Этот переход в те времена осуждали, потому что статская служба и особенно в низших инстанциях, считалась чем-то унизительным для знатных и богатых баричей. Его же именно и была цель показать собою пример, что служить хорошо и честно своему отечеству всё равно где бы то ни было, и тем, так сказать, возвысить уездные незначительные должности, от которых всего более зависит участь низших классов. Можно сказать, что тогда он уже принадлежал к обществу и, следовательно, полагал, что этим он исполняет обязанность свою как полезного члена в видах его цели; хлопотал он всю свою жизнь за других.

Из воспоминаний Е.И.Якушкина, когда он впервые приезжал в Ялуторовск, навещать отца в конце 1853г.-

–Сблизиться с И. И.Пущиным мне было легко, так как он был дружен с моим отцом. С первого же дня знакомства между мною и им установилась тесная связь, не прерывавшая до самой его смерти. Большой интерес для меня представляли его рассказы, особенно о его лицейской жизни и об отношениях его к А.С.Пушкину. Часть всех рассказов я написал тогда же, но эта краткая запись казалась мне очень бледной в сравнении с живой речью Пущина, поэтому я не один раз просил его написать про его воспоминания о Пушкине.

И только 1857 году, на склоне лет, после долгих колебаний, он решился связать жизнь с вдовой своего друга, декабриста М. А. Фонвизина – Натальей Дмитриевной, женщиной незаурядной, духовно ему близкой. После свадьбы они поселились в подмосковном имении Фонвизиных Марьино, в версте от небольшого уездного городка Бронницы. Здесь Пущин работал над воспоминаниями о Пушкине, советуется с Е.И Якушкину пишет: «Как быть? Надобно приняться за старину. От вас, любезный друг, молчком не отделаешься – и то уже совестно, что так долго откладывалось давнишнее обещание поговорить с вами на бумаге об Александре Пушкине. Как, бывало, говаривали мы о нём при первых встречах в доме Бронникова, (дом вдовы Бронниковой), где Пущин жил в Ялуторовске, Сибирь, с 1843– 1856 гг.

До этого была каторга: Чита, Тобольск (Петровский завод), Иркутск, Ялуторовск.

6

Я думаю, мой читатель, мысль моя о хорошем человеке великодушном, с обострённым патриотическим чувством подвигается к концу. Теперь – то я могу сделать вывод по «Запискам о Пушкине и письмам И. И. Пущина – это свидетельство таланта, нравственной высоты, исключительной гуманности, благородства и терпимости, которые составляли суть его личности. Таких людей бывает мало, поэтому они хорошо запоминаются. Ненавязчивый, спокойный характер Пущина, даже вдали от дома, в суровых условиях, делает своё дело – он любим!

Февральская позёмка в степи

Февральская позёмка чуть, немножко запоздала,

С весной решила поиграть в снежок.

Метель снежинки распыляет в дальнем поле, вдали,

И нет дорог, исчез и след полоз.

И санный путь под ветром ямщику не виден боле,

Лишь слышен усыпляющий мотив

Бубенчиков дорожной песни под метельным сбоем,

Да лошадиный храп, всё впереди.

Судьба сибирская, кандальная сурова, ёмка.

Здесь осуждают ссыльных на года…

Там, в рудниках, все судьбы будут ломки,

И чувства меркнут разом навсегда.

Не убежать, не скрыться в чистом поле, всё напрасно,

И снег, и думы в мыслях всё одни –

За что наказан человек жестоко, злобострастно,

И молодая жизнь им не сродни.

Так тянутся лета холодною позёмкой, стужей,

Душа в смятенье чуть жива живёт.

Когда суров бывает век, или ещё похуже…-

–Восстанет духом тот, кто угнетён.

2017 г.

Литература: А.С.Пушкин в письмах Карамзиных; И.И.Пущин записки о Пушкине;

Панаев И. « Воспоминания»

А.А.Дельвиг (1798 – 1831гг.)

Из числа тридцати лицеистов, друзей Пушкина, незамедлю напомнить о Дельвиге.

Антон Антонович Дельвиг носил баронский титул, но на вопрос служебной анкеты: "сколько имеет во владении мужского пола душ, людей, крестьян?"-

чистосердечно отвечал: "не имеет". По отцу он происходил из прибалтийских немцев (мать, Любовь Матвеевна Красильникова – из бедной русской дворянской семьи), но ни единого слова не знал по-немецки, что и было с прискорбием замечено на вступительном экзамене в Лицей. Впрочем, и по французскому языку он получил не самую высокую оценку – " преслабо", но после некоторого колебания был всё же принят по ходатайству московского главнокомандующего, по просьбе отца.

Дельвиг-старший был помошником коменданта Московского Кремля. Антон Дельвиг с Александром Пушкиным гордились тем, что родились и провели детские годы в древней столице. Однако встретиться до Лицея им не довелось.

В лицее Дельвиг отличался только познаниями в российской словесности, да и те не склонен был проявлять в классе. Все остальные лекции и занятия проходили для него как в тумане: он дремал.

Тогда и родилась полулегенда-полубыль о небывалой, феноменальной, неодолимой и всепобеждающей лености барона Дельвига. Пушкин отдал дань этим общим представлениям о Дельвиге:

Дай руку, Дельвиг! Что ты спишь?

Проснись, ленивец сонный!

Ты не под кафедрой сидишь,

Латынью усыплённый.

Дельвиг охотно поддерживал свою репутацию безмятежного ленивца:

Я благотворности труда

Ещё, мой друг, не постигаю!

Лениться, говорят, беда,

А, я в беде сей утопаю.

Был ли он ленив на самом деле. Едва ли. Скорее, это была манера поведения, некий темп жизни, усвоенный в детстве и перешедший в стойкую привычку. Дельвиг не суетился, а размышлял.

Дельвиг первоначальное образование получил в частном пансионе; в конце 1811 года вступил он в Царскосельский лицей. Способности его развивались медленно. В нём заметно была только живость воображения.

Приезд Г.Р. Державина в лицей на экзамен был для Дельвига необыкновенным счастьем, Державин долго оставался для него высоким творческим образцом. И в Пушкине Дельвиг видел его преемника.

Директор лицея был точен к истине в оценке Дельвига: " В его играх и шутках проявляется определённое ироническое остроумие, которое после нескольких сатирических стихотворений сделало его любимцем товарищей.

Пресловутая лень не помешала Дельвигу после лицея стать душой пушкинского круга писателей; организатором многих литературных начинаний – издателем, составителем и редактором семи книжек альманаха "Северные цветы", двух – альманаха "Подснежник" и "Литературной газеты"(1830). К тому же Дельвиг сочинял стихотворные послания, песни, подражания поэтам древности, идиллии, оды, составившие теперь, когда его наследие собрано воедино, солидную книгу. Это при том, что Дельвинг, никаких наследственных капиталов не имел и должен был всегда заботиться о хлебе насущном.

1827 г., по средам и воскресеньям, а то и каждый день, квартира Дельвигов в трудные последекабрьские годы становилась даже не в литературном салоне, а своего рода прибежищем писателей пушкинского круга.

Там же помещалась редакция "Северных цветов", где Софья Михайловна (жена) пыталась исполнять обязанность секретаря и переписчика.

Дельвиг умел распозновать литературные дарования и его готовность, порой в ущерб себе, помогать молодым поэтам. Крылов и Жуковский, по свидетельству современников, высоко ставили способность Дельвига угадывать будущих поэтов. Он и сам в сонете, посвящённом Н. М. Языкову, с гордостью посвящает сонет Н.М.Языкову-

"…Младой певец, дорогою прекрасной

Тебе идти к парнасским высотам.

Тебе венок (поверь моим словам)

Плетёт Амур с Каменой сладкогласной"

Из письма А.С.Пушкина к А.А.Дельвигу -

На днях попались мне твои прелестные сонеты – прочёл их с жадностью, восхищением и благодарностью за вдохновенное воспоминание дружбы нашей.

Разделяю твои надежды на Языкова и давнюю любовь к непорочной Музе Баратынского.

Александра Пушкина и певца "Пиров"– Баратынского Дельвиг любил всем сердцем. Он

ни во что не ставил свой поэтический дар в сравнении с их гением.

Великого Пушкина первым услышал и оценил Антон Дельвиг.

Пушкин! Он и в лесах не скроется: Лира выдаст его громким пением.

Философ и критик И.В.Киреевский заметил, что Дельвиг "выше всего является в своих русских песнях". Он был прав: песни Дельвига, положенные на музыку многими композиторами, живут до сих пор. Кто не помнит "Соловья" А.А.Алябьева, "Не осенний мелкий дождичек" М.И.Глинки, "Пела, пела пташечка" А.Г.Рубинштейна, А ведь всё это слова Дельвига!

(В 1984 г. в Ленинграде на Загородном проспекте, где в 1829-1831 гг. жил А.А.Дельвиг, установлена мемориальная доска), прим. автора.

Воспоминания печорского князя

Князь Палавандов был очень молодым юношей, с ограниченным, как у грузина и тифлисского жителя, наблюдательным кругозором, как описал его Сергей Васильевич Максимов, когда имел с ним беседу в 1850-е годы, где тифлисский князь жил в Поморском крае…

Князь слышал про Марлинского (А. А. Бестужева), чуть помнил об А.Грибоедове и лично видел А. Пушкина. Всех яснее у Евсевия Осиповича, князя, запечатлелся образ А. С. Пушкина. О нашем любимом поэте мы можем слушать и читать, и не устаём узнавать, улавливать новую информацию.

И вот что он рассказал писателю, знатоку простонародной России. С. В. Максимов представлял собою сокровищницу наблюдений и знаний в этой области. В каждом произведении Максимова была видна оригинальность, новизна, жизненность произведений. Его имя почти всегда упоминается в ряду других деятелей русского народоведения (П. И. Якушкин, И. Г. Прыжов) и даже выше из многочисленных литераторов-этнографов. Но это будет отдельный рассказ. Обо всём сразу не расскажешь.

О чём же поведал печорский князь Евсевий Осипович Палавандов? Сейчас узнаем:

«Наша грузинская аристократия любила блеск, пышность. Княжеский титул – превыше всего. Многие роды вели своё происхождение прямо-таки от царей Вахтанга V и Георгия, внуков последнего, отдавшего России со всею страной в 1800 году, особенно ласкали и баловали. Попасть в княжеские дома было нелегко.

На встрече нового поместника, графа Паскевича, за почётным обедом, между прочим, для парада прислуживали сыновья самых родовитых фамилий в качестве пажей. Так вот и я числился в пажах и присутствовал.

Я был поражён и не могу забыть испытанного мною изумления: резко бросилось в глаза на этом обеде лицо одного молодого человека – я его как сейчас вижу перед собой в подробностях.

Он показался мне с растрёпанной головою, не причёсанным, долгоносым. Он был во фраке и белом жилете. Последний был испачкан так, что мне показалось, что он нюхал табак! Он за стол не садился, закусывал не ходу. То подойдёт к графу, то обратится

к графине, скажет им что-нибудь на ухо – те засмеются, а графиня просто прыскала от смеха.

Эти шутки составляли потом предмет толков и разговоров во всех аристократических кружках: откуда взялся он, в каком звании состоит и кто он такой – смелый, весёлый, безбоязненный?

Всё это казалось тем более поразительным и загадочным, когда, даже генерал-адъютанты, состоявшие при кавказской армии, выбирали время и добрый час.

А тут помилуйте! – какой-то господин безнаказанно заигрывает с этим зверем и даже смешит его.

Когда узнали, что он русский поэт, начали смотреть на него, по нашему обычаю, с большею снисходительностью.

Готовы были отдать ему должное почтение как отмеченному божьим перстом, если бы только могли примириться с теми странностями и шалостями, какие ежедневно производил он, ни на кого и ни на что, не обращая внимания.

Любил армянский базар – торговую улицу, узенькую, грязную и шумную. Отсюда шли о Пушкине самые поражающие вести: там видели его, как он шёл, обнявшись с татарином; в другом месте он переносил открыто целую стопку чурехов. На Эриванскую площадь выходил в шинели, накинутой прямо на ночное бельё, покупал груши и тут же, в открытую и, не стесняясь никем, поедал их.

Из Тифлиса езжал он и подолгу гащивал в полковой квартире Раевского, откуда привозили подобные же вести: генерал принимает подчинённых в мундирах, вытянутыми в струнку, а из соседней комнаты в ночном белье пробирается этот странный человек, которого по всем правам обязаны почитать. А он вот этого-то самого от наших грузин и не хочет, несмотря на то, что все хорошо знали, что он народный поэт. Не вяжется представление: не к таким привыкли. Наши поэты степеннее и важнее самых учёных.

Наш (грузинский) поэт должен сидеть больше дома, и придя в гости, молчать, он обязан ценить каждое своё слово на вес золота и на площадях и на ветер речи свои не выпускать. Каждое его изречение непременно должно выражать собою практическое правило, и чем лучше и красивее та форма, в которую оно облекается, тем поэт почётнее и уважение к нему больше.

Пушкин пробыл в Тифлисе одну неделю, а заставил говорить o себе и покачивать многодумно головами потом не один год. Это я очень хорошо помню».

II

О Грибоедове, тёзке А. С. Пушкина, у него было другое впечатление. А. Грибоедов в Тифлисе был гораздо больше, и был он раньше Пушкина.

«А. С. Грибоедов – секретарь персидской миссии, он недавно исполнил поручение – переселял из Персии армян в Россию; чиновник по дипломатической части при великом генерале Ермолове – чего ещё больше?

Когда арестовали Рылеева-декабриста, в его бумагах нашли письма А. Грибоедова. Поэтому его ночью тайно схватили и увезли в Петербург. Грибоедов успел оправдаться и вернулся назад с рассказами. Шёпотом толковали о том, что в Петропавловской крепости сидел он, отделённый дощатою перегородкой, рядом с тем жидом, который держал по подряду почту для сношений соединённых славян южного общества с северным тайным петербургским обществом. Жид до того явно трусил, неистовые порывы его оробелого духа не только были смешны, но и надоедали соседу. Грибоедов стал высказывать всем своё твёрдое намерение написать комедию «Жид тюрьме», исполнил ли?

Перед близкими людьми А. Грибоедов шутливо оправдывал свою невинность и непричастность к заговору тем, что написал «Горе от ума» с прозрачными намёками, которые не умели-де понять, а в Чацком (герой рассказа) могли бы заподозрить любого либерала из вернувшихся из-за границы молодых гвардейцев того времени.

По возвращении в Тифлис Александр Сергеевич Грибоедов выпросил у наместника Паскевича позволения жениться. Ему, на счастье, досталась красавица Чавчавадзе, за которую раньше сватался племянник Ермолова, но суровый и строгий генерал не любил, чтобы в боевой армии его находились женатые офицеры, и расстроил брак.

Вот почему и уцелела для Грибоедова красавица Нина Александровна, которую он увёз с собой в Тегеран, отправившись туда посланником и а смерть.

Сестра А. С. Грибоедова желала иметь землю с могилы брата, так я её в мешочке вручил ей в Москве, через которую провожали меня в ссылку в финляндские батальоны».

III

Теперь, мой дорогой читатель, можно узнать немного и о печорском князе, которого отправляли в сылку, и за что?

Евсевий Осипович Палавандов действительно был в опале и в ссылке, обвинённый в участии в заговоре, о котором мало что известно, но организация которого, не лишена интереса. (Палавандов не любил об этом рассказывать, о чем нас предупредил.С. В. Максимов). Не вспоминал он и не сетовал даже на то суровое время, которое привелось ему провести в исправительных финляндских батальонах, отличавшихся не только строгостью, но и жестокостью в обращении с жертвами дисциплинарных взысканий. Незлобливый, добрейший человек вычеркнул из своей ссыльной жизни эти годы и постарался забыть о них. Для него Финляндии не существует, а есть вот прямо перед глазами облюбованная им Печора и застилающаяся в памяти милая, родная, роскошная и цветущая Грузия.

Послесловие

Познакомившись с рассказом князя печорского о нашем Пушкине, о проведённых днях в Грузии, мне захотелось защититься от таких воспоминаний. Мне было не очень лестно узнать такое воспоминание. Но в то же время русский характер поэта, русская душа и раздолье, к которым иногда, позабывшись, стремится русская молодёжь, и отразились на первых порах вступления в свет молодого Александра.

«Грузия с её чудными окрестностями, южным небом, долинами, исполинский, покрытый вечным снегом Кавказ, среди знойных долин, поразили поэта. Его пленила вольная поэтическая жизнь дерзких горцев, их схватки, их быстрые, неотразимые набеги; и с этих пор кисть его приобрела тот широкий размах, ту быстроту и смелость, которая так дивила и поражала только что начинавшую читать Россию. Его имя уже имело в себе что-то электрическое, и стоило только кому-нибудь из досужих марателей выставить его на своём творении, уже оно расходилось повсюду», – так писал о Пушкине Н. Гоголь в те времена (1847 год).

Не мудрено, что время было молодое. Александр Сергеевич Пушкин сам вспоминал это время, когда писал свои воспоминания " Путешествие в Арзрум", в 1829 году. В Тифлисе Пушкин надеялся найти Раевского, но, узнав, что полк его уже выступил в поход, решился просить у рафа Паскевича позволения приехать в армию. В Тифлисе он пробыл около двух недель и познакомился с тамошним обществом.

Когда в Арзруме уже развивались русские знамёна над арзрумской цитаделью, в русском лагере находились пленные. Один из пашей, увидев Пушкина во фраке, он спросил, кто этот челочек. Пущин дал своему другу титул поэта. Паша сложил руки на грудь и поклонился ему, сказав через переводчика: "Благословен час, когда встречаем поэта. Поэт брат дервишу. Он не имеет ни отечества, ни благ земных; и между тем как мы , бедные, заботимся о славе, о власти, о сокровищах, он стоит наравне с властелинами земли и ему поклтняются". Восточное приветствие паши всем очень полюбилось .Около лагеря Пушкин увидел молодого человека, полунагого, в бараньей шапке, с дубиною в руке и с бурдюком за плечами. Он кричал во всё горло. Ему сказали, что это был брат его, дервиш, пришедший приветствовать победителей.

На обратном пути Пушкин вновь остался в любимо Тифлисе несколько дней в любезном и весёлом обществе.

Грузия прибегнула под покровительство России в 1783 году, что не помешало славному Аге-Мохамеду взять и разорить Тифлис и 20 тысяч жителей увести в плен (1795 г.) Грузия перешла под скипетр императора Александра в 1802 г.

Да, в этом же путешествии Пушкину пришлось повстречаться с грузинами, которые сопровождали арбу в Тифлис с телом убитого Грибоедова.

"Не думал я встретить уже когда-нибудь нашего Грибоедова! Я расстался с ним в прошлом году в Петербурге, пред отъездом его в Персию. Он был печален, и имел странные предчувствия" – вспоминал Пушкин.

Евсевий Осипович Палавандов не всё рассказал о А.С.Грибоедове, а может быть, и не знал, что Грибоедов погиб под кинжалами персиян, жертвой невежества и вероломства.

01.2014 г.

Жизнь Н.М Языкова в письмах

1.