Глава 3

Внизу в центре зала граф Меркель поворачивается во все стороны и размахивает руками, изредка покрикивая, а вокруг него, как в набирающем скорость водовороте, носятся слуги, таская мебель, ковры, цветные портьеры…

Заметив меня, насторожился, а щека заметно дернулась, чем-то я ему не очень нравлюсь, ну как, скажем, гроза, что может полить теплым дождем засушливые поля и заодно сжечь пару хат со всеми сараями.

– Граф, – сказал я весело, – кстати, вы все еще граф?..

Он чуть поклонился.

– Ваше высочество?

– За вашу преданность, – обронил я, – верность и те услуги, которые вы оказали вашей королеве, пора бы как-то отметить…

Он зыркнул по сторонам и ответил сдержанно, понизив голос:

– Я делал только то, что обязан, как верный слуга ее величества.

– И все же, – сказал я настойчиво, – это же вы втянули меня в этот странный брак, из-за чего все и завертелось…

Он ответил еще тише:

– После коронации ее величество обещают мне титул герцога.

– Это самое малое, – сказал я, – что она может для вас сделать! Не хмурьтесь, но вам она обязана и возвращением королевства. Ладно-ладно, скажите тогда, что здесь за маги?.. В королевском дворце они должны быть. Я помню, Ротильда что-то кричала про Керенгеля… Мол, он с ними, все пропало…

Он ответил осторожно:

– У нас церковь, ваше высочество!.. Ворота храма Господнего всегда раскрыты, служба идет, священники о пастве не забывают и всячески бдят насчет козней врага рода человеческого…

Я отмахнулся.

– Да ладно вам, я сам воин Христа! И цель наша – строительство Храма Небесного здесь, на грешной земле, чтобы освятить ее, а уцелевших людей сделать праведниками.

– Истинно так, ваше высочество!

– Но в процессе строительства, – уточнил я, – мы позволяем таскать камни не только святым, но и грешникам. Иначе будем строить вечность, не так ли? Не поверю, что при королевском дворце, где столько музыкантов, певцов, поваров, псарей и сокольничих, нет хотя бы с полдюжины магов!

Он повздыхал, помялся, наконец проговорил с неохотой:

– Ну есть, хоть и не полдюжины, а всего двое. Я и не знаю, как бы ужились полдюжины, они ж такие сварливые, склочные…

– Двое? – изумился я. – Обычно они терпеть друг друга не могут и всегда селятся поодиночке.

Он посмотрел на меня с укором.

– Так зачем же…

– Про дюжину? – спросил я. – Так я ж поэт, могу и про десять тысяч курьеров!.. У меня воображение. И где они?

– Маги?

– Ну не курьеры же! Где те, я знаю.

– Один в отъезде, – сообщил он, – поговаривают, тайком сопровождает Голдвина, а второй здесь. Позвать?

– Не нужно, – ответил я. – У меня такая демократическая манера, что вошла в привычку. Как захвачу замок или королевство, сразу или почти сразу пру к местному магу и шарю по сундукам по праву грубой силы на основе привнесения демократии и базовых либеральных ценностей.

Он смотрел ошалело.

– И… как?

Я ответил грустно:

– Обычно спереть ничего не удается, но вдруг да на этот раз…

Он все еще стоял с открытым ртом, я улыбнулся очаровательно, мол, разрешаю понимать как шутку, хотя мы многие вещи делаем шутя, еще как шутя, это пусть другие от наших шуточек наплачутся, повернулся и пошел к выходу, но со спины догнал его встревоженный голос:

– Ваше высочество… еще один деликатный вопрос!

Я обернулся, спросил с интересом:

– Ну-ну, люблю деликатные… О бабах?

Он поморщился, сердитым жестом отогнал подбежавшего суетливо управителя.

– Нет, ваше высочество, – произнес он так чопорно, как говорят только о государственном гимне или королевском знамени. – Никак нет! Я о весьма важном, так сказать…

– Ну-ну?

– Это насчет исполнения супружеского долга, – сказал он с таким холодным застывшим лицом, что даже стенам было видно, насколько сконфужен и как ему неловко такое выговаривать.

– А-а-а, – сказал я громко и радостно, – так все-таки о бабах!.. Это я люблю! Давайте, дорогой друг, просвещу в этих вопросах. В чем у вас затруднения?

– Не у меня, – ответил он свистящим шепотом и взглянул почти ненавидяще.

– А у кого?

– У вас!

– Правда? – обрадовался я. – Наконец-то!.. А то мне эта функция так мешает, так мешает в государственных делах и задумках!..

Он посмотрел на меня высокомерно, как степенный слон на кривляющуюся макаку.

– Он потому и называется долгом, – сообщил он свысока, – что его выполнять необходимо!

– Да я не против, – ответил я, – еще как не против! Если бы только не последствия.

Он покачал головой.

– Однако вы не смеете предлагать это венценосной супруге, а должны терпеливо дожидаться, когда она сама изволит изъявить свое высочайшее расположение и позволит вам приблизиться с такими намерениями.

– Гм, – сказал я в сомнении, – а спать нам инструкция велит в одной постели или, по-современному, в разных?

Он произнес гордо:

– Ваши спальни рядом, а между ними будет дверь.

– Не запираемая?

Он покачал головой.

– Запираться может только с одной стороны.

– Догадываюсь, – сказал я, – с какой стороны.

– Ротильда Дрогонская, – произнес он со слоновьей важностью, – Ее Величество королева! Потому вы должны постоянно помнить о ее приоритете во всех делах.

Я кивнул и сказал:

– Да-да, мальчики снизу, девочки сверху, бантики сбоку… Я поразмышляю по дороге, хорошо?

– А куда ваше высочество направляется? – спросил он с важностью уполномоченного и по делам консортов.

– К вашему магу, – сообщил я послушно, – посоветуюсь, как лучше послужить вашей королеве.

– И вашей, – напомнил он строго, – и вашей!

– Да-да, – согласился я, – особенно моей… гм… повелительницы.

– Хорошо, – разрешил он милостиво, – хотя наилучшие советы по качеству и разумной продуманности могут дать три человека в королевстве: генеральный церемониймейстер сэр Мюррэй Сандерсон, генеральный герольдмейстер сэр Энтони Гринвуд и, разумеется, я, ваш покорный слуга, в первую очередь как знающий все желания и возжелания блистательной королевы Ротильды Дрогонской.

– Той самой, – сказал я важно и значительно, подняв палец кверху. – Спасибо, дорогой граф.

– Всегда к вашим услугам, ваше высочество.

– Обязательно воспользуюсь, – пообещал я.

Помещение мага в том же крыле, где располагаются слуги, только на самом верху и с такими стертыми ступеньками, что не всякий взберется, не поскользнувшись.

Я толкнул дверь, заперто, хотел вежливо постучать, но пересилил в себе недостойную для мужчины слабость и мощно пнул ногой. С той стороны скрежетнуло, на пол слетела железка, а дверь распахнулась во всю ширь.

Воздух приятный, просторная комната вся в темно-желтом свете, словно залита свежим медом. Особенно когда смотришь на толстые свечи, торчащие из гор оплывшего воска, что с астрономической неспешностью стекает мощными валиками ниже и ниже. Свечи, как я понимаю, просто втыкают на место сгоревших в еще теплый воск, и сколько их тут прогорело, даже вообразить трудно.

На полке под такими наплывами, что залили ее всю и образовали мощный сталагмит внизу на полу, как я понял, подставками для свечей служат песочные часы, судя по размеру, с запасом хода не меньше чем на пять-восемь часов.

Воск укрыл оба конуса полностью, только с одной стороны восковая корка слишком уж высохла, треснула, и кусок воска вывалился, открыв блестящую поверхность стекла, что и не стекло, но нечто настолько прозрачное, что и не увидел бы, не играй на нем яркие блики.

Между двумя такими подсвечниками, теперь похожими на слабо работающие вулканы, удобно и по-домашнему расположилась стопка фолиантов в переплетах из красной меди, справа солидный шкаф в желтом подрагивающем свете, а посреди комнаты такой же стол медового цвета с раскрытой книгой в половину ярда в длину, толстой, с расцвеченными киноварью заглавными буквами.

Справа у верхнего угла массивная чернильница из желтого колчедана, а ниже, чтоб всегда под рукой, медный стаканчик с гусиными перьями.

Я повел по сторонам сумрачным взором правителя и лорда, задействовав тепловое зрение. Пальцы мои легли на рукоять меча.

– От меня, – сказал я насмешливо, – не спрятаться так примитивно. Хошь, проткну именно печень?

Я обнажил меч и, держа острием вперед, сделал два шага к свободному участку стены между двумя массивными шкафами.

Там моментально появилась фигура человека в халате, одна рука выставлена ладонью вперед в защитном жесте, вторая заранее зажимает правый бок.

– Ну что вы, – сказал он плачущим голосом, – ваше высочество!.. Я же простой исследователь…

– Какая скромность, – сказал я одобрительно.

– Сижу тут в норке, – продолжил он упавшим голосом, – никого не трогаю…

– Самый опасный человек, – определил я. – Все великие войны начинаются именно с тихих келий.

Он почти на полголовы ниже меня, сухой и сгорбленный, несмотря на то, что до старости еще далековато, смотрит снизу вверх испуганно и с беспомощной злостью на дурака с мечом в руке.

– Ваше высочество!

– Не возражать, – велел я. – Короли, ведущие армии в бой, лишь исполнители, хотя об этом не знают. Итак, какие преступные замыслы вынашиваем?

Он взмолился, вздрагивая всем телом:

– Ваше высочество!.. То, что пытался спрятаться, говорит лишь о моей врожденной трусости, а не о преступности!..

– Преступники все трусы, – изрек я, а подумав, уточнил: – Ну, конечно, не все.

– Да и как спрятался? – спросил он уныло. – Вы сразу увидели… хотя не понимаю как…

– Неважно, – ответил я с небрежностью даже не принца, а повелителя стихий, – я знаю столько, что хотя еще больше забыл, но мудрость меня просто переполняет, как я постоянно убеждаюсь. Итак, какую новую гнусность задумал? Ведь колдуны – зло!

– Я не колдун, – возразил он, – я вообще-то лекарь.

– Который, – сказал я понимающе, – пользуется нетрадиционными методами? Очень нетрадиционными?

– Да, – ответил он и посмотрел почти с ненавистью, – потому что другие ничего не понимают!.. Все есть яд, все есть лекарство. Вот вы сейчас стоите на том месте, что гибельно, и только я удерживаю, чтобы вас не испепелило на месте!

Я прислушался к ощущениям, мое чувство опасности молчит, а так бы уже давно орало и требовало отпрыгнуть, спасая шкуру.

– А мне кажется, – произнес я с расстановкой, – ты блефуешь. И это не просто кажется, я так сказал из чувства вежливости, которую в меня вбили с детства, но здесь ее считают почему-то признаком слабости, так что могу сказать иначе.

Он дернулся, спросил отрывисто:

– А если не блефую?

– Люди просты, – сообщил я ему новость, – я вижу их так, будто читаю раскрытую книгу, где вообще-то одна страница, если честно. Крупными буквами!.. Здесь каждый, даже великий мыслитель, просыпаясь, долго чешется, зевает и еще дольше соображает, кто он такой и что ему надо бы сделать за сегодня.

Он спросил с сарказмом:

– Вы не такой?

Я покачал головой.

– Не представляешь… королевство, где нужно всегда быть начеку? Все люди всегда начеку? Это настолько вошло в плоть и кровь, что они и не знают, что постоянно начеку! Даже выходя из дому, можно погибнуть десятки раз по простой неосторожности, а на улице стоит только перейти дорогу, не позаботившись о безопасности, как собьют, искалечат, а то и убьют, размажут по земле… Я из очень жестокого мира, колдун, и он у меня в крови. Потому среди простых людей… а они здесь все простые, я как волк среди ягнят. Так что можешь блефовать и дальше, но я, видя все твои карты насквозь – весьма мелкие, скажем прямо, – поступлю по-своему.

Он сказал торопливо:

– Постойте! Да, я блефовал. Но кто бы на моем месте поступил иначе?

– Ладно, – сказал милостиво, – понимаю и прощаю. Теперь рассказывай. И не бреши!

Он рассказывал, я слушал и думал, что везде одно и то же, маги мелкие, цели мелкие, а если кто-то из магов каким-то чудом или случаем сорвет куш, то чего могучему оставаться в услужении? Он и без королей проживет.

– Понял, – прервал я, – скучно живешь, если звезд с неба не хватаешь. Даже не знаю, предлагать ли тебе повышение?.. Гм… Впрочем, ладно, в Сен-Мари, это королевство по ту сторону Большого Хребта, в столице Геннегау есть корпус Великих Магов начального уровня. Правда, в целях конспирации он называется иначе и работает под прикрытием.

– Э-э… ваше высочество?

– Под эгидой церкви, – объяснил я. – Эгида – это… нет, тогда лучше не эгидой, а дланью. За раменами церкви и под дланью. Конечно, придется принять некоторые правила, но это так, внешние признаки, а внутри будете наслаждаться полнейшей свободой! Ведь внутренняя свобода – самое высшее завоевание просвещенного общества, не так ли?

– Ну, – сказал он в сомнении, – это как сказать…

– К тому же у человека, – подчеркнул я высокопарно, – всегда есть выбор. Или сотрудничать, или… сам понимаешь, мы начинаем очищение и возрождение, а это значит, инквизиция хорошо здесь поработает при полной поддержке ликующего народа.

– Куда именно идти, в Геннегау? – спросил он.