Две недели спустя
Я вытерла пот с холодного лба и снова приникла к дверному глазку. На лестничной клетке никого не наблюдалось, и, как я ни прислушивалась, ни единого звука не доносилось из подъезда. Все нормальные люди уже дома, ужинают перед телеком, и только я одна как идиотка стою под дверью с завывающим желудком и ощущением прожигающего насквозь голодного взгляда Барса между своих лопаток и не решаюсь просто взять и выйти. В который раз за последние две недели я пожалела, что у меня нет подруг, которые помогли бы мне с ма-а-алюсенькой возникшей проблемкой, и что даже никчемного своего парня я опрометчиво выгнала. Кто же знал, что, когда я остыну, меня накроет такой омерзительной хренью, как панический страх перед любым выходом из квартиры? Я в какой уже раз стиснула телефон, думая, не унизиться ли по полной и не позвонить ли Олежеку с просьбой вернуться. По крайней мере, сходить в магазин за продуктами он был способен.
– Да на хрен! – стукнула я кулаком по двери. – Я тоже на это способна! Просто нужно собраться и сделать это! Больше тянуть нельзя!
Отпуск, выклянченный по телефону у шефа, был на исходе, а продукты так и подавно все кончились еще вчера. Нужно только открыть чертову дверь, выйти, спуститься по лестнице, пересечь двор и пройти всего один квартал. Купить продукты и проделать такой же обратный путь. Сто миллионов раз я это делала прежде. Ладно, не так много, но все же что может быть проще?
– Дотянула, идиотка, опять до ночи, – отчитала сама себя еще раз, вытирая лоб одной рукой и сжимая другой увесистые ножны в кармане свободных спортивных брюк. – Просто открой дверь и выйди!
– Мяу-у-у! – Барс решил поторопить меня, толкнувшись лобастой башкой в голень, будто выпихивая из дому.
И да, сама я могла бы еще поголодать. День, два. Может, больше. Но оставлять другое живое создание без пищи только потому, что у меня тараканий фестиваль в башке, я не собиралась.
– Фу-у-ух, – выдохнула я, как в бане, и взялась за ручку. – Все, иду! Иду!
И правда пошла. В первый момент, когда шагнула через порог, было ощущение, что сиганула в ледяную воду: легкие сжались и свернулись в трубочку без надежды на возвращение к нормальной работе. В голове зазвенело от удушья, и я выдернула из ножен папин нож и стиснула его так, что холодный металл впился в кожу до боли. И тут же попустило. Шажок, шажок. Еще один. Вдох, почти нормальный, и следующий шаг вполне полноценный, а не семенящий практически на месте. Я иду! Я иду, мать вашу так!
Никакого лифта – из него же некуда бежать. Остановка у подъездной двери. Прислушалась до звона в ушах, но не уловила никаких звуков. Похоже, путь свободен. Вот поэтому я и досидела допоздна. Потому что не темноты самой боялась, а кого-то в ней встретить. Кого-то совсем недоброго. По двору я кралась бесшумно, нарочно выбирая самые неосвещенные места. Только полная дура станет надеяться, что топая под фонарями, как блоха на лысине, она может обеспечить себе безопасность. Черта с два! Скорее уж, сделать себя легкой мишенью. Если тебя не видно, то и стать жертвой в разы меньше вероятности. Через закоулок, в котором меня позорно зажали в прошлый раз, я пронеслась стремглав, вылетев на ярко освещенный проспект, и тут же судорожно фыркнула, заметив немногочисленных в этот час прохожих. Люди – вот кто меня пугал. Не важно, кто они, какого возраста и пола – в каждом мне теперь мерещился монстр, насильник и агрессор. Лоб взмок, и колени затряслись, но я решительно оттолкнулась от стены. «Я не жертва, не жертва, не жертва», – твердила себе, заставляя делать шаг за шагом. Перед дверями супермаркета стало только хуже. Сразу же в голове замелькали картинки из криминальных новостей последнего времени, где именно в больших магазинах происходили нападения и даже убийства, и никакие камеры наблюдения и охранники никак не могли помочь.
– Со мной этого не случится! Не со мной! – пробормотала, внутренне сжавшись, когда какой-то детина толкнул меня плечом, проходя мимо, и стиснула нож.
Пожилой мужик в темно-синей униформе с надписью «Охрана» проследил за мной подозрительным взглядом и увязался следом. Ну еще бы! Вся сгорбленная, взмокшая, как после марафона, наверняка с безумно рыщущими в поисках возможной угрозы глазами – тот еще видок. Ну, по крайней мере, если за мной по пятам будет таскаться настороженный секьюрити, то напасть вряд ли кто решится. Вдоль рядов я двигалась очень быстрым шагом, и полноватый бедняга прямо упарился следовать за мной, а когда я направилась к кассам, он выдохнул с заметным облегчением. Продукты я набрала только самые необходимые. Сбережений у меня не было, ограбление оставило практически без копейки, а до зарплаты, которая не будет особо великой из-за внепланового отпуска, дожить как-то надо. Главное, чтобы на корм для Барса хватило.
Пакеты все равно оказались увесистыми, бежать обратно с ними было тяжеловато, но я этого и не замечала ровно до того мгновения, пока не захлопнула за собой дверь квартиры и не поставила их на пол. Пришлось сразу идти в душ, а спортивный костюм отправлять в стиралку, потому что его выжимать можно было от моего пота.
– Зато я сделала это! – похвасталась я Барсу, жадно уплетавшему корм из миски. – Считай, я выздоровела. И никаких тебе мозгоправов не понадобилось.
Подняв на меня свои огромные желтые глазищи, кот недоверчиво чихнул и недвусмысленно покосился на многочисленные пакеты мусора, накопившиеся за время моего вынужденного заключения. Надо сказать, что как бы я их плотно ни завязывала, от запаха никуда не денешься.
– Зараза, – сокрушенно вздохнула, глядя на мерзкие ядовито-зеленые мешки. – У нормальных людей есть в доме мусоропровод, а мне свезло жить в хрущевке, – но тут же приободрилась, следуя общему настроению: – Зато квартира у меня своя, и никто не приходит раз в месяц, чтобы вымогнуть последние копейки или рассказать мне, что тебя надо сдать в приют, потому что ты рвешь обои. Хотя ты тоже мог бы проникнуться и не делать этого, Барс.
В ответ я получила только изображающий полное непонимание взгляд. Ладно, если уж я в магазин отважилась сходить, то двадцать метров по двору до контейнеров как-нибудь пройду. Затянув потуже пояс халата, подцепила узкие пластиковые лямки мешков и потащила их в прихожую.
– Жизнь в страхе закончена! – громко постановила я, игнорируя бледное и осунувшееся лицо в зеркале. – С этого дня я возвращаюсь к состоянию нормального человека, а не трясущейся от каждого звука истерички.
Эйфория от уже единожды одержанной победы над собственными страхами и внешней средой наполняла кровь, и я себя ощущала просто потрясающе замечательно. Но нож в карман халата все же сунула. Не помешает потому что.
На лестничной клетке большая часть моей решимости мгновенно улетучилась, и я едва не повернула назад, но потом, одаривая себя всякими нелестными эпитетами, словно пинками, все же двинулась в нужном направлении. Когда швырнула первый мешок в контейнер, оттуда выскочила бродячая кошка, напугав меня так, что я шарахнулась в сторону, и, зацепившись за что-то, рухнула на бок, больно ударяясь локтем и бедром.
– Да твою же ж мать! – зашипела, стиснув зубы, и стала неуклюже подниматься, но тут же замерла, услышав где-то совсем рядом низкое раскатистое рычание.
Прищурилась, пытаясь разглядеть в темноте издавшую его псину, и одновременно выпрямилась, стараясь не спровоцировать ее резким движением. Увидеть ничего не удалось, и поэтому сочла за благо просто начать пятиться, наплевав на оставшиеся, брошенные на землю мешки. Между перспективой оказаться мусорящей свиньей и быть покусанной роющейся в отходах зверюгой, я предпочту первое. Но стоило сделать пару плавных шагов, как собака снова зарычала, теперь уже гораздо громче и страшнее. Этот звук будто всверлился в мозг и вырубил в нем все логическое и разумное, диктующее хранить спокойствие и отступать медленно и постепенно, дабы не разъярить хищника, живущего в каждой поганой псине. В голове будто бомбануло, сметая все, кроме одного неукротимого стремления бежать. И я побежала. В считанные мгновения достигла ярко освещенных ступенек крыльца почему-то твердо уверенная, что туда собака за мной не последует. Мощнейший рывок за ворот халата отбросил меня, будто тряпичную куклу, к кустам, растущим в углу двора. Сознание как-то отстраненно отметило, что какую же силищу надо иметь, чтобы кинуть человека на такое расстояние. Рыхлая земля смягчила падение, и хоть было больно, но, кажется, ничего не сломалось, и мне удалось тут же вскочить на ноги. Правда, в глазах поплыло, а в следующий миг я завопила от ослепляющей боли в районе ключицы, едва успев перед этим заметить метнувшуюся ко мне громадную смутную тень. Зрение было бесполезным из-за взрывающихся перед глазами фейерверков. Суматошные удары, которые я наносила, голося во все горло, нападавшим, видимо, просто не ощущались. Он, продолжая жутко рычать, швырнул меня на землю, и что-то острое полоснуло по груди, исторгнув из моего горла еще один отчаянный вопль. Искр стало чуть меньше, и я смогла различить склонившееся ко мне нечто, сверкнувшее в тусклом отблеске дальнего фонаря жуткими влажными клыками…
– Прекратите хулиганить! Я полицию вызвала! – раздался голос моей соседки с третьего этажа, и агрессор на пару секунд замешкался. Этого мне хватило, чтобы внезапно вспомнить о ноже и сунуть руку в карман. Выдернуть его времени не было, и поэтому я просто без разбора всадила тот во что-то прямо сквозь тонкую ткань. Нападавший взревел и молниеносно отпрыгнул от меня, но так же быстро и вернулся. Соседка продолжала что-то кричать сверху и даже шарила лучом фонаря по двору, однако ублюдка, кем бы он ни был, это не волновало. Я попыталась откатиться, одновременно выдергивая нож из кармана, но он с ужасающей скоростью и силой настиг меня и снова тряхнул, на этот раз сграбастав за пояс халата. Снова сеанс просмотра разноцветных взрывающихся точек, и сквозь эту пелену – дикая боль в грудной клетке, которую будто взрезали без наркоза. Заорав, я стала яростно тыкать ножом, не собираясь сдохнуть прямо сейчас.
Отвратительный чавкающий звук, будто лезвие вошло во что-то мягкое и влажное, жуткий рев, и внезапно я поняла, что свободна. Заколотилась от облегчения и истощения, заметив сквозь неумолимо опускающиеся веки яркие сине-красные проблески и услышав множество голосов. Тряска, кто-то о чем-то спрашивал, причем, похоже, именно меня, и противный завывающий звук где-то на периферии. Резкий химический запах – и темнота.
– Боже, эти дворняги совсем озверели! – донеслось как сквозь толстый слой ваты. – Это же надо так девчонку уделать! На всю жизнь же теперь шрамы, а молодая еще совсем.
– Да куда там дворнягам твоим! – возразил первому голосу второй, и, по ощущениям, оба принадлежали пожилым женщинам. – Говорю тебе, какая-нибудь зверюга здоровенная у крутых каких сбегла и творит такое непотребство. Где же это видано, чтобы дворняга вот так грудь человеку располосовала! Откуда когти-то?
– Может и так, да только результат один: была симпатичная девочка, а теперь перед мужиком и не разденется. Любой сбежит, только раз глянет.
– Жива осталась – и то хорошо. Вся скорая и коридор в кровище были!
– Пить! – еле смогла я проскрипеть саднящим горлом.
– Очнулась деточка! – К моим губам прижалась прохладная пластиковая трубочка, и я резко потянула в себя столь желанную воду, но тут же захлебнулась и согнулась в кашле. При первом же спазме в легких дикой болью вспыхнула вся верхняя часть тела, и я, внезапно вспомнив все, порывисто села на постели, зайдясь в крике.
– Да куда ж ты! – надавили мне на плечи. – Уймись, швы разойдутся на коже! Сутки всего, как заштопали тебя, девка!
Как только кашель и вместе с ним буйство боли утихли, я с трудом смогла разлепить тяжеленные веки. Я сидела на узкой больничной койке, а напротив умостились две бабульки в бледно-зеленых халатах, похожие на первый взгляд как близнецы.
– Ну как ты, горемычная? – спросила первая старушка.
– Как же тебя так угораздило? – поддакнула ей вторая.
– Насколько все плохо? – вопросом на вопрос прохрипела я, аккуратно ощупывая толстую, как подушка, повязку, охватывавшую все от правого плеча до нижних ребер.
– Ты сейчас об этом не думай, деточка, – покачала головой бабулька номер один. – Люди вон без рук и ног живут и радуются.
– Очень оптимистично, – пробормотала я. – Что, совсем кошмар?
– Да только шкуру тебе зверюга эта и попортила, – махнула рукой вторая, словно речь и правда шла о какой-то ерунде. – Заживет все, и будешь жить по-прежнему. Тем более друзья у тебя есть, переживают вон, звонят, дежурят.
– Что? Какие еще друзья?
Неужели Олежек одумался, проникся и внезапно превратился в нормального человека и мужика?
– Да откуда мне знать какие? Твои друзья, тебе и разбираться, – пожала плечами одна из собеседниц. – Здоровые такие ребята, рожи, правда, хмурые, прям бандитские какие-то, руки в татуировках, но кто ее, молодежь нынешнюю, разберет, может, это… круто у вас считается.
– А давно они тут? – спросила, недоумевая все больше.
– Так, как тебя привезли, они и появились часа через два. Все описали: так и так, значит, девушку искусанную не привозили? Привозили, говорим. Они – нам к ней надо. Мы – не положено. Они – будем ждать. Вот и ждут уже сутки, почитай.
– А где ждут?
– В приемном покое, где же еще! Ты, кстати, хорошо, что очнулась. Хоть имя свое скажи, а то привезли как неопознанную.
Это что же, выходит, никто из моих соседей даже не удосужился спуститься, когда меня забирали, и опознать? Хотя, учитывая реалии современности, спасибо за то, что ментов и скорую вызвали. Другие и на это бы не заморочились, и нашли бы мой растерзанный холодный труп поутру дворники.
– Я в туалет хочу. – Действительно, в это интересное место захотелось резко и безотлагательно.
– Утка вот, – громыхнули о тумбочку громоздким предметом, – ложись, помогу тебе. Нельзя тебе еще ходить.
– Ну не-е-е-ет! – наотрез отказалась я и медленно поднялась. – Не настолько я плоха, чтобы вот это вот…
В голове сначала поплыло, но потом все нормализовалось, и, несмотря на легкую слабость в коленях и саднящую боль в груди, в общем и целом я чувствовала себя вполне сносно.
– Ну упрямая! Куда пошла?! – подхватили меня под оба локтя старушки и помогли аккуратно и без лишних движений натянуть больничный страхолюдный халат, а потом все же проводили до туалета, ругая на каждом шагу за легкомыслие.
Уже когда мыла руки, услышала снова моих сопровождающих, но теперь к ним примешалось грубое звучание низкого мужского голоса, от которого у меня почему-то забегали неприятные мурашки по спине. Прижавшись к двери, я выглянула в щель и увидела реально здоровенного бритого детину, стоявшего ко мне спиной и чуть склонившегося к миниатюрным старушкам, как будто он их так лучше слышал. Хотя мне его поза показалась скорее какой-то угрожающей, нежели наполненной вниманием.
– Уже очнулась? – пророкотал он. – Когда мы сможем ее домой забрать?
Какой такой «домой»? С каких пор я живу по соседству с кем-то столь пугающим? Что-то я даже среди дальних соседей, не то что ближних, вот такого «шкафину с антресолями» не припоминаю.
– Дык, вы к врачу дежурному подойдите и спросите. Она осмотрит и скажет, можно ли забрать, – охотно объяснила бабулька. – Хотя не советую я. Девушка слабая еще. Да и вообще, может, не захочет. Опять же, после выписки уколы от бешенства…
Санитарка еще вещала, а детина уже резко развернулся, и я едва сдержалась, чтобы не шарахнуться от двери, когда мельком увидела его лицо. Я реально мало видела людей более пугающих, чем он.
– Кто ее спрашивать будет, – буркнул он себе под нос и зашагал по коридору.
Я выдохнула, неожиданно осознавая, что, видимо, влипла не пойми как в историю гораздо более паршивую, чем просто нападение полоумной дворняги. В висках застучало, а в спину будто кто-то толкал, когда я быстро пересекла туалет и открыла окно. Мне нужно сбежать – вот что я осознавала абсолютно четко в тот момент, а об остальном я подумаю позже. Ничего не ощущалось более важным, чем исчезнуть отсюда немедленно и никак не пересечься с тем жутким типом и остальными.
– Ну хоть в чем-то мне, выходит, везет, – пробормотала, увидев, что это первый этаж.
Несмотря на это, в здании имелся еще полуподвальный этаж, и окно было над землей метрах в двух, так что после прыжка я упала и полежала в позе эмбриона до тех пор, пока накрывшая от сотрясения волна боли не отхлынула. Потихоньку поднявшись, я поковыляла прочь так быстро, как только удавалось передвигать измордованное бешеной зверюгой и медициной тело. Возможно, стоило бы держаться подальше от освещенных улиц, следуя моей собственной, еще совсем недавно выведенной формуле безопасности, но именно через главный проспект следовал максимально короткий путь к моему дому, который я наспех выстроила в голове. А петлять и создавать более скрытый, но длинный маршрут у меня сейчас не было ни моральных, ни физических сил. Наплевав на свой удручающий внешний вид, похромала через дорогу, как только зажегся зеленый.
– Эй, подруга! – окликнул меня звонкий женский голос сзади, и я бросила короткий настороженный взгляд через плечо. – Куда это тебя понесло в таком виде? Больница в противоположной стороне!
Я буркнула что-то совсем невежливое в ответ и поковыляла дальше, потея и ощущая все усиливающийся озноб. Все же осень, хоть и ранняя, не самое удачное время для того, чтобы бродить по улицам в тонком больничном халате на голое тело.
– Чокнутая, я серьезно, – продолжила настаивать невидимая в темноте салона женщина. – Давай хоть подвезу куда надо.
– Денег нет! – без выкрутасов поставила я в известность эту самаритянку-доброволицу.
– А то и так не видно, что с тебя не взять ничего, кроме анализов! – фыркнула она в ответ, и я сдалась.
О проекте
О подписке