Вблизи Большого Хребта воздух заметно посвежел, хотя, на мой взгляд, каменная стена должна бы накаляться под жаркими лучами и прогревать воздух вокруг себя, но тут все не так, а разбираться некогда, вон появилась темная точка в основании Хребта и начинает стремительно расширяться одновременно с надвигающейся на меня каменной громадиной.
Бобик промчался вперед, справа и слева от Тоннеля массивные башни из толстых глыб, камня везде вдоволь, рыцари в стальных доспехах по обе стороны даже не смотрят в сторону осточертевшей дороги, где нескончаемым потоком тянутся нагруженные подводы, телеги, могучие волы тащат огромные фуры, идут торговцы, ведя в поводу навьюченных коней…
Странно, если бы Бобик не ринулся к рыцарям. Я с изумлением увидел, что там никакого переполоха, один сразу же подобрал с земли толстую палку и, сделав вид, что бросает в одну сторону, на миг спрятал за спину, а затем с силой швырнул в другую.
Хитрый Бобик все сообразил, не ринулся по новому следу, а развернулся и помчался в нужную сторону, подхватил у самой земли падающее бревнышко и тут же оказался перед его новым другом.
При моем появлении из башни вышли сразу четверо крупных и в прекрасных доспехах рыцарей. Все почти с меня ростом, на белых плащах красные кресты, опоясаны мечами, на поясах мизерикордии, ибо милосердие – закон для рыцаря Ордена Марешаля.
– Приветствую, братья, – сказал я. – Меня зовут брат Ричард.
Один сказал учтиво:
– Мы знаем тебя, брат.
Второй добавил:
– И знаем, как ты много сделал для того, чтобы Орден Марешаля снова вышел на свет божий.
– Во всех наших храмах, – сказал третий, – отслужили в первый же день по благодарственной мессе в твою честь.
– Во славу Господа, – сказал я с неловкостью. – Я только выполнял его волю.
– Во славу Господа, – ответили они вразнобой, но одинаково благочестиво перекрестили кто грудь, кто лоб. – С победным возвращением, брат.
– Уже знаете? – спросил я с недоверием.
– Слухами земля полнится, – ответил первый уклончиво.
– Мы всего лишь, – добавил второй, – лучше других умеем слушать.
– Хорошее умение, – признал я. – Мне бы такое.
Они сдержанно улыбнулись, первый сказал учтиво:
– Оно твое, брат, ибо мы все рыцаря одного Ордена.
– Я счастлив, – сказал я, – что Тоннель в руках марешальцев. И хотя я сохраняю возможность обрушить его в случае крайней опасности, но куда лучше охрана, что не пропустит к нам вражеские полчища, зато обеспечивает, как вижу, бесперебойный поток люда в обе стороны, что так важно для прогресса.
Старший сказал медленно:
– Мне приказано охранять Тоннель. Меня зовут брат Отто, я – граф Шварцбург-Рудольштадт из рода Кенисбергов. Однако, брат…
Голос его показался мне малость смущенным, я спросил настороженно:
– Что-то стряслось?
Он покачал головой и взглянул мне прямо в глаза.
– Нет, брат, ничего. Просто сообщаю решение Совета Магистров, что служит миру и порядку. Ввиду стратегической важности Тоннеля разрешено перевозить через него любые грузы, кроме оружия. А также приветствуется передвижение всех людей, без различия, к какому роду племени и королевству они принадлежат. Это служит божьему плану перемешивания всех людей в один народ, ибо он и был единым во времена Адама и Евы.
– А также, – добавил второй, – невзирая на их сословия и не делая между ними различий!
– Здорово, – сказал я искренне. – Как жаль, что законы Ордена не рулят всем миром и всеми королевствами.
Брат Отто кивнул, лицо становилось все смущеннее, наконец он вздохнул, посмотрел на меня чисто и честно.
– Брат Клаур говорит верно. Разрешено всем, кроме… войск.
Я уставился на него в изумлении, даже арбогастр насторожил уши и пытался обнюхать рыцаря Ордена, но тот отпрянул.
– Это, – проговорил я, – что, распоряжение Совета Ордена?
– Совета Магистров, – уточнил брат Клаур. – Сожалею, брат Ричард.
Я сказал в недоумении:
– Но как тогда я введу армию в Сен-Мари?
Он вздохнул и снова посмотрел на меня чистыми честными глазами человека, абсолютно уверенного в справедливости своей позиции.
– Боюсь, брат, это невозможно. Войска не пропустим ни в одну сторону, ни в другую. Только мирные грузы, только мирные люди. Все войны – зло. Войнами не выстроить Великое Арндское королевство.
Я помолчал, подбирая слова, но ничего не идет в голову, напротив, вылетело и то, что было.
– Войны зло, – пробормотал я в затруднении, – но что делать, если другая сторона не хочет жить мирно?.. А принудить молитвой… вы уверены, что это возможно?
– Все возможно, – ответил он учтиво, но твердо. – Мир стал лучше, а нравы мягче с той поры, как пришел Иисус и отменил все человеческие жертвы!
– Хорошо бы ускорить эти изменения, – сказал я. – Все-таки Иисус когда был… А справедливыми освободительными войнами можно решить быстрее.
– Гражданская война, – сказал он, – для победителей и побежденных одинаково гибельна. И вообще, самое большое зло – победа в гражданской войне.
– Это не гражданская, – напомнил я. – Армия идет с севера.
– Все войны, – заметил он, – гражданские, если они между людьми.
– Что делать, – сказал я, – если хотим пользоваться миром, приходится сражаться.
– Дело воина, – заметил он, – стремиться в бой, дело командира – не торопиться. Ты в самом деле командир, брат?
Я перекрестился и сказал благочестиво:
– Блаженный Августин изрек: «Заповедь «Не убий» отнюдь не преступают те, которые ведут войны по полномочию от Бога».
– Покажите эти полномочия, – сказал он. – Брат, могу сказать, что очень редко войну ведут по заранее определенному плану. Чаще война сама выбирает пути и средства… а те чаще всего нам очень не нравятся, но что-то исправить уже поздно.
– И все же мир создается войной, – сказал я, – а во время войны законы молчат.
– Но не устав, – ответил он с достоинством. – Устав создавался веками. Тебе кажется чересчур миролюбивым?
– Все войны начинаются из-за избытка миролюбия, – ответил я уклончиво, – а добро все-таки лучше побеждает на расстоянии выстрела из лука. Еще лучше – из арбалета. Брат Отто, вы мудрый и ученый человек, я искренне сожалею, что такой человек вынужден носить меч, а не преподавать в университете. Я предпочел бы встретить на посту охраняющего Тоннель человека попроще.
Он скупо улыбнулся.
– И надеялись бы его переубедить? Увы, устав для всех устав. Ученый и неученый повинуются ему одинаково. Сожалею, брат, но мы не пропустим войска. А Тоннель так выстроен, что защищать его нетрудно даже от самой обученной армии. Да, мы слыхали, вы можете его обрушить… Но тогда уже никто не пройдет. Даже мирные люди.
Я вздохнул, развел руками.
– Ладно, но одного меня пропустите?
Он кивнул, на лице ясно проступило облегчение.
– Разумеется, брат. Один человек – не армия.
– Хорошо, – сказал я. – Только вернусь к приближающейся армии и сообщу, чтоб вернулись в свои лагеря.
Он поклонился, я развернул арбогастра и пустил его в обратную сторону.
Бобик по дороге задавил такого здоровенного кабяняру, что захекался тащить и чуть ли не впервые позорно отстал от арбогастра. А тот увидел большой отряд со знакомым всадником во главе, добавил скорости.
Норберт остановил коня, но не успел я покинуть седло, как прибежал Бобик и сунул ему кабана. Норберт даже не пытался взять этого монстра, а только сделал вид, что принимает, и кабан бухнулся на землю, вызвав небольшое сотрясение почвы.
– Молодец, – сказал Норберт, – умница! Хорошая собачка, хорошая…
Обрадованный Бобик встал обеими лапами на спину дрожащего в ужасе коня, лизнул всадника в щеку и, отойдя на пару шагов, грохнулся на землю, тяжело дыша и высунув язык.
Норберт посмотрел на меня с недоумением, я высвободил одну ногу из стремени, но так и остановился в задумчивости.
– Ваше Величество, – проговорил Норберт, – вы как-то вроде бы не с той стороны… Потеряли дорогу? Голова закружилась?
Я ответил с показной беспечностью:
– Уже побывал, все увидел, ничего интересного.
– И как там в Геннегау? – полюбопытствовал он. – Нас еще помнят? Вы кого-нибудь уже успели… обидеть?
Я покачал головой.
– Имеете в виду, конечно, женщин? Увы, до Геннегау не добрался, Тоннель закрыт. Спешу предупредить вас с Альбрехтом, что диспозиция меняется.
Он охнул.
– Как… закрыт?
– Тоннель охраняют рыцари Ордена Марешаля, – пояснил я. – А им устав, видите ли, запрещает пропускать воинские части хоть в одну сторону, хоть в другую.
Он проговорил с нажимом:
– Они смеют не пропускать даже вас?
– Прекраснодушные дураки! – сказал я. – Подчиняются только Господу, так у них в уставе. Да еще великому магистру.
Он пробормотал:
– Не подчиниться Ричарду… это почти святотатство. Или это я вас уже обожествляю, как дикие язычники своих царей?
– Я не хочу с марешальцами ссориться, – объяснил я, – хотя в будущем хорошо бы их устав подкорректировать в сторону большей реальности.
– Это какой?
– Правильной, – пояснил я. – Как вижу ее я.
Он спросил с тревогой:
– Но что теперь?
– Армию не пропустят, – пояснил я, – но если спрячете оружие и доспехи под плащами, кто помешает вам с графом Альбрехтом проехать среди прочих торговцев, купцов и караванщиков?
Он поморщился.
– Тогда не помешает мне взять с собой побольше верных людей… тоже под видом караванщиков. Это не поможет, даже если вот так переведу на ту сторону сотню-другую. Армию не спрячешь. Ваше Величество, вы что, только предупредить?
– А что делать? – огрызнулся я. – Все ускорилось, барон. Многое нужно успеть, времени в обрез, а быстрее меня никто не носится. Вообще-то мне самому начинает казаться, что с армией я поторопился. Это слишком лобовое решение или я теряю хватку?
Он ответил сдержанно:
– Очень надеюсь, что не так.
– В общем, – сказал я, – жду вас с Альбрехтом в ставке рейнграфа. Он, как понимаю, по-прежнему охраняет побережье на случай повторной высадки пиратов.
– А где именно его ставка?
Я пожал плечами.
– Кто знает? Скорее всего, на главном направлении.
– А какое главное?
– Откуда пираты могли бы, высадившись, сразу пойти на Геннегау. По прямой.
– Понятно, – сказал Норберт. Глаза его бодро заблестели. – Все сделаем, Ваше Величество, как вы и сказали. Должен сказать, вы хватку не теряете, это точно. Я сумею и сам пройти, и с собой провести хотя бы сотню лучших из лучших.
– Не рискуйте, – сказал я строго. – Нам не нужно задираться еще и с Орденом. Это наши надежные союзники.
Он поинтересовался на всякий случай:
– А вы не с нами?
– Увы, – ответил я. – Хотя хотелось бы.
– Ваше Величество?
– Съезжу в Сен-Мари, – объяснил я, – и попытаюсь узнать, что там в Гандерсгейме.
Он сказал быстро:
– В основном там вестготские лорды, которых вы оставили с воинскими подразделениями в десять тысяч человек.
– Вы и это знаете? – сказал я с удовлетворением. – Хорошо, я могу их вывести оттуда и внезапным ударом захватить Геннегау.
– Геннегау без ворот, – напомнил он. – Захватить его легко, защищать трудно.
– Армии стальграфа и рейнграфа, – сказал я, – всегда наготове. Как только Вирланд снимет войска, что перекрывают им все выходы, и пошлет на освобождение Геннегау, они ударят ему в спину.
Он подумал, покрутил головой.
– Надеетесь управиться теми силами, что в Сен-Мари? Хорошо бы, но больно рискованно.
– У кого совсем нет козырей, – сказал я бодро, – тот блефует. Мне это иногда удавалось.
Он посмотрел на меня и покачал головой.
– Вам это удавалось всегда. Но не спугните счастье. Блеф – это крайняя мера. И когда-то удача вам изменит.
Я вскинул было руку в прощании, затем в радостном озарении хлопнул себя по лбу.
– Барон! Возьмите с собой через Тоннель знамена разных частей нашей Познавшей Радость Побед. Провезите тайно среди тюков товара, а на той стороне установите где-нибудь на опушке леса, но так, чтобы местные видели. Дескать, огромная армия грозного Ричарда, что явился для беспощадного возмездия, уже идет через Тоннель и накапливается в лесах для свирепого и кровопролитного удара.
Он посмотрел в удивлении, но тут же лицо посветлело, а глаза радостно заблестели.
– Сэр Ричард, это… великолепно!..
– Знаю, – согласился я со скромностью, – я весь такой. Может быть, даже назовусь Ричардом Великолепным! У меня такой выбор кличек, такой выбор…
– Местные, – сказал он, – сразу разнесут, что половина нашей армии уже прошла на эту сторону! Вы же знаете, как слухи растут, обрастают. Скоро все королевство будет знать, что наша армия накапливает силы, поджидает обозы, после чего двинется на Геннегау и все предаст огню и мечу.
– И все предаст огню и мечу, – повторил я. – Верно, будем всячески поддерживать этот слух.
Он сказал бодро:
– Чем больше паника, тем выше наши шансы.
– Только никого из чужаков не подпускайте близко!
– Как можно, – ответил он. – Никто ничего не заподозрит, Ваше Величество!.
– Барон, я на вас рассчитываю.
Он заверил:
– Мои люди будут и потом подходить мелкими группами, маскируясь под торговые караваны. Так что видимость будем не только поддерживать, но и расширять.
– Где сейчас Альбрехт?
– Идет с тяжелой конницей, – сообщил он. – Вообще-то не так уж и далеко от нас отстал, но их кони устанут быстрее. Сейчас, наверное, уже собираются на привал…
Я подумал, махнул рукой.
– Ладно, полчаса – не время. Дам еще и ему ценные указания.
Он покачал головой.
– Вы король, Ваше Величество. Ваше ли дело вот так носиться?
– Переходной период, – объяснил я с досадой. – Ничего, все наладим, сяду на трон, напьюсь, передо мной баядерки всякие плясать будут… Эх!
Бобик подхватился, ринулся с такой скоростью, что вскоре исчез, оставив быстро тающее облачко пыли на дороге. Я вскинул руку в прощании, и арбогастр пошел ускоряющимся галопом, стараясь догнать обнаглевшую собаку с неспортивными замашками.
Сердце забилось радостнее, вдали возникла и начала стремительно приближаться праздничная колонна красиво и пышно одетых в разные чистые цвета рыцарей, а во главе, самый франтоватый из них, граф Альбрехт Гуммельсберг, барон Цоллерна и Ротвайля.
Даже конь под ним от султанчика из перьев между ушами и до копыт разукрашен, словно собрался на праздник. Остальные разодеты не менее ярко, но граф еще и ухитряется держаться франтом, который даже в самом жестоком бою умеет не запачкаться, разве что получит пару засечек на панцире.
Бобик уже прыгает вокруг него, распугивая остальных коней, выказывает дружбу, арбогастр перешел на простой галоп – рысь и наконец остановился.
Я вскинул руку, рыцари по жесту Альбрехта придержали коней, а сам он на рысях примчался ко мне.
– Ваше Величество?
– Обстоятельства меняются, – сказал я. – Рыцари Ордена не пропускают через Тоннель, но задираться с ними не будем. Вы проберитесь на ту сторону, прикинувшись торговцем, у вас и вид такой… да и вообще что-то в вашем благородном облике есть эдакое хитроватое, будто вы жулик из жуликов. Если сумеете, замаскируйте несколько своих лучших героев, их тоже на ту сторону. А все армию храмовники не пропустят.
Он слушал внимательно и встревоженно.
– А вы, Ваше Величество?
Я скривился.
– Тоже пройду на ту сторону, иначе мы все делаем зря. Наше дело правое. Даже не просто правое, а как бы совсем абсолютно правое! В Сен-Мари мятеж против законно избранного короля, это нелегитимно и очень опасно. Нельзя позволять всяким там свергать королей. Результаты выборов должны быть обязательными для всех, а кто против демократии – того на виселицу!
Он поморщился.
– Ваше Величество…
– Не вашевеличествуйте, граф, – оборвал я. – Я па-анимаю, с какой вы это интонацией! Думаете, о своей шкуре забочусь?.. Конечно, о своей. А заодно и о мировом порядке, примате законности и соблюдении демократичных основ и прав. Разве на всеобщих, равных и демократически прозрачных выборах в Сен-Мари слово и право голоса не были в соответствии с демократическими принципами предоставлены каждому человеку, начиная от герцогов и вплоть до баронов?
– Было, – согласился он, – но сейчас стоит ли возвращаться к той системе?
– Для начала, – ответил я мрачно. – Для начала, граф. На той стороне Хребта я поспешу в Гандерсгейм. Там наши войска. Пусть их немного, но все же… И, главное, подумываю отыскать адмирала Ордоньеса, он не мог уплыть далеко, а у него на корабле король Кейдан.
Он расширил глаза.
– А Кейдан… зачем?
– Надо использовать, – объяснил я. – Победу можно получить в долгой и кровавой резне, а можно и пройти фуксом. Если объявить в Сен-Мари, что мы явились возвращать трон законно избранному правителю, которого, все знают, ненавижу, моя репутация упадет или подпрыгнет?
Он поморщился.
– Понятно, подпрыгнет, но стоит ли восстанавливать на троне осточертевшего Кейдана?
– А репутация? – повторил я.
Он буркнул:
– Не представляю, зачем это в долгой перспективе.
– А зря, – сказал я наставительно, – вы знаете, как часто идиоты твердят фразу: «Я ненавижу ваши убеждения, но готов отдать жизнь, чтобы вы могли их высказывать свободно». Даже не представляете, сколько на свете тупоголовых!
Он посмотрел с великим удивлением:
– Чё, правда?
– А вы сами с дураками не сталкиваетесь на каждом шагу?
– Нет, – сказал он, – я о фразе. Что, в самом деле есть такие, что готовы отдать жизнь…
Я отмахнулся.
– Нет, конечно! Зато звучит как красиво. И чем человек глупее, тем чаще повторяет. И напыщеннее. А так как дураками мир заполнен, то надо делать вид, что и сам такой, живешь их заботами, радостями, чаяниями, любишь пиво и ходишь на футбол… в смысле, на турнирные бои… К тому же дураками управлять легко, нужно только почаще говорить им, что они свободные и демократичные, живут своим умом… ха-ха, у муравья ум помасштабнее!.. А мы, короли, лишь выполняем их желания. И можно запрягать этих остолопов, как хотим.
Он вздохнул.
– Да понимаю, что когда вроде добровольно, то работают лучше, чем когда из-под палки. Но все-таки вторгаться в Сен-Мари под лозунгом восстановления на троне…
– …демократии и общечеловеческих принципов, – подсказал я. – В лице его величества короля Кейдана!
Он сказал безнадежным голосом:
– Это Кейдан демократ и этот, как его…
Я отмахнулся.
– Граф, а наша пропаганда на что? Народ поверит во что угодно, он дурак, если все подадим правильно.
Он покачал головой, сказал совсем тускло:
– А Кейдану хоть скажем?
– Что идем восстанавливать его на престоле? – спросил я. – А нужно ли?.. Пусть себе остается там, где и прячется.
– Ну да, – пробормотал он, – что заслужил, то и получил. Хотя, понимаю, под такое знамя на вашу сторону сразу встанут все сторонники Кейдана.
– Это же хорошо!
– А как с ними?
– После победы? – спросил я деловито. – Полагаю, большая часть погибнет в процессе восстановления демократических основ и восстановления легитимности. Остальных объявим врагами народа или шпионами, это по выбору, и вышлем…
– Куда?
Я подумал, сказал с неуверенностью:
– Например, на острова… Австралию уже открыли?
– Какую еще Австралию?
– Понятно, – сказал я, – ничего, у нас такой флот, все откроем, потом хрен закроешь. Главное, агентов влияния выявить вовремя и обезвредить. Мелких тихо и бесшумно в темных подворотнях, крупных – со скандалом и разоблачениями. Мы строим демократичное и правовое государство, у нас все будет прозрачно и как бы доступно!..
Он пробормотал:
– Это если Кейдан еще жив…
Я подумал, кивнул.
– Да, конечно. Некоторые мои противники исчезают как-то тихо, даже и не поймешь, погибли где-то или затаились, тот же Хоффман исчез без следа… Но Кейдан, думаю, так просто не исчезнет.
– Слишком крупная фигура?
– Не слишком, но короли так просто не исчезают. Потому лучше мы его используем в своих интересах, чем кто-то против нас. В общем, граф, вы поняли все, по хитрым и блудливым глазкам вижу. Потому… встретимся на той стороне Хребта. Вас там будут ждать люди Норберта.
О проекте
О подписке