Глава 2

Укорачивающаяся свеча похожа на рукоять, откуда торчит узкий оранжевый клинок, длинный и настолько острый в верхней части, что края просто исчезают из видимости. Свет почти солнечный, такой же теплый и оранжевый, перо искрится в нем, словно покрыто мельчайшими алмазиками, свет падает на лист бумаги привычно слева, я скрипел пером по ней быстро, в конце привычно посыпал мелким песком и, не сворачивая, протянул Жерару.

Он принял с поклоном, брови взлетели в вопросительном жесте.

– Передайте Куно, – велел я.

– Будет сделано, ваша светлость, – ответил он с новым поклоном.

– А затем с его подписью, – добавил я, – галопом в Тараскон!

Он спросил недовольно:

– А без его подписи нельзя?

– А это, – объяснил я, – чтоб и он отвечал за стройку. Сэр Жерар, не ревнуйте! Короли обычно стараются сосредоточить всю власть в своих руках, за что обычно и платятся головами, но я мудер и щедр! Позволяю пахать и пахать, чтоб морда в мыле, зато вы все при деле, не до фронды.

Он подумал, сказал с сомнением:

– Вам виднее, ваша светлость…

Он отступил за дверь, а я подумал, что многие склонны путать два понятия: «Отечество» и «Ваше светлость». А уж когда доходит до «Вашего Величества», так ваще… Впрочем, все правильно, и крылатая фраза «Государство – это я» кажется курьезом только тем, кто жил при других формациях.

А так все верно, государство – это я, так считают все мои феодалы, воины и даже простолюдины. Особенно этой идеи придерживается рыцарство. Оно связано со мной клятвой верности и ревниво следит, чтобы нигде не было умаления моей чести и достоинства, потому что это умаление чести Армландии, армландскости и вообще всего нашего воинства.

Ревниво блюдут мои интересы даже там, где я сам не вижу умаления их достоинства. Мы равны, как я постоянно подчеркиваю, мы же рыцари, мы одна семья, они с этим радостно соглашаются, хотя деликатно напоминают, что даже в самой дружной и лучшей семье кто-то из братьев обязательно старший, но сейчас вот сходятся в главный зал, чтобы выстроиться вдоль прохода и демонстрировать всем прочим смиренным видом, насколько я силен, велик и ужасен. Вот уж действительно, короля играет свита.

Бумаг куча, пересмотрел только часть, снова появился Жерар, во взгляде укоризна.

– Ваша светлость, обед подан.

– Тащи сюда, – велел я.

Он не сдвинулся с места, надменный и величавый, только выше вздернул подбородок.

– Ваша светлость?

– Что не так? – спросил я.

– Обед, – напомнил он. – Вы желаете обедать в одиночестве?

– Ну да, – сказал я нервно, – изволю. А чё? Пожрать по-быстрому, вон сколько дел! Могу слюнявчик повязать, чтобы циркуляры не испачкать.

Он не сводил с меня укоризненного взгляда.

– Ваша светлость… это может быть истолковано…

– Как?

Он повел плечами.

– Не так.

– А как?

Он снова пожал плечами.

– Не так, как нужно. Обедать необходимо со своими людьми. Муж обедает с женой и детьми, а лорд с соратниками. Так не просто принято. Так… нужно.

Я поморщился.

– Да знаю-знаю. Обед – тоже работа. Хорошо, вели подавать в малый зал.

Он наклонил голову.

– Уже подают.

За длинным королевским столом сидят и чинно ведут беседы лорды из моего ближайшего окружения, что весьма зыбкое по границам. Как будто бы и не ждут, когда же наконец подадут горячее, чтоб начать обжираловку.

При моем появлении встали, слуги тут же начали заносить блюда. Сэр Альвар повертел головой и сказал озабоченно:

– Ох, сэр Ричард…

– Что случилось? – спросил я.

– А где же леди Розамунда?

Я поинтересовался недовольно:

– А что, она член военного совета?.. Да вы ешьте-ешьте!

Он беспомощно развел руками.

– Нет, но мы как-то ожидали… Прекрасная и благородная леди, это же такое украшение… И все лорды не против, еще как не против…

Я опустился в свое венценосное кресло, на меня смотрят в ожидании мудрых слов и поступков, я указал слугам, что мне положить, а что убрать, сердито покачал головой.

– Нет. Эту красивую декорацию используем только для приемов. Чтоб не затрепалась. Еще можно на больших пирах-зрелищах, а сейчас зачем? Мы в тесном кругу единомышленников.

По лицам жующих лордов видно, что еще как бы зачем, но смолчали, только Альвар проронил:

– Даже обычный обед в присутствии красивой женщины превращается в пир.

– Благородные мужчины, – возразил я, – все равно, что красивые женщины. Удовольствуемся этим!

– Не родись красивой, – бухнул сэр Растер, – а родись мужчиной! Сэр Ричард прав, женщины даже пить не умеют. Что им за нашим столом делать? Только хихикать?

– Так это же замечательно, – сказал сэр Альвар с энтузиазмом. – А то все такие серьезные… Кстати, с герцогом Ульрихом прибыла его жена, благородная леди Кларенсия. Надеюсь, леди Розамунда сумеет достойно принять благородную герцогиню. Сэр Ричард умно поступил, избрав самую красивую женщину себе в… гм… спутницы.

Граф Ришар сказал с некотором сомнением:

– Но леди Розамунда не жена сэру Ричарду, в то время как леди Кларенсия…

Жерар прервал с самым почтительным поклоном:

– Благороднейший сэр Ришар, осмелюсь напомнить, леди Розамунда происходит из знатнейшего и древнейшего рода Меровингов! Даже у Его Величества Кейдана, не говоря уже о герцоге Ульрихе, нет таких знатных предков.

Граф Ришар кивнул.

– Я тоже надеюсь, знатная родословная смягчит известие, что она не жена сэру Ричарду.

Я помалкивал, пусть сражаются и выясняют всякое такое поверх моей головы. Дальше обед проходил в молчании, когда слышится только треск раскалываемых на зубах костей, да сэр Растер мощно колотил берцовой костью о край стола, выбивая костный мозг, потом плескалось вино в кубках и чашах, все по ритуалу…

Сэр Растер наклонился ко мне и рыкнул тихонько:

– А сами вы что думаете, сэр Ричард?

– Как поставить паровой котел, – ответил я кротко, вставая.

Он посмотрел оторопело и на всякий случай отодвинулся вместе с креслом. Сам он расположился за столом, как в осажденной крепости, которую никогда не сдаст, но рыцари поднялись следом за мной, и он неохотно встал, хотя еще не все выпито, а это как бы и не сидели вовсе.

– Государство зовет, – сказал я со вздохом. – Все в приемный зал, будете играть короля…

– Короля? – переспросил барон Альбрехт.

– Мою светлость, – поправился я нехотя. – Что с вашим чувством юмора, барон? Короля играет свита! Поясняю, чем у вас серьезнее лица, тем серьезнее принимают мое майордомство. И нашу власть.

Барон Альбрехт по дороге к залу для торжественных приемов выглянул в окно, присвистнул.

– Поглядите-ка… Герцог Ундерлендов Ульрих никак уже прибыл? Это же его свита въезжает во двор?

Альвар Зольмс посмотрел через его плечо, охнул.

– А кто эта красотка рядом с ним?

– Жена, – ответил барон.

– Да быть такого не может! Сэр Ричард, взгляните?

Из окна видно, как из коляски перед парадным входом дворца легко выпорхнула очаровательная женщина, настолько легкая и по-детски живая, что я пробормотал:

– В самом деле жена? Что-то молодая слишком… Эликсир молодости отыскала?

Барон Альбрехт удивился:

– Какой эликсир? Что-то вы, сэр Ричард, просто помешаны на всякой чертовщине!

Я покосился на него с неудовольствием.

– Я помешан?

– Ну да, – сказал он с укором, – чего вдруг везде искать козни чернокнижников? А то скоро и нас потащите на костры. Просто это уже третья жена его светлости.

– Развелся?

Он посмотрел с удивлением.

– Что?.. Как это?.. Просто первая жена обладала своенравным характером и настояла, чтобы муж брал ее с собой на охоту. Герцог был молод и согласился. На первой же охоте ее конь понес, молодая герцогиня выпала из седла и убилась головой о дерево. Он горевал долго, но время шло, женился на благородной леди из рода Керовингов. У нее характер оказался тоже не сахар: однажды во время длительной отлучки мужа пошла, заскучав, купаться на озеро, взяв с собой всего двух служанок. Эти дуры вообще не умели плавать, и когда леди, заплыв на середину озера, вдруг начала барахтаться и кричать, только бегали по берегу и вопили… Потом врали, что их госпожу утащило подводное чудовище.

Я сказал с сочувствием:

– Да, не повезло герцогу…

– Это как сказать, – заметил Альвар. – Молодая жена лучше старой, ха-ха!.. И красивая.

– Повезло, – возразил Альбрехт, – или не повезло, пока сказать трудно. Эта красавица… гм… просто огонь. Сидела бы дома, но настояла, чтобы взял с собой.

– Значит, – рассудил я, – герцог сам предпочитает женщин, а не баб. Хотя с женщинами управляться труднее, зато…

Граф Ришар молча наблюдал за гарцующим на коне бравым герцогом, на лице проступило озабоченное выражение.

– Сэр Ричард, – бросил он вполголоса, – знает, что говорит.

– Да-да, – согласился Альбрехт лицемерно кротко, – потому даже леди Розамунду держит на дистанции.

– Служанки проще, – согласился Альвар. – А что у них наравне с конюхами… то сэр Ричард на это внимания не обращает.

Я нахмурился, шуточки задевают, но стараюсь улыбаться беспечно и великодушно.

– Сен-Мари побольше Ундерлендов, дорогие друзья. А в чем, сэр Альвар, видите разницу между леди и служанкой, просто не понимаю. Их оборки на платьях сравниваете? А если платья снять, отличия отыщете?

Рыцари ржали, сэр Альвар хмурился, ответил с достоинством:

– Благородная леди может усладить благородной беседой…

Я ответил грубо и по-солдатски под дружный хохот:

– Я в постель к ним прыгаю не беседовать!.. Ладно, хватит. Понимаю, мне самому интереснее торчать у окна… но кому-то и государствовать надо?

Они затопали вслед, сытые и довольные, как кони. Я шел через залы и держал на лице довольную улыбку, я же теперь не столько человек, как олицетворение правления, посматривал на кланяющихся с довольной улыбкой. Все кажутся веселыми и одинаковыми, но даже вот сейчас могу сказать, что партия немедленного вторжения в Ундерленды держится несколько отдельно, партия конкисты на Юг – отдельно, а еще здесь присутствует и довольно сплоченная партия сторонников короля. Одни из-за вассальной преданности, другие страшатся лишиться вольностей, тяжесть моей длани уже ощутили…

До чего же раньше все было легче и проще! Существовала только одна партия: преданных мне лично, остальные – присоединившиеся, да и те постепенно пополняли эту единственную партию.

И все эти группы руководствуются чувствами, и ни одна – умом. Глупо вторгаться в Ундерленды, король вот-вот сам прибудет в Геннегау, еще глупее кричать насчет крестового похода на Юг, через океан вплавь? Разве что сторонников Кейдана понять можно, это самые осторожные и тщательно продумывающие каждый шажок. Но даже они глупят: ясно же, что власть уже не выпущу. И подлизываться правильнее к новому правителю. Дураки, даже это понимают не все.

В зале для приемов пахнет горячим воском, женскими притираниями, мужским потом, что почти неотличим от конского, народу чуть ли не битком. Впереди пошли сэр Жерар и двое пышно одетых стражей, парни из Армландии, надежные и преданные, можно сказать – влюбленные в своего майордома, образовался достаточно широкий проход.

Мужчины сорвали шляпы и склонили головы, женщины мило присели в позе покорности.

Когда я подходил к невысокому помосту, где два кресла с высокими спинками, из двери, что за на этой стороне, вышла блистающая леди Розамунда, прекрасная, сверкающая белозубой улыбкой и жемчужинами, что и на ее графской короне, и вплетены в волосы, и осыпают платье от воротника до низа подола.

Мужчины ее встретили восторженным гулом, женщины кислыми улыбками и завистливыми взглядами. Блистательная и гордая, с гибким станом, она грациозно поднялась по двум ступенькам со своей стороны, я прошел прямо к моему креслу, сели одновременно, одарив подданных милостивыми улыбками.

Леди Розамунда продолжала улыбаться красиво и победно, а я воссел на трон, руки на подлокотниках, и уставился прямо перед собой, как египетский фараон. Спину приходится держать неестественно прямо, как и взгляд, никто ничего не должен прочесть на моем лице, а то такое прочтут…

– Ваша светлость, сэр Ричард, послы из Турнедо!

Отворились широкие парадные двери, загремели трубы. В зал вошли двое вельмож, оба красивые, осанистые и величественные, всем видом выказывая довольство – прибыли из страны богатой и могущественной, заулыбались почтительно и приветливо.

Церемониймейстер провозгласил громко:

– Лорд Кьюрдик, граф Иорпекский, полномочный посол Его Величества короля Гиллеберда, и граф Гердер, его поверенный в делах, к его светлости майордому сэру Ричарду!

Лорд Кьюрдик первым сорвал с головы шляпу и, красиво взмахнув ею, словно разгонял запахи, ловко преклонил колено и сам склонился, глядя в пол. Граф Гердер чуть-чуть замешкался, всматриваясь в меня намного внимательнее, чем коллега, но тоже склонился в таком же поклоне.

– Добро пожаловать, – сказал я, стараясь не двигать лицом, но держать его неизменно слегка приветливым, – в королевство Сен-Мари. Вам будет оказан самый радушный прием, предоставлены лучшие покои, как самым дорогим гостям.

Сэр Кьюрдик поклонился, бросил быстрый взгляд на блистательную женщину рядом со мной.

– Мы растроганы, ваша светлость…

– Уверен, – закончил я, – ваши усилия в переговорах приведут к взаимовыгодному сотрудничеству и скрепят наш все крепнущий и крепнущий союз.

Оба слушают внимательно, я видел, как блестят их глаза, схватывая цепко любое мое движение, как запоминают интонации, жесты, выражение лица, движение губ и бровей и хотя периодически кланяются, но не упускают ни единого нюанса из сказанного и увиденного.

– Если понадобится уточнить какие-то детали, – закончил я заранее заготовленной фразой, – мы готовы обсудить их в приватной беседе.

Выслушав, граф Кьюрдик сказал с поклоном:

– Ваша светлость, сэр Ричард…

Я сделал небрежное движение пальцами, они с опущенными головами пятились до самой двери, я ждал, что хотя бы там синхронно повернутся и выйдут, но в такой сверхпочтительной позе, что должно бы мне льстить безмерно, и переступили порог.

Стражи молча сомкнули обе половинки двери, отрезая предбанник от нашего торжественно-праздничного сборища.

Церемониймейстер объявил громко:

– Сэр Гаргвик, владетельный лорд поместья Шелдонка, барон Яренгейта, Елаубинга и Кровавой Долины!

Я не моргнул и глазом, хотя сразу вспомнил это имя среди тех, кто поддержал герцога Джонатана Меерлинга, ныне заключенного под стражу.

Мои лорды заговорили между собой, голоса грозные, обрекающие, а те, что стоят от меня справа и слева, еще и засопели, как драконы, готовые изрыгнуть огонь.

Двери распахнулись, из зала ожидающих вошли, согнувшись, двое пышно одетых дюжих слуг, в руках тяжелый сундук. Кого боятся, тому приносят дары, чтобы задобрить более сильного и свирепого, знаем, проходили.

За ними топает с самым смиренным видом невысокий плотный мужчина в скромном камзоле, потертых штанах и видавших виды сапогах. На почтительном расстоянии от трона он преклонил колено, слуги откинули крышку сундука и отступили на шаг со склоненными головами.

Мои рыцари вытягивали шеи, по рядам прокатился завистливый вздох. По самую крышку сундук наполнен золотыми монетами, драгоценными перстнями с камешками, золотыми кубками, торчит край полузасыпанного подноса, естественно, золотого и украшенного дивной росписью.

Леди Розамунда прошептала восторженно:

– Какая красота!.. Я таких еще не видела.

Я сделал вид, что даже не услышал, нечего меня подталкивать к тому или иному выводу, женщинам не место среди лиц, принимающих решения.

Поймав мой взгляд, сэр Гаргвик произнес смиренно:

– Мой дар майордому сэру Ричарду с заверениями в полнейшей покорности и готовности выполнить любое повеление!

Я помолчал, давая всем время насладиться моментом, затем сказал громко:

– Спасибо, сэр Гаргвик, за щедрый дар. Я ценю его по достоинству. Принимаю вашу клятву верности. В свою очередь обещаю защищать ваши владения, ваши интересы и вашу честь. А мое повеление таково: возвращайтесь в свои владения и постарайтесь, чтобы ваши подданные жили счастливо, в довольстве, чтобы крестьяне собирали обильный урожай, а овцы давали хороший приплод!

Сэр Гаргвик поклонился и с чувством явного облегчения отступил. Мои слуги подхватили сундук с дарами и унесли, но за ними пошел один из помощников сэра Жерара.

Я был доволен своей речью, пока не услышал, как барон Альбрехт пробормотал задумчиво:

– Чтоб овцы давали двойной приплод… Что наш сюзерен имел в виду?

Растер наклонился к его уху и что-то сказал, после чего грубо заржал, на лицах других рыцарей появились улыбки.

Я метнул сердитый взгляд, мало ли их сюзерен оговорился, я же стараюсь сделать речь образнее и цветистее, чтобы они хоть что-то да поняли, так что не фига ловить на слове.

– Леди Беренгентия, урожденная Клауносская с просьбой к его светлости!

Вперед вышла, обеими руками придерживая с двух сторон подол платья, молодая девушка с чистым трогательным личиком обиженного ребенка, пухлыми губами и невинным взглядом.

Мои рыцари сразу оживились, задвигались, выпрямляя спины и раздвигая плечи. Кое-кто подкрутил усы, Альвар Зольмс выпятил грудь, а Палант громко вздохнул, только улыбка леди Розамунды стала чуть напряженнее.

Леди Беренгентия присела в поклоне и осталась так в ожидании. Я оценивающе посмотрел в ее низкий вырез платья, этого все от меня ждут, я должен быть предсказуемым в определенных пределах, подобное действует успокаивающе на подданных, к тому же леди Беренгентия ощутила себя увереннее, не зря же старалась делать декольте пошире и глубже.

Я тихонько поинтересовался у сэра Жерара:

– Это хто?

Он не стал повторять, кто она, сказал на ухо горячим шепотом, все равно леди Розамунда слушает очень внимательно и ревниво:

– Ее опекун очень уж вольно обращается с ее владениями. Так говорят во дворце.

– А на самом деле?

Он метнул взгляд на леди Розамунду, пожал плечами.

– Вообще-то, если честно, я не увидел особых нарушений. Там все было до его опекунства так запущено и загажено, что я бы сам сперва что-то почистил, от чего-то избавился, одних бы выгнал в шею, других взял…

Я кивнул и заговорил громко:

– Леди Беренгентия! Как я понял, вы сирота, а это у всех вызывает участие. В чем заключается ваша просьба?

Не поднималась, она прошептала:

– Мой опекун тиранит меня.

Я нахмурился, еще раз скользнул якобы внимательным взглядом по нежным округлостям, выпирающим из декольте. Щечки леди сразу же начали медленно розоветь, она подняла на меня молящий взор, в котором я достаточно отчетливо увидел ее нагую и жаркую в постели, в то же время ощутил, как справа от меня накаляется, продолжая милостиво улыбаться, леди Розамунда.

– Это нехорошо, – сказал я важно и с полнейшим участием в голосе. – Мы во всем разберемся. При посвящении в рыцари все даем клятву защищать Господа,