уже почти родичи. И поверь, я не питаю к тебе никакого интереса, кроме как родственного.

– Так уверены в Ладе? – зло ответила Алёнушка, а мне стало обидно: она же знала правду!

– Я её жених. Если не я, то кто ей поверит?

– Ладно, я отвечу!

Сестрица зажмурилась, выхватила у него шар и быстро выдохнула «Нет». Тот перекрасился в зелёный цвет.

– Как видите, артефакт правдив. – Финист забрал из рук сестры шар и протянул мне.

Алёнушка выглядела изумлённой и что-то собиралась сказать, но, уловив насмешку во взгляде колдуна, закрыла рот.

Да уж, мне было над чем подумать. Отчего-то показалось, что сестра соврала. Но не могла же она найти себе возлюбленного в пятнадцать лет?! Или могла?

– Невестушка?

Все смотрели на меня, и я поспешно взяла шарик. Руки у Финиста были горячими, а ладони куда больше, чем мои. Чудно как-то: рядом с ним я не чувствовала себя огромной. Он возвышался надо мной почти на голову, такой невозмутимый, уверенный в себе.

– Ты покидала опочивальню этой ночью?

– Нет.

– Была с мужчиной в любовной связи?

– Нет.

– И что, даже не целовалась раньше? – Он склонился ко мне так низко, что жар опалил щёки.

– Н-нет.

– Рад слышать, – тихо сказал он.

Шар продолжал ярко гореть зелёным. Финист улыбнулся, а лицо мачехи разгладилось.

– Но ты встречалась, встречалась с учителем танцев! Слуги тебя видели! – выпалила Алёнушка, окончательно подтверждая: утренний переполох – её рук дело.

– Мы разговаривали о правильном питании и упражнениях для похудения, – призналась я. Не хотела, чтобы родные знали о бесполезных попытках стать стройнее. Всё равно как я ни старалась, ничего не выходило.

– Думаю, стоит попросить прощения у Лады за недоразумение, – сказал Финист и первым склонил голову. – Прости, что побеспокоили.

Отец пробурчал что-то невразумительное, похожее на извинение, а мачеха опустила глаза, не зная, что сказать.

– По поводу свадьбы. Я должен явиться ко двору к концу месяца. С женой, разумеется. Не хотелось бы затягивать, поэтому давайте проведём церемонию как можно скорее.

– Но подготовка… Платье будет сшито через неделю, – ахнула мачеха.

– Невеста хороша в любом наряде, лишь бы была счастливой, – безмятежно возразил Финист.

– Люди не поймут, – пискнула сестрица.

– Думаю, мы и без того дали достаточно поводов для слухов. Митрофан Степанович, слово за вами.

Батюшка посмотрел на меня, на Финиста, подбоченился и, выглянув за дверь, громко гаркнул нашему управляющему:

– Федя! Собирай слуг, рассылай приглашения! Да музыкантов найди, чтобы повеселее, и вели зарезать пару свиней на званый ужин! Вечером будем свадьбу играть!

Я рот открыла от изумления, а Финист подмигнул мне задорно и вышел за дверь.

* * *

Суета завертелась с удвоенной силой. Подружки-служанки собирали приданое: ларь с платьями и сорочками, которые мы с мачехой загодя расшили, полотенца и пояс – жениху в подарок. Варя на самое дно положила резную шкатулку, что родная матушка оставила мне в наследство. В шкатулке лежали перья да бумага, книжка сказок и обручальное колечко. Когда маменька с батюшкой поженились, кольца носили, а не браслеты.

Мачеха битый час пыталась втолковать мне, как пользоваться белилами, румянами и прочими красками, да так и плюнула под конец. Всё равно я не запомнила. Сложила всё, в суконную ткань завернула и убрала в ларь. Вряд ли я всё это скоро достану – что накрашенной, что нет, красавицей мне не быть.

Опосля всего мачеха выгнала из покоев челядь и увлекла меня за собой для неловкого женского разговора. Откуда дети берутся, я в свои девятнадцать лет знала. И подружки рассказать успели, и в дворовом хозяйстве насмотрелась. То, что собачки и кошечки друг с другом так не играют и не дерутся, мне ещё в четырнадцать лет рассказала тётка Фрося: я думала, что потасовку разнимаю, а оказалось, влезла в любовную игру, за что по руке лапой и получила. Шрам от когтей на всю жизнь остался. Так что мягкие намёки мачехи на то, что меня в первую брачную ночь ожидает, я выслушала с умеренным любопытством. Да и сомневалась, если честно, что Финист ко мне притронется.

Такое бывало. Варя рассказывала, что, когда замуж вышла, к ней муж год не подходил. Её совсем молоденькой отдали, едва пятнадцать стукнуло, а мужу за тридцать было. Он с ней даже в одной кровати не спал, чтобы не смущать, на сундуке зимовал. А как попривыкли друг к другу, притёрлись, стал знаки внимания оказывать. Ждал, пока она в него влюбится. И дождался.

Я рассказам Вари умилялась, да и подружки ей завидовали. Не каждой жене такой заботливый муж достаётся.

Впрочем, познавать прелести супружеской жизни я не жаждала, а спать привыкла в одиночестве. Даже не представляю, как уснуть, если кто-то под боком сопит и храпит. Это я о себе, если что.

Алёнушка как ушла утром, так больше у меня не появлялась. Знала, что я её ругать буду, вот и придумывала, как половчее соврать. Я хитрости сестрицы давно изучила, но всё же каждый раз им поддавалась. Да и как не простить? Родная кровь – не водица.

К вечеру меня одели в наряд праздничный и накрасили пуще вчерашнего. Кукла какая-то вышла. Щёчки розовые, губки бантиком, а платье – хоть на самовар надевай. Невестино – расшитое шелками и золотом, – закончить не успели, выбрали бледно-зелёное, и не будь я нарумянена, цветом лица сравнялась бы с ним.

Пока я не зашла в церковь, украшенную цветами к свадебной церемонии, как-то не верила, что выхожу замуж. Будто сон видела: вот жених стоит у алтаря, улыбается едва заметно, батюшка слезу смахивает, а сестрица сердито из-под бровей соболиных поглядывает. Но не со мной всё это происходит.

Жаль, Василиса на свадьбу не успела. С ней бы мне попроще было, поддержку бы чувствовала. А так…

Мачеха шикнула, чтобы я не топталась в дверях, и пришлось взять себя в руки. Шла я мелкими шажками, думая лишь о том, как бы о подол не споткнуться да не свалиться, а то сама не поднимусь, позора не оберёшься.

У алтаря Финист взял меня за руку и подвёл к священнику. Что тот вещал про узы брака, я прослушала, разглядывая жениха. До чего же красив! Кудри золотые, глаза зелёные, и шрам ничуть не портит! Уголки губ то и дело подрагивали. Вот вроде бы чего смешного в церемонии? А он забавлялся. Я на гостей взглянула – и тоже чуть не засмеялась. Все на свадьбу собрались, а за жениха с невестой никто не радуется. Разве что батюшка. Слуги втихаря обсуждают, сколько еды останется, гости позёвывают, а дамы хихикают и притворно ахают, на нас глядя. Жениха, видать, жалеют.

Финист едва заметно сжал мою ладонь, вырывая из мира грёз. Похоже, я чуть не пропустила что-то важное…

– Согласна ли ты, Лада Митрофановна… – завёл священник монотонным голосом.

– Да. – Быстро закивала в ответ. Рука жениха расслабилась, а мне запястье потереть захотелось. Ну и цепкая же хватка у моего почти мужа, как капкан.

– Согласен ли ты, Финист Кощеевич, взять в жены Ладу Митрофановну, чтобы быть с ней в богатстве и бедности, в горе и радости, пока смерть не разлучит вас?

– Согласен, – твёрдо ответил Финист.

Я скорее почувствовала, чем услышала, как по залу пронёсся вздох, полный разочарования и облегчения. Не я одна сомневалась, что свадьба состоится.

Жених надел мне на палец кольцо, которое утром заменит браслет, и только тут я поняла, что всё взаправду. Я замужем. И понятия не имею, что дальше делать и как себя вести.

– Можете поцеловать невесту, – негромко договорил священник.

Для меня же его слова прозвучали громом средь ясного неба. Неужто нельзя было опустить эту часть церемонии? Впрочем, Финист не смутился. Наклонился и коснулся моих приоткрытых от изумления губ – словно бабочка порхнула. А я вспыхнула как маков цвет и испугалась, что теперь до пиршественного зала не дойду. В голове такая сумятица творилась, что я едва в сознании удерживалась.

Вот только идти не пришлось – Финист подхватил меня на руки и понёс. Гости рты пооткрывали, что жених никакой усталости не выказал. За порог церкви вынес, а там опустил на землю и чинно подал руку.

– Окажите мне честь, Лада Митрофановна, – чопорно произнёс он, но глаза сияли задорно, как у мальчишки, и я невольно улыбнулась в ответ.

– С удовольствием. – Я положила ладонь на его локоть.

Так и вошли в пиршественный зал, под руку.

* * *