Она вошла с чашкой душистого бульона, и он так по-простому, по-доброму улыбнулся, что девушка со жгучим стыдом вспомнила, как прятала от него, умирающего, паспорт (вот она, сучья московская жизнь, с постоянным чувством опасности, с этим диким звериным ощущением, что на тебя охотятся).
Он ел сам, и ложку держал смешно, как маленький, не пальцами, а всем кулаком, так в фильмах про деревенскую жизнь или про беспризорников показывают. Рука из рукава торчала бледная, чуть ли не белая. Глядя, как он сосредоточенно ел, насупив брови, Светка умилялась «делу рук своих».
– Все, доел. Спасибо. – Он протянул пустую чашку, откинулся на подушку, вздохнул довольно. – Ты хорошая. Я на тебе женюсь, как дела свои налажу.
И смотрел на нее с улыбкой, даже не спрашивая, что она скажет на это. Сказал – женюсь. И точка. Назначайте день свадьбы.
– Не получится, – мотнула девушка головой. И опять удивилась самой себе: ведь вполне можно сказать, что она уже замужем, что улетает к мужу навсегда и что вряд ли они вообще когда-нибудь еще увидятся. Но что-то внутри запрещало сообщать о себе хоть какую-то мало-мальски значимую информацию. И опять это не поддавалось доводам рассудка: он же в любом случае знает ее адрес, знает (наверное) Марата, вполне может и имя выведать, и нынешнее ее «семейное положение» – она до сих пор ни из чего тайны не делала.
«Ладно, пусть выясняет, а сама я ничего не скажу», – так почему-то она решила.
– А чего не получится? Получится! – уверил ее «жених».
– Мы слишком разные, – попыталась отделаться шаблонной фразой Света.
– Да это-то я разобрался сразу. Только не это важно, на фиг ты. У тебя что, небось образование высшее?
Она кивнула.
– Так и у меня было б высшее. Моя мамка об этом знаешь как мечтала. Одна меня растила, в город поехала лимитчицей, в горячем цеху работала, все говорила: «Вот вырастешь, будет у нас квартира, в институт поступишь, станешь мне рассказывать, что профессора на лекциях объясняют». Она хотела, чтоб я врачом стал. Ты-то небось врач?
– Не угадал.
– Ладно, потом расскажешь.
– Слушай, мы же договорились: поправился – ушел.
– А так и будет, как договорились. Уйду. Надо будет уйти. Но вернусь обязательно. И насчет диплома не беспокойся: появится у меня диплом, чтобы тебе не стыдно было. Куплю. Ты только скажи, какой – инженерский или докторский? А может, дипломатический? С отличием, красный? Или обычный можно?
Светка засмеялась и, чтобы не продолжать разговор, пошла на кухню, посуду мыть.
Среди всего неожиданно свалившегося на Свету ужаса и страха за жизнь совершенно чужого ей человека должен был быть какой-то просвет. Давно было договорено, что она встретится с Инкой и Аськой, чтобы составить сценарий настоящей русской свадьбы, о которой они на самом деле никакого представления сами не имели. Но все девушки были певуньи, выдумщицы, к тому же у Инки имелась прабабушка, вызвавшаяся наговорить и напеть то, что сама помнила.
Подруги должны были прилететь к Свете и участвовать во всех положенных церемониях.
Светлана гордилась своими подругами. Обе уродились такими красавицами, что все ахнут! Вместе они – сила.
Инка ей как сестра. Нет, больше, чем сестра. Они с первого класса сидели за одной партой. Не было в Инке ни девчачьей вредности, ни зависти. Наверное, так много дано ей было от рождения, что и завидовать не приходилось никогда и никому. Светка, например, не представляла себе такого мужчину, который не влюбился бы в Инку. От нее глаз отвести невозможно. Она – земная и неземная. Потому что пока не говоришь с ней, видишь земную красавицу, а как заговоришь – услышишь душу. И уже не захочешь уйти насовсем. Обязательно вернешься. Они и в институте вместе учились. Много чего у них вместе. Инка, правда, замуж вышла в двадцать лет, за свою первую любовь. Муж-музыкант разъезжал по белу свету, Инка почти всегда летала с ним. Год назад они поселились в Париже, хотя что такое для музыканта «поселились». Летают туда-сюда. Две недели на одном месте – великое чудо. Но она ухитряется прилетать в Москву при первой же возможности. Скучает. Не может долго без своих и без родного города.
Аська – подруга институтская. Познакомились на вступительных экзаменах. Дрожала красна девица, как осиновый лист на ветру, перед проверкой знаний по специальности – английским. Стоит такая: с толстенной белой косой, голубыми глазищами… «Здравствуй, русское поле! Я твой тонкий колосок». Таких всамделишных белых березок и не осталось почти. Во всяком случае, Светке повстречалась только одна, Настасья Серафимовна Ростокина. Асей придумали ее звать Света с Инной. Имя Ася очень ей подходило, приросло с первого раза.
Удивительно: все три поступили. И стали неразлучными.
Аська поначалу не во всем совпадала с подругами, это и понятно: Светка с Инкой являли собой некое единое целое, понимали друг друга без слов, умели подсказывать, не произнося ни слова, одними губами, просто как разведчики в приключенческом кино. Посмотришь и не поверишь. И еще. Если их сладкой парочке с детства преподносились дополнительные знания и создавались особые благоприятные условия для развития способностей и талантов, то Настасья плыла к своим целям против довольно бурного течения.
Отец у нее оказался полигамный, как сам не раз объяснял многочисленным дамам сердца дефективность своего поведения. Настина мать, через горькие слезы и болезненные разочарования разобравшаяся в особенностях характера некогда горячо любимого мужа, называла его Переходящее Отрядное Знамя. И правда: с рук на руки он переходил исправно, везде исправно плодясь и легко размножаясь. Настя в череде его детей была не первая и далеко не последняя. У вожделевших его женщин процесс взаимоотношений с предметом их обожания протекал по четкому шаблону: головокружительная любовь, невозможно высокие отношения, безоглядное стремление соединить судьбу с наконец-то воплотившимся в реальность мужчиной их девичьих грез.
Следующая остановка: короткий период брака, зачатое в самозабвенной страсти дитя.
Далее: внезапно обнаружившаяся полигамность любимого. Желание понять и простить.
Настойчивость и самозабвенная любовь следующей по порядку участницы амурной цепочки.
Крушение слабого звена (причем слабым звеном всегда оказывалась законная на данный момент супруга).
Помогать всем своим чадам любвеобильный отец был попросту не в состоянии. Единственно, что он мог, это разводить руками и сокрушенно повторять:
– Танечка (Любочка, Катенька, Машенька, Ирочка… далее по списку женских имен), я же предупреждал!
Потом как-то все у всех его женщин устраивалось, вероятно, с его легкой в амурных делах руки. Выходили вполне удачно замуж во второй раз, дети помехой не были. Рождались новые дети. Все цвело, колосилось, зрело…
Такая же участь постигла и Асину маму. Встретила она хорошего правильного человека. Не такого красивого, как первый ее, полигамный супруг. Да и не надо ей уже было такого, Боже упаси. Вполне положительный человек, спокойный, по сторонам не глядящий. Свили новое гнездо. Родили Аське сестренку, Елену Прекрасную, как определили с первого взгляда влюбившиеся в малютку родители. Но Елене Прекрасной далеко было до Насти. Как до звезды. Настя от отца унаследовала способность ослеплять красотой, ничего для этого не предпринимая. На Ленку же никто не заглядывался. Кроме, конечно, любящих папы-мамы и старшей сестры. Для Аси Леночка была как куколка. Еще бы! Настеньке было десять лет, когда куколка на свет появилась. Самый возраст игры в дочки-матери.
Жили они бедновато. Асе хотелось гораздо большего. Она понимала силу своей красы, да и как не понять, когда доказательства этой силы предъявлялись ежеминутно. Но осознавала она и то, что любая красота – продукт скоропортящийся, особенно если его не хранить, не лелеять, не поддерживать, а расходовать бездумно и беспечно, как сделала в свое время ее красавица мама. Кто сейчас на нее оглянется? Сидит, копеечки свои дома выкраивает, чтоб дочек как-то одеть-обуть-накормить. А самой-то – тридцать семь лет! Детский возраст! Некоторые, вон, даже и не рожали, все принца себе ждут.
Ася знала, понимала, чувствовала, что все беды идут от любви. Потому и не собиралась она никого любить. Ее цель светила как прожектор мощного маяка: она планировала выучиться полезной специальности, попутно выйти замуж за очень и очень богатого и беззаветно влюбленного в нее человека, ни в коем случае не полигамного, что запросто можно проверить еще на начальных стадиях отношений, было бы желание.
Знали бы клюнувшие на ее невероятную привлекательность существа мужского пола, что не на свидание они идут с изумительно, неповторимо красивой девчонкой, а приглашаются на кастинг женихов! И какой жесткий кастинг! После первого тура (милой встречи в ресторане, например) отсеивались многие. Если же претендент проходил первичное испытание, а именно: казался достаточно приятным и перспективным, ему предстояло познакомиться с подругами красавицы, Инкой и Светланой. Это была серьезная и объективная проверка на латентную полигамность. Девчонки-то обладали сногсшибательной внешностью. Тот кавалер, что невольно позволял себе коситься в их сторону, зазывно улыбаться, а то и предлагать дальнейшие встречи всем вместе, окончательно и бесповоротно лишал себя какого бы то ни было шанса на дальнейшие отношения.
Спокойные, размеренные, целенаправленные поиски заняли около трех лет. В результате жених выкристаллизовался хоть куда. Не старый (хотя и старый теоретически не исключался), а вовсе даже молодой, всего на семь лет старше невесты. Чрезвычайно перспективный финансист. Он, как и Настя, происходил из семьи небогатой и прозябать намерений не имел. Все побуждения и чаяния дорогой (очень дорогой) будущей супруги были ему понятны и приняты безоговорочно. Он понял, принял и одобрил стремление невесты составить брачный контракт, о котором тогда только-только начинали заикаться в прогрессивной печати.
– Лучше все до свадьбы расписать, чтоб без недомолвок, – определила свою идейную позицию разумная дивная красавица.
Мужская психика – дело темное, но надо отметить, что от подобного прямого и четкого разговора любовь жениха к невесте почему-то резко усилилась. И даже стало расти глубокое уважение. Он в ней увидел серьезного и достойного партнера по совместному предприятию, имя которому «Семья». Ему было приятно, что невеста так хорошо знает, чего, собственно, хочет, и умеет ясно, искренне и немногословно сформулировать свои желания. Привлекал его к тому же и высочайший уровень ее притязаний, в длинный список которых входили и яхты, и заводы, и газеты, и всевозможная недвижимость в лучших точках голубой планеты. Звезд с неба она не хотела. Зачем? На земле было много чего, что можно и нужно было хотеть.
Так и поладили. И стала их Аська женой олигарха, причем редкостно моногамного.
Все у всех, стало быть, определилось по высшему разряду. Каждая получила то, что ей было надо.
Вот сейчас Светке устроят праздник, все обалдеют.
Встретившись, девчонки немедленно уселись сочинять сценарий свадебных торжеств.
– Надо все по-настоящему, как положено, – решительно велела обстоятельная Ася. – Я вон принесла, смотрите: в Ленинку специально ходила.
Асина основательность в любом деле новостью для подруг не была.
– Значит, смотри, давай так. Мы тебя будем расчесывать и петь. Там полагалось косу девичью расплести, ленты из косы подругам отдать. Чтоб на счастье. Ну, мы-то замужние, нам уже не надо…
– Но я все равно отдам, – забеспокоилась Светка. – А кому мне отдать? Раз так положено…
– Ленке моей отдашь, чтоб ей тоже жениха хорошего, – пояснила Ася. – Я же Леночку с собой беру, пусть посмотрит.
– Ленке твоей тринадцать всего, какого жениха ей, – засмеялась Светка.
– Почти четырнадцать! Ничего. Как раз время подготовиться, пусть пример берет, нацеливается на высокую планку, – обстоятельно резюмировала Аська. – Но ты слушай, слушай! Мы будем в сарафанах. У невесты свадебный сарафан должен быть широченный, чтоб подолом как взмахнула, так и взлетела. И юбки нижние такие же. Красота такая невозможная. Я все срисовала, смотрите. И в ателье уже заказала, нам их жемчугом расшивают. Ты в красном. Свадебный сарафан красным должен быть. Сама же пела: «Не шей ты мне, матушка, красный сарафан». Не очень радовались замуж тогда выходить.
– Ага, – подтвердила Инка, – плакали-рыдали. И подружки тоже, но невеста особенно. Ты должна будешь очень красиво и достоверно рыдать.
– Вот текст, – раскрыла Аська толстую тетрадь с выписками из Ленинской библиотеки.
Светка почитала. Красиво. Вполне. Только порепетировать надо. Чтоб с рыданиями по-честному вышло. И на три голоса.
– А я свое написала. В тему, но свое. Чтоб уникально получилось. Не как у всех. Вот, – предложила Инка.
Она встала и запела, держа листочек с текстом перед глазами:
Ох же, милый ты мой батюшка!
Ох, голубка моя матушка!
Как же мне да вашей дочушке
Во чужи люди идти-горевать?
Платья девичьи не сносилися,
Ленты алые не порвалися,
А сама я не нагулялася,
С умом-разумом да не собралася.
Получалось мощно. Слезы так и просились наружу.
– Дай-ка я! – Светка взяла бумажку со словами и запела-заголосила, так что сама испугалась, сердце заухало.
– Что ж они так убивались-то, ведь не казнить же их вели, – задумчиво вымолвила Аська.
– А считай – казнить. Мне прабаша (так Инка называла прабабушку) говорила, что увозили в другую деревню, к мужниной родне, и работай давай. Да еще свекровке подчиняйся, слушайся во всем. Все – не попляшешь, не попоешь, не нарядишься особо-то. Рожай да мужа ублажай.
– Хорошо, что мы в другое время живем, – порадовалась Светка.
– А замуж все равно красиво выдавали, – вздохнула Аська. – И мы красиво сделаем, ахнут они все там у тебя.
– Там знаешь еще что полагалось? – продолжила Инка. – Вот выходят молодые после венчания к столу, а им на лавку шубу кидают, чтоб сидели, как князь с княгиней.
– Вот! Я и говорю: красота! – подтвердила Аська. – И еще когда после венчания выходили, тоже под ноги шубу кидали. И смотрели, кто первый на нее ступит, жених или невеста. Кто первый станет, тот и будет главным в семье. А может, купить там тебе шубейку и кинуть ее на твой стул? Или под ноги вам? Пусть они знают… Как мы когда-то жили…
– Жили-поживали, добра наживали, – засмеялась Светка. – Ась, ну какую еще шубейку? Купечество какое-то! Достаточно того, что мы, такие красивые, петь им будем.
– И то верно, – согласилась Аська и перешла к делу. – Мы тебе когда косу одну расплетем, ленточки ты отдашь, потом будем тебя расчесывать гребнями с каменьями…
– Да-да-да! С бриллиантовыми каменьями, – иронически подтвердила Светка, хорошо зная Аськин степной размах. – Чтоб все там поослепли от их блеска!
– Да подожди ты, – не сдавалась Аська. – Ты, значит, поешь, мы вторим, расчесываем, расчесываем… Потом две косы заплетаем. И уже одну – никогда! Все! Только две косы будешь заплетать. И уложим их под такой специальный убор, чтоб никто, кроме мужа, никогда уж и не увидел!
Аська размечталась. Доисторический славянский огонь горел в ее сапфировых очах. Память предков просыпалась и бурлила.
Светка аж забоялась.
– Ну, давайте-давайте! Гвоздиками мне головной убор к черепу прибейте, чтоб никогда и никто не снял. Золотыми гвоздиками с рубиновыми шляпками. А? – предложила она.
Аська деловито очнулась от своих роскошных видений.
– Ладно, без гвоздиков обойдемся. Но все будет – наповал. Я уже зажглась! – предупредила Ася.
Они еще немного попели, приладились. Светка взяла себе копии текстов, чтобы успеть перевести и раздать гостям пояснения на их родном языке, а то ведь не поймут, о чем речь идет вообще-то.
– Ну, до скорого!
Девчонки расцеловались.
Ну, и празник же будет!
Возвращаясь домой, Светка снова зашла в храм и поставила свечку о здравии своего больного гостя. Пусть и у него все будет хорошо и празднично. И главное: пусть будет жив и здоров.
О проекте
О подписке