Глава 5

– Помощь. Защита. Сопровождение, – перечислила Летэ и, не коснувшись уже избавленного мною от скорлупы яйца, взялась так же неуклюже чистить другое.

Как же бесит! Каждым движением и вдохом. Уставился на ее ключицу и плечо, оценивая опытным взглядом повреждения – у нас ведь на них нюх от природы. Похоже, перелома нет, выбито плечо. Должно быть дико больно. Но мало тебе, дрянь!

Зная наверняка, что ее реакции и близко не сравниться с моей стремительностью, моментально убрал тарелку на кровать, схватил Летэ за здоровую руку, дернул на себя, поднимая, и тут же толкнул к стене.

– Не см… – только и успела она прошипеть, прежде чем я уперся левой ладонью в центр ее груди, фиксируя, и рывком вправил плечо.

Сразу навалился, зажимая рот и давя рвущийся из нее вопль, что однозначно разбудил бы не только постояльцев Фелио, но и всю округу. Летэ затряслась подо мной всем телом, мыча и переживая волну боли, и вдруг, извернувшись, попыталась садануть коленом между ног и впилась со всей силой зубами в руку, зажимавшую ее рот.

– Тварь, какая же ты злющая неблагодарная тварь! – прорычал ей в лицо, дурея от ощущения хоть какой-то моей части, оказавшейся в ней. – Если так не терпится взять что-то мое в рот, то у меня есть для тебя кое-что получше.

Вжался неугомонным стояком в ее живот раз, и еще, издеваясь не столько над ней, сколько гораздо сильнее над собой, потому что зверь вцепился мне в горло намертво, требуя взять свое, наше, да так, чтобы она дрожала и глаза закатывала от удовольствия. Жалкой скотине не было дела до того, что такому не бывать. Не по доброй воле этой бабы уж точно. Но кто сказал, что никогда вообще? Нищим выбирать не пристало, если и твоя судьба, и твоя пара – те еще две жестокие сучки, то успеть бы ухватить хоть что-то и на любых условиях. И я ухвачу.

– Отвали! – практически промычала она, обжигая дыханием кожу и убивая на хрен этой затухающей телесной дрожью, которую ловил собой, как ссохшаяся земля каждую каплю годами ожидаемого дождя. – Я лучше ногтями себе глотку вскрою, чем что-то твое окажется во мне, урод!

Глаза как два костра гудящего бешенством пламени, что поджарили бы меня в секунду, имей такую силу.

– А вот тут ты не угадала, дорогая моя просительница, – ухмыльнулся гадко, заставляя, насилуя себя прямо, чтобы отступить от нее, хотя мышцы все до одной едва не каменели, протестуя против появления расстояния между нами. – Ты пришла ко мне за помощью, а я собираюсь заставить тебя за нее заплатить. И деньги со сраной славой меня не интересуют. За эту валюту я уже в свое время наработался и больше не нуждаюсь.

– Что же, значит, я завтра же двинусь дальше и найду в этих землях другого прима с сильной стаей, который имеет понятие о долге и порядочности, в отличие от тебя, – презрительно выплюнула она, обходя меня, а я повернулся следом, как приклеенный, стискивая кулаки, чтобы не вцепиться в ее мокрые волосы и не нагнуть над кроватью. Сними с себя эту никчемную тряпку, я ведь все равно вместо нее тебя голой вижу, она твоему несуществующему целомудрию не защита.

– Нет стаи сильнее моей, и нет ни одного прима, что не прислушался бы к моему мнению и откровенным угрозам, Пушистик. – Я поморщился, недоумевая, как так давно забытое прозвище, данное той, кем эта женщина по факту уже не являлась, выскочило из моего рта. – Ты будешь иметь дело или со мной и станешь покорной любвеобильной лапушкой, пока я тебе нужен, или ни с кем.

Она развернулась, сжигая меня взглядом, и прошептала одними губами «ублюдок», на что я так же ответил ей «шлюха» и широко улыбнулся, уже торжествуя неизбежную победу. Зря ты пришла ко мне Летэ, ох зря! Отведу теперь я душу.

– Да, кстати, о том, чтобы просто взять и свалить с моей территории с гордым видом, не помышляй, – пошел на добивание. – Предполагаю, что, если твой рассказ об убийстве Первого – правда, а я это проверю всенепременно, ты сейчас номер один среди опаснейших преступниц. Так что мой прямой долг упаковать тебя понадежнее в кандалы и доставить Страже и магам, чего я опять же могу не делать в обмен на щедрую ласку.

Противен ли я себе из-за этого шантажа? Если бы она была хоть немного другой, если бы между нами не было всех этих гор взаимного дерьма, смерти, то, наверное, и вывернуло бы на месте. Если бы, если бы… Да я бы боготворил ее, сделал центром своего существования, простил бы все, абсолютно. Но это Летэ, и мне ничуть не стыдно ни перед ней, ни перед собственной совестью, и срать ей на мою готовность проглотить все, а зверь пусть заткнет хлебало и довольствуется тем, что мы получим ее – по хрен, на каких условиях. Мне любовь в ее глазах и даром не нужна, пусть хоть захлебнется от ярости, кончая, так даже слаще и острее. А кончать она будет, и часто.

– Всегда знала, что ты мерзавец, но, похоже, ты все эти годы в этом еще и совершенствовался, – процедила она, снова натягивая маску ледяного пренебрежения.

– Не всегда, не криви душой, Пушистик! – На сей раз я хлестнул ее этим прозвищем нарочно, поймав проблеск бешенства в голубых ледышках. – Когда-то ты мне так складно и громко пела о любви.

Тонкие ноздри дернулись, раздуваясь, как взбрыкнувшая и готовая понести лошадь, но Летэ удалось обуздать себя и на этот раз. А зачем я тяну из могилы эти воспоминания? Меня же они полосуют не слабее, чем ее, а может, и куда сильнее. Не увидел. Не учуял. Не остановился.

– Скольким я пела то же и гораздо громче, чем тебе, – она якобы задумчиво закатила глаза, – всех и не припомнить. И каждый был лучше тебя, но что поделать, с чего-то же надо было начинать. Зато ты для меня остался вечным эталоном самого дерьмового любовника. Благодарю, что показал, каким ничтожеством НЕ должен быть мужчина в постели, да и в жизни.

Мои пальцы скрючились, а перед глазами побагровело, и, не доверяя себе, я попятился.

«Сколько их было? – ревел, лютуя, зверь. – Кто? Убить каждого, рвать-кромсать-заставить утонуть в своей крови. Они взяли то, что мое!»

Не взяли, мохнатый придурок, она сама отдала, нарочно, с удовольствием.

– С тобой не согласятся все те бабы, которых я поимел и до, и после тебя, Летэ. – Да лучше бы смолчал – прозвучало как какой-то скулеж. Как докатился до такого унижения? Впрочем, она и мое унижение – давние неразлучные спутники.

– Ты всегда имел только шлюх, а за те монеты, что ты им щедро отваливал, они тебе споют что угодно, – рассмеялась она так легко, почти естественно, что у меня кишки свело от внезапного желания услышать этот смех снова абсолютно натуральным, как когда-то давно, когда он звучал без единой нотки цинизма.

– А зачем мне песни, если у меня есть нюх. И благодаря ему я в курсе, что и твоя первая песенка, и их – самые что ни на есть настоящие. А то, что шлюхи… так ведь, и ты такая. Обидно только стало, что тебе одной и не заплатил? Так я могу.

– Способен говорить хоть о чем-то, кроме своего члена и его смешных приключениях? – мгновенно переменившись, Летэ уселась на постель и вернулась к своей еде, будто ничего и не было. – Ты отдаешь себе отчет, что угрожая мне и лишая шанса найти того, кто действительно готов к сложной миссии, ты, возможно, обрекаешь всю страну погрязнуть в хаосе от нашествия одержимых?

– Тебе не найти никого более подходящего и готового к этой твоей миссии, и дело тут лишь в том, что ты считаешь себя чересчур хорошей, чтобы честно расплатиться за услуги этого лучшего. Так кто из нас обрекает страну на хаос?

Я не врал тут. У меня за эти годы было слишком много времени и сил, требующих выхода от так и накатывающих раз за разом приступов нереализованной ярости, и их я направил на выбивание для себя места главнейшего прима в нашем краю и сколачивание крепкой стаи с неоспоримой боевой мощью. Хоть прямо сейчас я мог объявить небольшую войну каждому соседнему княжеству и подгрести его под себя. Вот только уже пару лет как я стал успокаиваться – кому нужны эти амбиции и притязания? Ради кого стараться? Кого поражать? Ту самую пару, которой у меня все равно что нет, считай?

Но вот надо же, она сама явилась и просит меня практически «поиграть перед ней мускулами». Ну так я всеми конечностями «за», вот только и ей за это придется делать некоторые телодвижения. И немало, у нее десять лет проклятого долга передо мной и количество разорванных в хлам нервов как отсюда и до небес и обратно.

– Похотливое животное. – А вот это уже похоже на капитуляцию.

– Точно. И похоть этого животного всего лишь нужно досыта кормить, чтобы использовать как тебе угодно. Не будь жадиной, от того, что раздвинешь ноги, от тебя не убудет. Привычное же для тебя дело.

– Только не с тобой. – Да брось, Летэ, сдавшись, уже не клацай зубками.

– Со мной, с другим… такой, как ты, не наплевать ли?

– Наплевать, все верно. Но ты даже не спросил, куда я хочу, чтобы ты и твои люди меня сопровождали.

– Да какая разница! Ты мне даешь, я ради этого за тобой следую и берегу как драгоценность, а мои волки всегда идут куда я велю. Вот и весь договор.

– Тогда никаких проблем с тем, что я намерена добраться до вотчины Бессмертного Иральда? – с нескрываемой издевкой уточнила полоумная баба, а я подавился вдохом.

– Ты чокнулась?

Глава 6

Десять лет назад

Я пристроился в самом тихом углу приличных размеров основного зала харчевни «Сытый вепрь» при постоялом дворе отчима Летэ и уже второй час подряд наблюдал, как девчонка таскает тяжеленные подносы с едой и посудой, не получая за свои усилия ничего, кроме хамства и тычков, как от бездельников братьев, так и от многочисленных посетителей. Вот оно в действии, это заложенное в саму человеческую природу отвращение к потомкам Одержимых, что отталкивает и вызывает злость к ним на уровне, не подвластном разуму. Нам, двуликим, это не свойственно, и пусть сама цель моего наблюдения сочувствия во мне не будит, невольное раздражение ко всем этим обладателям кривящихся в ее сторону морд я не мог полностью подавить. Не так давно, до того, как мой народ оказался так удачно подходящим для службы в Страже, и нас людишки побаивались и не особенно жаловали на своих территориях, и память об этом еще жива. Впрочем, мало что мешало нам передвигаться и жить среди них и тогда, изображая добропорядочных торговцев и ценных наемников в охрану, потрахивая их девок в ожидании встречи со своей парой, ведь нет у человека, не мага, способов опознать нас, если сами не выдадим себя.

Брат Летэ, явно младше ее на пару лет, но при этом на голову уже выше и здоровей раза в два, снова по-хозяйски прикрикнул на девчонку, веля поторапливаться, пока она перла обратно на кухню поднос, заставленный целой горой наверняка увесистой глиняной посуды, а сам бил баклуши, подпирая плечом стену и ковыряя в носу. И это взбесило меня. Я тебе лично кишки выпущу, крысеныш! Два здоровых лба слонялись по залу, подобострастно скалясь посетителям и собирая заказы, в то время как их сестра, ростом едва ли по мое плечо, носилась груженая туда-сюда, подавая-унося-отмывая, а они возвращались, чтобы получить с сыто-пьяных посетителей плату и поклянчить чаевые. А в благодарность девчонке только и доставалось что окрики, тычки и недовольство. Если честно, ее терпение вызывало у меня злость и презрение. Ни одна женщина двуликих не стала бы терпеть подобного отношения, да никому бы и в голову не пришло так с ней обращаться. И вместо жалости у меня появлялось желание врезать ей по затылку, чтобы хоть как-то расшевелить. Сразу как прикончу всех ее обидчиков и помочусь на их трупы.

На меня Летэ кидала только быстрые взгляды украдкой, и нам не случилось поговорить с того момента, как я проводил ее домой и снял комнату тут же. Надо было видеть ее ошалевшую мордаху, когда взялся нести ее неподъемный таз с бельем до места. Вся пятнами пошла и как дышать забыла, дурочка. Собственно, уверен, что мне больше и делать ничего не нужно, очаровывая, она и так на грани обморока была, но я откуда-то нашел в себе силы продолжать болтовню о ней, красоте такой неземной, с ног меня сбившей. Надеюсь, у меня волдырей от вранья на языке не вылезет, но даже и появись они, все то смущение пополам с наивнейшим восхищением достаточно почесали под шейкой мое самолюбие, чтобы компенсировать. Как ни крути, есть что-то до странности приятное во влюбленных зырканьях и вздохах женщины, когда абсолютно уверен, что это искренне, пусть на нее саму тебе и плевать.

Ухмыльнувшись, когда Летэ отвернулась, я торжествующе глянул на сидящих в другом углу брата и сослуживцев, незаметно им кивнув. Сменив одежду и избавившись от тряпок на лицах, они вполне могли себе позволить пьянствовать и тискать местных девок, тогда как мне приходилось изображать унылое одинокое влюбленное дерьмо, торча в харчевне и не имея возможности пригубить даже капли эля. Ладно, Летэ, я на тебе потом отыграюсь – так отдеру, что по гроб жизни не забудешь.

Спустя еще пару часов забегаловка наконец стала закрываться, и я переместился из зала во двор, поближе к конюшням, ведь мы уже пронюхали, что уборкой и перемыванием гор посуды рабочий день нашей возможной Зрящей не заканчивался. Пока ее братья и отец укладывались в кроватки, она топала поить-кормить лошадей постояльцев.

Летэ выскользнула из дверей еще минут через сорок, и я выступил из тени, давая себя увидеть. Улыбка, потупленные глазки и румянец, что прямо-таки осветил своим полыханием ночь. Мило, между прочим.

– Герр Лордар, – еле слышно пробормотала она, начав комкать передник.

– Я же сказал, что для тебя я просто Лордар. Даже Лор.

– Я не посм…

– Ну же, мне было бы приятно услышать это от тебя.

– Лор… – промямлила она. – А что ты тут делаешь? Разве тебе не лучше лежать в постели?

– К сожалению, боль в ребрах никак не может заглушить мое волнение и тоску.

Тьфу, хоть бы не подавиться этой сопливой чушью!

– Тоску?

– Лежа в постели, я ведь не могу видеть тебя. – Ага, до тех пор, пока сам тебя в нее и не опрокину. – И вот я брожу здесь, чтобы ее унять, но зачем ты вышла в такой поздний час? Заметила меня, неприкаянного, в окно?

– Нет. – А я-то думал, что покраснеть сильнее невозможно, но у девочки, похоже, особые таланты. А еще и идиотская привычка вечно в чем-то чувствовать себя виноватой, даже в том, что у нее не было времени и сил пялиться в окна, высматривая меня. – Мне нужно закончить еще дела.

– Но как так-то?! – изобразил я праведное возмущение. – Ты работала без передышки весь день и еще должна? А как насчет твоих братьев?

– Не нужно. – Она втянула голову в плечи и оглянулась на дом. – Мне не трудно. Что там – лошадям сена задать да попоить? Ерунда же.

Да что же ты такая вся покорная, аж тошно!

– Ладно, идем! – решительно взял я ее за руку, и она вздрогнула, будто я ее обжег, а по мне опять прокатилась волна нехорошего торжества. Реагируешь. И на такое мизерное прикосновение реагируешь, мелкая глупышка. Вся ты с потрохами уже моя, почти подо мной. Приятное, однако, чувство – точно знать, что уже одержал победу.

Заведя в конюшню, усадил на тюк соломы и схватился сам раздавать корм, кривясь от якобы больных ребер. Ох, как же она кинулась у меня отнимать вилы – ну чисто орлица на защите своего орленка. Вот оно, проглянуло только краешком, а я аж оторопел. Словно не невзрачная покорная Летэ передо мной, а яростная хищница, что до обидного быстро обратно спряталась, испугавшись собственной дерзости.

– Я работаю – ты рассказываешь мне о себе! – безапелляционно заявил я, усаживая ее на прежнее место.

– Обо мне? Но что? – ошарашенно проблеяла она.

– Что угодно! Мне все интересно.

– Теперь я не выйду замуж за Мариса, – пожав плечами, с безразличием констатировала девушка.

После нашего возвращения и моего, безусловно, заслуживающего доверия рассказа о нападении на бедную парочку каких-то мерзавцев все местное воинство в количестве аж пяти человек, с почти одинаковыми пивными брюхами, кинулось на поиски злоумышленников. Отчим же Летэ гаркнул ей подготовить для постояльца с такой тугой мошной, как я, лучшую комнату, не удосужившись и для вида спросить, в порядке ли она. Зато у меня скользковато тихонько поинтересовался, в каком положении я застал его «любимую доченьку» и не «успели ли сотворить над ней чего дурного». Ну да, надо же выяснить, порчен ли уже товарец или можно подыскивать еще варианты нажиться.

– Опечалена этим? Любила его? – Чихать мне на это, но разговор поддержать вокруг ее персоны нужно.

– Нет. Ни я его, ни он меня, – легко отмахнулась девушка, а мне вроде как и вдохнулось легче.

– Так зачем же он тебе вообще сдался? Неужели ты с таким, как он, свою жизнь видишь?

Летэ помрачнела, опустила голову, уходя в свои мысли, посидела так с минуту. Резко вдохнула, вскидываясь, словно что-то готово было сорваться с ее губ, что-то такое, что заставило ее на миг стать той, уже проглядывавшей за маской равнодушного смирения загадочной девушкой, но она явно одернула себя, потухая, и я не выдержал:

– Скажи мне, Летэ! – Понятия не имею, отчего так захотелось узнать, что в ее голове.

– Вы…

– Ты.

– Ты сочтешь меня чокнутой, – пролепетала она, опять краснея.

– Только не я! – Шагнув ближе, сел перед ней на корточки, заглядывая в глаза с видом восхищенного и готового внимать любой бабской херне придурка. – Посмотри на меня, ты можешь мне верить!

Можешь, можешь. Иначе как я тебя поимею во всех смыслах?

– Мне постоянно кажется… ну, что вот это все будто не моя жизнь. – Она посмотрела неожиданно прямо, отчего за ребрами неприятно кольнуло. – Не знаю, как и объяснить-то. Ну как если бы все вокруг меня какое-то неправильное, ненастоящее, что некоторые люди… они не те, кем кажутся, и все это… работа изо дня в день, каждое мое движение… они бесполезны, что ли. Что бы я ни делала, это словно все не то… Ерунда какая-то, в общем. – Зажмурив глаза, она замотала головой, отчего из косы высвободилась яркая прядь, и я без единой мысли потянулся ее поправить.