Мусса проснулся удивительно рано для себя и какое-то время пытался сообразить, где находится и почему не слышно привычного громоподобного тиканья. В доме было так тихо, что это просто резало слух. В открытое окно вместо городского шума просачивалось только птичье щебетание. Мусса спустился вниз, ведомый поразительным запахом домашнего хлеба.
– Ты так рано! – удивилась Люда. – Что, не спится в незнакомом месте?
– Ага. Так тихо, что даже страшно, – усмехнулся Мусса.
– Я думала, вы дольше с Маратом поспите. Сейчас пойду, Алика разбужу, пусть к Ладе за моим заказом съездит. Хочу вас настоящими домашними яйцами накормить и молоком свежим.
– А далеко ехать-то? – спросил Мусса.
– Да нет. Пару километров дальше по дороге. Там не пропустишь. У Лады вывеска прямо на заборе «Домашние молочные продукта и яйца».
– Так давай я и смотаюсь! Как раз окрестности посмотрю. Что взять-то нужно?
– Я все заказала по телефону. Но можешь еще попросить у Лады сыра козьего с зеленым чесноком и с грибами, если у нее, конечно, кусочек найдется. А то сейчас летом дачников много, и у нее все разгребают подчистую моментально. Вот, держи баллоны.
Мусса, прихватив сумку с двумя баллонами, заглянул в комнату к спящему Марату и взял ключи от джипа.
Ехал он медленно, с любопытством осматривая открывающийся пасторальный пейзаж. Местные или дачники провожали незнакомую машину долгими взглядами.
Вскоре показалась вывеска, о которой говорила Людмила. Ворота были приглашающе открыты, и Мусса, не церемонясь, заехал прямо в обширный, усыпанный гравием двор. Сразу же в нос ударил запах близости животных. Мусса поморщился, как истинный горожанин. Большой двор был пустынным, и только чуть поодаль у сарая стоял старый пикап с прицепом. Слева в углу двора под большим раскидистым деревом был длинный стол из струганных досок, на ножках из вкопанных в землю круглых бревен и такие же длинные лавки. Там сейчас одиноко сидела девочка лет четырех и с любопытством смотрела на незнакомую машину. Перед малышкой лежал альбом и карандаши. Мусса явно застал ее в момент сотворения очередного шедевра, что будет украшать стены в доме ее родителей.
Мусса выбрался из машины и пошел в сторону девочки. У нее были кучерявые светлые волосы и при этом довольно смуглая кожа и яркие синие глаза. Мусса внутренне усмехнулся. Эта экзотичная красота явно разобьет немало сердец, когда малышка превратиться в красивую девушку.
– Привет, – сказал он.
– Пливет. А вы к кому? – Бровки девочки сошлись домиком, собирая сердитые складочки на лбу.
– Меня вот за молоком послали, – Мусса продемонстрировал девочке сумку с баллонами в качестве доказательства чистоты его намерений. – Позовешь кого-нибудь взрослого?
Девочка внимательно посмотрела на баллоны в его сумке, словно желая удостовериться в их подлинности, и только потом важно зашагала к открытым дверям сарая в глубине двора. Подойдя к дверям, она закричала во все горло:
– Ма-а-а-ам! Тут к тебе какой-то долбаный уголовник за молоком плиехал! – и с довольным видом повернулась к Муссе.
Он чуть не выронил баллоны и, подойдя ближе к дерзко смотревшей на него снизу вверх малявке, негромко спросил:
– Это почему же я уголовник?
– Потому что у тебя это, – девочка указала пальчиком на его татуировки на руках. – У дяди Коли тоже есть, и тетя Лиля всегда его называет «этот долбаный уголовник». Плавда, у него они не такие класивые, как у тебя.
– Валюш, ты с кем там? – раздался из недр сарая голос, от которого у Муссы все волосы на теле встали дыбом.
Наружу шагнула стройная женщина, одетая в свободные джинсы и широкую клетчатую мужскую рубашку, и Мусса встретился с поразительными темно-синими глазами, которые ему, видимо, теперь никак не забыть.
Элоди, узнав его, тихонько охнула и отшатнулась. Ее взгляд заметался, словно она искала, где бы спрятаться. На щеках вспыхнули красные пятна, признак крайнего смущения, а губы разомкнулись, выдавая сбившееся дыхание.
– Т-т-ты? Что ты тут делаешь? – запинаясь, спросила она, не глядя в его глаза.
– За молоком вот приехал, – тупо ответил Мусса, пожирая ее голодным взглядом.
Все его тело напряглось, впитывая ее образ. От вида ее гладкой кожи, в солнечном свете напоминавшей золотисто-коричневатую сладостную карамель, у него уже знакомо заныли сжатые челюсти и тягуче заболело в паху.
– Ма-а-ам, ты знаешь этого дядю? – маленькая девочка переводила взгляд с Элоди на Муссу, заставляя его тоже вспыхнуть от смущения за его очевидное возбуждение.
– Валюш, возьми у дяди… Муссы сумочку с баллонами и отнеси тете Лиле, – тихо попросила Элоди.
Девочка схватилась за сумку, и Мусса, очнувшись от своего наваждения, отдал ее.
– Ты следил за мной? – накинулась на него Элоди, как только девочка ушла.
– Что? Нет!! Меня Люда прислала за молоком и яйцами. – Мусса вдруг понял, что почему-то защищается.
– Люда? Ах да. Я сейчас соберу все, – и женщина резко развернулась уйти. Но Мусса метнулся вперед и схватил ее за руку.
– Постой! Я, конечно, случайно тебя нашел, но раз уж так вышло, хотел бы знать, почему ты ушла и не оставила контактов. – От прикосновения к ее коже в нем опять спиралью стало скручиваться неумолимо жесткое желание.
– Может, потому, что не хотела, чтобы ты меня нашел? – Элоди попыталась высвободиться и выглядела почти напуганной.
– Почему? Разве я чем-то тебя обидел, или то, что между нами было, не понравилось тебе? – Мусса не уступал и попытался притянуть Элоди ближе, чтобы опять ощутить ее экзотический запах.
– Мне все понравилось. Но это было… – она отстранилась еще дальше и сильнее покраснела. – Я бы не хотела говорить об этом больше никогда.
– Вот как? Говорить не хочешь… А повторить желания нет? – Мусса ощущал волну злости, что медленно поднималась внутри.
– Не-е-ет! Отпусти меня!
– Я что, был так плох, сладенькая? – сузил глаза Мусса, и не думая отпускать ее руку.
– Да причем тут это! И не называй меня так! – Она оглянулась вокруг, словно боялась, что их услышат.
– Ты замужем? – Мусса и сам не мог понять, почему от этой мысли сердце скатилось ему в желудок.
– Что? Нет, конечно! Неужели ты думаешь, что я стала бы… – и Элоди запнулась, опять оглядываясь.
– Ну давай, скажи это, – прошипел Мусса, снова притягивая Элоди к себе. – Стала бы трахаться со мной?
– Замолчи! – шепотом взмолилась Элоди. – Не говори об этом здесь!
– Не говорить о чем, сладкая? – Мусса все же прижал ее к себе и зашептал в самое ухо, невесомо касаясь губами и обливая тяжелым горячим дыханием. – О том, как ты целовала меня так, что я обезумел от возбуждения? Или о том, как ты кричала, отдаваясь так, как будто это последняя ночь в твоей жизни? Или хочешь, чтобы я не говорил тебе, что становлюсь каждый раз твердым, как долбаный гранит, когда вспоминаю, как выглядели твои губы на моем члене?
Элоди, задрожав, издала жалобный сдавленный стон и резко рванулась из рук Муссы.
– Прекрати! – взмолилась она.
– Прекратить что? Хотеть тебя так, что мне просто больно? – не проявил милосердия Мусса. – Уж извини, этого я не могу. Ты должна знать, что желание не выключается по команде или по щелчку пальцев. Или ты думала, что ты можешь просто так прийти, сварить вкрутую мой мозг, оттрахав меня до умопомрачения, а я на утро об этом и не вспомню?
– Мусса, пожалуйста, давай закроем эту тему! Я не хочу, чтобы нас кто-нибудь здесь услышал. – Элоди смотрела на него серьезно и решительно.
– Мы закроем эту тему, когда поговорим, как два взрослых человека, и ты мне все нормально объяснишь. Не хочешь говорить сейчас? Прекрасно, давай встретимся позже в другом месте.
– Я не могу сегодня. У меня очень много работы.
– Прекрасно, тогда я сяду тут под деревцем и буду ждать до тех пор, пока ты не освободишься.
– Но это будет только поздно вечером, – возразила Элоди.
– Ну и прекрасно! Я на отдыхе и спешить мне некуда. Элоди, я никуда не уйду, пока ты со мной не поговоришь и не приведешь хоть одну разумно звучащую причину, почему мы не можем повторить ту ночь.
– Ты должен отвезти продукты Людмиле, – попыталась Элоди.
– Просто позвоню отцу, и он приедет за ними сам, – беспечно пожал плечами Мусса.
– Ты не отстанешь?
– Нет! Даже не надейся на это.
– Но у меня и вправду нет времени. Мне нужно ехать в поле собирать сено. На завтра обещают грозу.
– А что, больше некому этим заняться?
– Некому. Мои приходящие помощники запили опять в самый подходящий момент.
– А если я помогу тебе, ты согласишься встретиться со мной и нормально поговорить?
– Ты мне поможешь? – усмехнулась Элоди. – Станешь по жаре впахивать в поле, чтобы просто поговорить со мной?
– Думаешь, ты не стоишь этого, сладкая? – скривил губы в похотливой усмешке Мусса.
– Только не думай, что в благодарность я сразу раздвину перед тобой ноги!
– Нет, что ты, Элоди! Пока я рассчитываю только на содержательную беседу. Хотя не стану отрицать, что буду во время нее думать о том, как бы уложить тебя на спину. Как, впрочем, и все время с той ночи. А сейчас давай мне то, что заказала Людмила, и жди моего возвращения. Попробуешь сбежать – я устрою тут осаду и буду жить под твоим забором, пока ты не сдашься.
– Куда мне бежать? Я здесь живу!
Элоди
Она не могла поверить своим глазам. Какова вероятность, что ее случайный любовник найдет ее здесь? Это что, закон подлости или теория невероятности в действии? Сердце скатилось ей в желудок, и от смущения и страха затошнило. И зачем только она повелась на эту затею девчонок? Ведь знала, что с ее потрясающим везением наживет неприятностей гораздо больше, чем удовольствия. Но, видимо, годы в одиночестве и алкоголь сыграли с ней злую шутку. Согласившись на этот поход в клуб в честь своего дня рождения, а потом и на эту авантюру с сексом на одну ночь, разве могла она подумать, что ее приключение будет иметь продолжение?
Но вот посмотрите – прямо сейчас это самое продолжение выезжает на своем навороченном джипе с ее двора и собирается вернуться в течение часа. А она стоит с глупым, пылающим от стыда и возбуждения лицом и не знает, что ей делать.
Врать себе не стоило – на самом деле она не забыла ни одной минуты, проведенной той ночью с Муссой. И даже не потому, что это был ее первый сексуальный опыт с кем-то, кроме мужа, с которым они разошлись больше двух лет назад. Просто Мусса был слишком… другим. Все ее ощущения с ним были настолько интенсивными и яркими, что ей даже казалось, что она не сможет их вынести. Единственным мужчиной и любовником Элоди до этого был ее бывший муж Олег. Он не был эгоистичен в постели и вроде заботился об удовольствии женщины, но до той ночи с Муссой сравнивать ей было не с чем.
Теперь же, анализируя свои ощущения, Элоди понимала, насколько мужчины были разными. Олег был художником по жизни, оставался им и в постели. Для него так много значили внешняя эстетика процесса и чтобы все шло так, как он задумал. Иногда Элоди казалось, что, занимаясь сексом, он больше любовался собственной ролью и тем, как это выглядит. Это ощущение трудно было объяснить. Но частенько она чувствовала себя в постели его холстом, безликой вещью, из которой он словно создает свой очередной шедевр. Так же, как тогда, когда она ему позировала, так и в моменты близости, Элоди чувствовала себя лишь объектом, привлекшим внимание художника. И создавая картину или их секс, Олег больше упивался не их эмоциями, а собственной ролью гениального творца. Он приводил ее к вершине так сосредоточенно и тщательно добиваясь нужной ему реакции, что частенько Элоди сомневалась, отличалось бы это все, если бы на ее месте была другая? Олегу был важен результат, удавшееся творение. Такое, какое он задумал. Не важно, картина это или акт любви. Оно просто должно быть совершенным в его представлении.
Но с Муссой это было что-то абсолютно другое. Это отличалось, как может отличаться мощная и неукротимая стихия бушующей по весне горной реки от мерного организованного потока в искусственном красиво оформленном канале. Сексуальная энергия, исходящая от Муссы, была словно бурный поток, прекрасный и пугающий в своем неистовстве и сметающий любые преграды на пути. Его жесткий голодный взгляд, прикосновения, уверенные и властные, запах настоящего сильного самца и возбуждающие, бесстыдные слова, что с легкостью слетали с его языка… Все это будило в Элоди отклик, резкий и острый в своей сладости, добираясь в какие-то глубинные, ранее незатронутые уголки ее натуры. Те, о существовании которых она и сама не подозревала до их встречи. Так, словно первый же его поцелуй изменил ее чудесным образом, открывая миру и самой себе совершенно новую Элоди. Способную быть неистовой и страстной, и идеально свободной в своих желаниях и потребностях.
Мусса своей яростной ненасытностью и требовательной, жадной чувственностью будто оставил ее без защиты, совершенно голой прежде всего перед самой собой. И это испугало Элоди почти до истерики. После развала их брака с Олегом, Элоди жила точно в каком-то оцепенении, подавляя в себе свою женственность и желания. Она словно замерла как женщина, посвятив всю себя дочери и процессу становления их быта. Оставшись одна с крошечным ребенком на руках, в деревне, без привычных бытовых удобств, без помощи и элементарных навыков сельской жизни, Элоди поначалу просто училась выживать. Потом увлеклась идеей создания собственной мини-фермы и направила все силы и энергию на это. Изнурительный труд от рассвета до заката не особо способствует полету фантазии перед сном и терзаниям по поводу одиночества в постели.
Конечно, были попытки местных мачо подкатить к ней и ангажировать себя в качестве постельной грелки, а заодно и хозяина в ее уже налаженном хозяйстве. Но терпкий запах самогона и «изысканные» манеры претендентов отбивали у Элоди любое желание даже рассматривать их предложения более детально. Работников она предпочитала нанимать, хозяйничать и решать все сама, а мужчина, согревающий постель… он был ей не нужен. До сих пор.
Элоди посмотрела через двор на дочку, которая тем временем вернулась к своему рисованию. Вот зачем она повелась на уговоры и сорвалась в этот дурацкий ночной загул со старыми подругами?
И вот результат. Уже две недели она не может спокойно заснуть вечерами, крутясь в постели и пылая от мыслей о той единственной случайной ночи. Воспоминания о том, как ощущалось тело Муссы, давящее на нее восхитительной тяжестью снаружи и раскаленной, невыносимой твердостью в глубине, заставляли ее грудь наливаться болезненной тяжестью, а внутренние мышцы лона сокращаться, словно желая опять ощутить его в своих глубинах. Картины того, что она сама творила, совершенно потерявшись в наслаждении, вкусе и запахе этого мужчины, зажигали огни по всему телу и лицу, вынуждая гореть от смущения и дикого возбуждения.
Элоди четко настроилась на то, что нужно выбросить все это из головы и перестать ощущать себя как течная кошка, но судьба решила сыграть с ней шутку и немыслимым образом привела это ходячее искушение к самому ее порогу.
Ну ничего, она поговорит с ним сегодня вечером и объяснит, что это был случайный эпизод. Он ничего не значит, и продолжения не будет. Просто секс на одну ночь. Он ведь должен это понять? Такие мужчины, как он и его брат, наверняка делают это постоянно, так что проблем быть не должно. Они поговорят, и Мусса уберется обратно в свой город к куче женщин, которые только и ждут, когда на них обратится его взор, чтобы упасть в его объятИя. Так, как сделала она сама. Растаяла с первого же его жаркого, властного взгляда. Растеклась лужей от первого же касания таких волшебных губ.
Элоди закрыла глаза и тихо застонала от того, как остро нахлынуло воспоминание об этом его рте повсюду на ее теле. Поглощающем и покоряющем ее. Проникающем повсюду, стирающем все ее внутренние запреты и сжигающем в его жадной неистовости.
– Мамочка, у тебя головка болит? – сочувственно спросила Валюша.
– Нет, солнышко. Все хорошо, – выдавила улыбку Элоди.
Все, надо это прекращать! Совершенно она расклеилась! Нужно гнать из головы все мысли о Муссе. Сегодня она скажет ему, что никаких продолжений не будет и все, конец!
– Ма-ам, а этот уголовник мне понлавился, – неожиданно сообщила дочь.
– Какой уголовник? – нахмурилась Элоди.
– Ну, этот. Дядя Мусса, у котолого на луках калтинки, – ответила дочь.
Они у него не только на руках, чисто машинально отметила Элоди, вспоминая, как выглядело его обнаженное, покрытое потом тело, когда он отрывался от нее и откидывался на простыни в изнеможении. А еще – как притягивала ее взгляд его потрясающая мускулистая спина и задница, когда она любовалась на него, спящего, перед тем как уйти. Стоп, Элоди!!
– И чем же тебе он понравился? – вернулась женщина мыслями к разговору с дочкой.
– Ну, он большой и класивый. У него вон какие мыш-ш-шыцы. А еще от него холошо пахнет. Не так, как от дяди Коли и дяди Миши.
Ну да, от этих двоих приходящих помощников всегда несло самогоном и дешевым куревом. От Муссы же пахло дорогим парфюмом и сильным мужчиной.
– Мам, а плавда тетя Лила говолит, что если ты влюбишься в какого-то дядьку, то он будет моим новым папой? – пытливо посмотрела на Элоди Валюша.
– У тети Лили больно язык длинный! – рассердилась Элоди.
– Ну ма-а-ам, ну скажи!
– У тебя уже есть папа, и ты это прекрасно знаешь. И поэтому даже если я влюблюсь, то это ничего не изменит, родная.
– Но мой папа всегда занят и никогда не плиезжает. А я хочу папу, котолый будет жить с нами. Как у Ленки и у Фильки!
Элоди с грустью посмотрела на дочь. Олег действительно не навещал их уже несколько месяцев. Да и по телефону говорил с дочерью, только когда Элоди сама его набирала и настаивала. Тогда он сюсюкался несколько минут, засыпал дочь обещаниями и вскоре прощался. Тут же, видимо, забывая о ее существовании.
– Валюша, а давай, когда я с сеном закончу, мы с тобой съездим в город в парк аттракционов и заодно навестим папу.
Девочка обрадовалась и метнулась к матери.
– Палк! Давай в палк! Я хочу сахалную вату!
– Вот и договорись, – обрадовалась Элоди, что вышло отвлечь ребенка от грустных мыслей.
– Только ведь папа все лавно не плиедет с нами жить, – вздохнула девочки и вернулась к своим рисункам.
Элоди промолчала, потому как сказать ей было нечего.
О проекте
О подписке