Предисловие

Прежде чем вы начнете читать это произведение, хотелось бы обозначить историческую канву повествования. Мы кратко расскажем о том, что происходило в Японии в период времени, описанный в книге.

В конце XVI – начале XVII вв. в стране шли жестокие междоусобные войны. В итоге, князь Токугава Иэясу (послуживший прообразом Князя в данном произведении) сумел победить всех своих соперников и создал великую империю, в которой его потомки правили более двухсот пятидесяти лет. В своей борьбе с непокорными провинциальными князьями он опирался на самураев, сословие воинов, похожее на рыцарское сословие в Европе. У самураев был свой кодекс чести (кодекс Бусидо, от другого названия самураев – буси), основанный на учении буддийской секты Дзэн. Помимо понятий о воинском долге, самопожертвовании, благородстве поступков, кодекс Бусидо предписывал самураям особое отношение к жизни и смерти в духе заветов Будды. Кроме того, в правилах Бусидо говорилось о любовной этике самурая, его взаимоотношениях с возлюбленной или женой.

Надо заметить, что благодаря всем этим правилам поведение самураев во многом превосходило лучшие образцы рыцарского поведения, известные нам в Европе. В книге, представленной вашему вниманию, один из главных героев (Такэно, чьим прообразом являлся Такуана, великий фехтовальщик из окружения князя Иэясу) как раз служит примером типичного самурая, преданного своему князю и свято соблюдающему кодекс Бусидо, в том числе в отношениях со своей возлюбленной, а потом женой (Йокой).

В заключение нашего краткого обзора мы должны упомянуть о средневековой японской литературе. Она отличилась глубокой лиричностью, что более всего присуще поэзии. Короткие стихотворения, характерные для нее, полны проникновенных описаний тончайших человеческих чувств и трогательных картин природы. Кстати, любовные ухаживания в Японии начинались с того, что молодой человек отправлял стихи своей любимой девушке, а она ему отвечала тоже стихами. По этим стихотворным посланиям молодые люди составляли мнение о внутреннем мире друг друга.

Таким образом, поэзия занимала огромное место в жизни японцев, что также нашло отражение в книге. Её герои часто используют стихи (преимущественно, японского поэта Мацуо Басё, жившего, правда, несколько позже описываемой эпохи) в своей речи и своих посланиях – и так было на самом деле в средневековой Японии.

Пролог. Вершина горы

Море и суша перемешались в заливе Дракона. Морская вода заполняла большие и малые пространства между скалами и каменистыми отмелями; где-то бурлила, где-то закручивалась водоворотами и разлеталась брызгами, где-то стояла неподвижная. Разным был цвет и моря: от белесого с серым оттенком в водоворотах между камнями до фиолетового с синими полосами – на выходе из залива в океан. Не менее хаотичным и беспорядочным был вид того, что можно было назвать сушей: из моря вздымались изломанные куски скальной породы; некоторые из них были громадными, другие так малы, что из воды торчали лишь острые верхушки камней.

Тут водилась масса разной рыбы и моллюсков, но ловля их была опасным занятием – не только из-за особенностей залива Дракона, но и оттого, что океан слишком часто и страшно напоминал о себе. Рыбацкая деревня, приткнувшаяся на крошечном клочке ровного берега под покосившейся горой, много раз уничтожалась яростью океана, но каждый раз отстраивалась заново, и отсюда уходили в море лодки. А на берегу оставались женщины, дети и старики, которые за своими повседневными занятиями, незамысловатыми делами и будничными разговорами скрывали привычный страх ожидания…

В это утро старик Сэн повел Такэно на самую вершину горы, что удивило и рассмешило мальчика – ведь взрослые никогда не ходили туда, взбираться на гору было детским развлечением. Такэно решил про себя, что старик чудит, и в деревне опять будут смеяться над Сэном; но с другой стороны, мальчик не понимал, почему люди, повзрослев, перестают подниматься на вершину и лишаются такого удовольствия.

Идти в гору со стариком было весело, все равно что играть с ним; Такэно легко прыгал по камням, далеко обгоняя Сэна, потом возвращался к нему, подсказывал, где лучше пройти, и снова убегал вперед. Единственное, что вызывало его досаду, – медлительность подъема: Такэно успел бы три раза подняться на гору и спуститься с нее за то время, что они шли со стариком.

Достигнув вершины, Сэн уселся на землю, скрестил ноги и обратил лицо к солнцу, взошедшему над горизонтом. Старик молчал, и мальчику стало скучно. От нечего делать он начал собирать мелкие камешки и кидать их в чахлый куст, чудом выросший на крутом склоне горы.

– Разве это куст не кажется тебе прекрасным? – раздался голос старика.

Такэно живо обернулся к нему.

– Прекрасным? Да что вы, дедушка Сэн! – и спохватившись, что ответил поспешно и невежливо, тут же прибавил:

– Простите, я не понял вашего вопроса, уважаемый дедушка Сэн.

– Если ты не понял его, то я не смогу объяснить тебе, Такэно. Мои слова дойдут до твоих ушей, но не до твоего сердца. Слышать, понимать, осознавать, предчувствовать – вот четыре ступени познания, из которых ты прошел только две, но даже на второй пока стоишь непрочно.

Мальчик снисходительно выслушал эту заумную тираду старика Сэна.

Старик почмокал губами, вытер слезящиеся от яркого света глаза и сказал:

– Впрочем, многие из взрослых жителей нашей деревни тоже стоят лишь на второй ступени познания. Почему, как ты думаешь, эту бухту назвали заливом Дракона?

– Потому что отсюда, сверху, скалы и камни залива похожи на чешуйчатый гребень спины огромного дракона, – торопливо произнес Такэно заученную фразу.

Старик саркастически закашлялся.

– Да, да, эти слова повторяют все у нас! Едва ребенок начнет говорить, как он уже твердит о спине огромного дракона, на которую похож этот залив. Запомни, Такэно, затверженные истины подобны крепким глухим стенам, – они защищают от опасностей внешнего мира, но они же не дают нам выйти в этот мир.

– Через стену можно перелезть, уважаемый дедушка Сэн, или сделать в ней ворота, – возразил Такэно.

Старик засмеялся.

– Отчего же ты не перелез через стену, Такэно? Ты бы увидел тогда, что сравнивать скалы и камни залива с гребнем спины дракона – значит, принижать их. Каждый из этих камней неповторим и прекрасен, каждый из них имеет свою душу. Можно всю жизнь смотреть на один единственный камень, изо дня в день, – и если через пятьдесят лет ты поймешь хотя бы тысячную часть того, что составляет его душу, считай, что ты не напрасно жил на свете.

Мальчик согласно кивал головой, краем глаза наблюдая за рыбацкими лодками, распустившими паруса на большой воде океана.

Сэн проследил направление взгляда Такэно.

– Сегодня рыба лучше ловится в океане, – пробормотал старик. – Лодки вышли из бухты.

– Течение переменилось, – пояснил мальчик и вновь спохватился, что нарушил правила вежливости, ибо подобное высказывание предполагало неосведомленность собеседника и возвеличивание собственного ума. Даже среди равных это было неучтиво, а уж тем более не допускалось в разговоре со старшими.

Но старику понравилась дерзость мальчишки. Сэн хихикнул и дернул Такэно за полу длинной полотняной куртки.

– Тебе не терпится высказать свои мысли, мальчик? Тебе трудно придется с людьми. Гармонию нашего маленького мирка легко разрушить всего одним неосторожным словом. Однако рано или поздно тебе придется сделать выбор: либо подчиниться этому мирку и соблюдать все его законы, либо восстать против него. Ты испугался, Такэно? Для того чтобы перелезть через стену нужна, оказывается, храбрость, а?

– Да, уважаемый дедушка Сэн, – низко поклонился мальчик старику, подумав, что в деревне, видимо, не зря относятся к Сэну с подозрением.

– Течение переменилось, – повторил старик, и лицо его стало очень серьезным. – А мне всю ночь не спалось, и сейчас мучает беспокойство. Ты не замечаешь ничего необычного, Такэно?

Мальчик внимательно оглядел залив, берег, прислушался к шуму прибоя, подставил щеку ветру и взглянул на небо.

– Нет, дедушка Сэн.

– День сегодня ясный и тихий, ветер совсем легкий, безобидный, на горизонте не видно ни облачка; нигде нет никаких тревожных признаков, – так ты сказал бы, мальчик, если бы не побоялся в третий раз за утро нарушить приличия в беседе со стариком. Ты прав, наши зрение, осязание и слух не дают сегодня повода для тревоги. Однако есть еще внутреннее чувство, а оно острее, чем внешние ощущения. Я говорил об этом нашим рыбакам, когда они на рассвете готовились выйти в море. Надо мною посмеялись. Невзирая на уважение к моим сединам, надо мной часто смеются, Такэно.

Мальчик смутился и потупился. Старик издал короткий невеселый смешок.

– Знаешь, что мне ответили рыбаки, Такэно? «Уважаемый Сэн, мы благодарны вам за предупреждение», – и продолжали собирать свои снасти. А когда я уходил, я слышал, как один из рыбаков процедил: «Великий просветленный Сэн». Тут все они захохотали. Да, на Будду я не похож, Такэно.

– Извините, дедушка Сэн, но что вы чувствуете, чего надо опасаться? – почтительно спросил одолеваемый любопытством мальчик.

– Если бы я действительно был просветленным, я бы ответил тебе, чего надо опасаться, мальчик. Но в том-то и беда, что я ощущаю опасность, но не знаю, откуда она нам грозит. Может быть, это просто стариковская мнительность. Может быть… Но рыба ушла с мелководья на глубину, и крабы исчезли неизвестно куда; я не видел, чтобы рыбаки вытаскивали крабов сегодня, Такэно.

– Что же нам делать, дедушка Сэн?

– Ждать. Когда мы ничего не можем сделать, нам остается только ждать. Садись рядом со мной, мальчик. Лучшие достоинства мужчины – это терпение и спокойствие.

* * *

Сидеть на твердой каменистой земле было очень неудобно; к тому же, солнце жгло немилосердно, а тень от широкой соломенной шляпы закрывала только плечи, но не спину и грудь. Куртка Такэно накалилась, и он чувствовал себя так, как будто на живот и поясницу ему положили горячие камни.

Во рту пересохло, страшно хотелось пить, но Такэно не догадался взять с собой воду, когда пошел со стариком. У Сэна тоже не было воды, однако его, казалось, нисколько не беспокоила жажда, так же как и зной: старик неподвижно сидел на солнцепеке и даже не отмахивался от назойливых мух, непонятно откуда взявшихся на горной вершине.

Такэно уже раза три порывался спросить, не пора ли спуститься вниз, но каждый раз подавлял в себе этот порыв, потому что твердо решил дождаться, пока старик сам предложит вернуться в деревню.

День по-прежнему был тих и ясен; ветер – и тот перестал дуть, хотя его дуновение было бы очень кстати в такую жару. Мальчик подумал, что рыбаки были правы, не прислушавшись к предупреждению Сэна: на море был полный штиль, и рыбацкие лодки застыли на неподвижной глади океана.

Такэно громко вздохнул, пытаясь обратить на себя внимание старика и вызвать его на разговор. Сэн слегка поднял вверх ладонь правой руки, то ли предостерегая мальчика от ненужной болтовни, то ли призывая Такэно подождать еще немного.

Мальчик горестно подумал о том, как весело начинался сегодняшний день и как тоскливо продолжился. Снова вздохнув, он нагнулся, уперся руками в колени скрещенных ног, – и вскоре задремал…

Его разбудил сильный порыв ветра, едва не сорвавший шляпу с головы мальчика. Такэно схватился за нее, и напуганный внезапным пробуждением, лихорадочно огляделся: день был все так же ясен, но спокойствие, разлитое прежде в природе, исчезло. За первым порывом ветра налетел второй, потом третий, один сильнее другого, затем ветер подул с нарастающей силой, пока не достиг такой мощи, что Такэно упал навзничь на землю, подсунув шляпу под грудь, а руками уцепившись за камни.

– Дедушка Сэн! Дедушка Сэн! Что это? – в ужасе закричал мальчик.

Старик, тоже распластавшийся на земле, обернулся к нему и тонким старческим голосом прокричал в ответ:

– Держись и смотри!

«Как мне смотреть, если лица нельзя поднять?» – едва не выпалил Такэно.

Прошло немного времени, и ветер поутих. Мальчик поднялся на колени и взглянул на океан. От былого затишья не осталось и следа: высокие волны вздымались, сталкивались между собой и рассыпались.

Лодки рыбаков снесло из открытого моря к входу в бухту; на одной из них ветер сорвал спущенный парус, плохо привязанный к мачте; все лодки шли под веслами, отчаянно стремясь скорее достичь берега.

Вдруг странный шум раздался слева от Такэно. Мальчик посмотрел туда и открыл рот от удивления: чахлый куст на склоне горы сам собой вылезал из земли, разбрасывая камни корнями. Ветви и листья куста дрожали мелкой дрожью, как дрожит, обычно, человек от сильного испуга.

– Дедушка… – хотел сказать Такэно, но тут и гора задрожала, а после плавно качнулась из стороны в сторону.

Мальчик опрокинулся на спину.

– Землетрясение! Землетрясение, дедушка Сэн! – отчаянно завопил он.

– Не бойся, это не здесь, далеко, – сказал старик. – Сюда доходят только его волны. Волны и страх… Волны страха… Вот что я чувствовал, и отчего был испуг на земле и на море.

– А гора не упадет? – перебил Такэно старика, совершенно забыв и о приличиях, и о сдержанности.

– Эта гора стоит от начала времен. Она пережила много землетрясений – и не разрушилась, – проговорил Сэн со снисходительной улыбкой. – Но если ей все-таки суждено упасть, то, конечно, не тогда, когда на нее взошли старик и мальчик. Не для того простояла она бесчисленное множество лет, чтобы дождаться именно этого момента. Не бойся, говорю тебе; не бойся и смотри на море.

Рыбаки продолжали грести к берегу. «Разве не лучше им было бы остаться в океане и там переждать волнение? В заливе Дракона и в хорошую-то погоду плавать опасно», – хотел спросить Такэно, но постеснялся.

– Нет, – покачал головой Сэн, будто прочитав его мысли, – это не шторм. Гляди!

Большая Волна появилась в океане. Она была такой громадной, что вся толща воды от самого дна поднялась наверх, обнажив морские глубины. Стремительно неслась она к берегу, и слышен был уже ее нарастающий рев, в котором потонул многоголосый крик рыбаков, а вместе с ним крики жителей деревни.

Сердце Такэно перестало биться, он не мог шевелиться, не мог говорить. Он чувствовал, что еще миг, и он умрет.

Старик крепко обнял его.

– Смотри, смотри, – шептал он.

Большая Волна настигла рыбаков, когда они миновали первые скалы залива. Рыбацкие лодки вначале упали вниз в гигантскую впадину перед Волной; одну из них разбило о камни, и Такэно видел, как в воду посыпались человеческие тела. В следующее мгновение вся мощь Большой Волны обрушилась на накренившиеся лодки, и их не стало видно.

Мальчик стиснул руку Сэна, отвернулся и всхлипнул.